остановил поток мысли и вернулся к вопросу Дженси.

– Последнее время я боюсь причинить вред кому бы то ни было. Я несколько непредсказуем. Даже для самого себя.

– Саймон считает, что ты слишком быстро снижаешь дозу опиума. Он велел мне не вмешиваться, но, боюсь, я не очень послушная жена.

– Послушные жены обычно такие зануды. Но, Дженси, ты же не будешь запрещать тонущему человеку пытаться доплыть до берега.

– А вот паника тут ни к чему. Мне кажется, ты должен…

– Не надо! – Это прозвучало несколько жестче, чем он намеревался, и Дэр закрыл глаза. – Извини. Но не надо. Не надо меня наставлять. Не сейчас. После шести часов можешь говорить все, что хочешь. Мне скорее всего будет все равно.

Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы посмотреть на нее. Когда Дэр приоткрыл глаза, он увидел, что ее лицо алеет от унижения. Саймон убьет его.

Но она сказала спокойно:

– И ты меня прости. Не следовало этого говорить.

Они услышали шаги.

– Она любит тебя слишком сильно, – сказала Дженси, прежде чем выйти, закрыв за собой дверь. Он прислушался к приглушенным голосам, а затем хлопнула входная дверь.

Ушли, ушли, ушли.

Он еще побродил по комнате, совершенно забыв, что привело его сюда, чувствуя себя одиноким и покинутым, как еще никогда в жизни. Его разрывали два страстных желания: его тянуло к Маре и к чудовищу. Одну он, возможно, никогда не получит. Другой был доступен в любой аптеке, всего лишь за пенни, если он только решит сдаться.

Тиканье массивных мраморных часов на каминной полке эхом отдавалось у него в голове. До приема оставалось два часа, а эти чертовы часы тикали так медленно. Он сжал их с такой силой, словно это могло заставить их идти быстрее.

Эти гости, эти друзья, чертовы друзья, чертовы во все вмешивающиеся друзья превратят его жизнь в ад.

Но с другой стороны, разве она уже не была адом?

Прогулка по Сент-Джеймсскому парку успокаивала нервы. Если бы Мара после напряженного разговора с Дэром сидела сейчас в своей комнате, припоминая каждое слово и каждую интонацию, то там бы, наверное, она сошла с ума.

Лакей в ливрее Сент-Брайдов шел в нескольких ярдах позади.

– Нам и вправду нужен эскорт? – спросила Мара, когда они завернули на Дьюк- стрит.

– Саймон переживает.

– Интересно, что, по его мнению, может с нами здесь произойти?

– Мне кажется, он боится, что я могу заблудиться. Он говорит, здесь есть довольно неприятные районы.

– Это правда, но я думаю, вся проблема в том, что он очень сильно тебя любит.

Дженси улыбнулась, но добавила:

– Жаль, что нам, женщинам, нельзя так же проявлять заботу о своих мужчинах.

Мара сжала руку Дженси, помня, в каком отчаянии та была, когда Саймон был ранен. Мысль о том, что Дэр снова может быть ранен, ужаснула ее, мысль же о его смерти…

Это просто невозможно! Мара прикоснулась к лифу платья, чтобы убедиться в том, что брошки там нет. Талисман. Если в Брайдсуэлле и была какая-то магия, то она надеялась, что смогла передать часть ее Дэру.

– Мы с Дэром об этом разговаривали, – сказала она и поведала Дженси про Анну, разыскивающую своего Канута, томящегося в заточении.

– Ты и вправду собираешься опубликовать роман? – удивленно спросила Дженси.

– Нет. Это просто для развлечения. Дэру нужно отвлечься.

Дженси кивнула:

– Ты права. Саймон всякое о нем рассказывал, но сейчас он обращается с ним как с умственно отсталым, если ты понимаешь, о чем я.

– Да, да, понимаю. А я тащу его из кровати прямо на бега. Но возможно, я причиняю ему больший вред.

Дженси прикоснулась к руке Мары.

– Уверена, что нет. Знаешь, в нем появилось что-то, чего не было несколько недель назад.

– Одышка?

Дженси улыбнулась и покачала головой:

– Возможно, он выглядит как больной, который наконец-то выбрался на солнце. О, смотри, вон ребята Дэра. Поиграем с ними?

Мара повернулась и увидела Пьера и Дельфи, играющих в мяч под присмотром своих гувернанток.

– Конечно. – Мара была счастлива от мысли, что ей удалось привнести немного света в жизнь Дэра. – Откуда ты знаешь детей? Он приезжал с ними в Марлоу?

– Они повсюду следуют за ним. Но я видела их и в Лонг-Чарте. Мы ездили туда, когда вернулись из Канады. К сожалению, я была в трауре, а они боятся женщин в черном.

– Почему?

– Их мать одевалась в черное.

– Женщина, которая ухаживала за Дэром? Тебе о ней что- нибудь известно?

Когда Дженси сказала: «Не совсем», Мара поняла, что она лжет.

– Даже ее имя?

Дженси задумалась на мгновение и ответила:

– Тереза Беллер.

Дети заметили их и радостно побежали навстречу. Мара улыбнулась в ответ и обратилась к ним по полному имени:

– Bonjour, mademoiselle Bellaire, monsieur Bellaire.[7]

Дети замерли. В глазах Дельфи появились слезы, а Пьер сжал челюсти. С впечатляющим достоинством он сказал:

– Это не наша фамилия, миледи.

Мара чуть не начала заикаться.

– Прошу прощения. Я думала…

– Наша фамилия Мартан. – Он произнес ее на французский манер, с ударением на последнем слоге.

– Я запомню. Имена бывают такие путаные. В прошлом году мой отец был мистер Сент-Брайд, а сейчас он граф Марлоу. А мой брат из обыкновенного Саймона Сент-Брайда превратился в виконта Остри.

– Я всегда буду Пьером Мартаном, – сказал мальчик, – поскольку я не аристократ. Но я надеюсь однажды стать адмиралом Мартаном.

–  Разумеется, – примирительно сказала Дженси. – Хотя, может быть, тебе стоит подумать о том, чтобы стать Питером Мартином. – Она произнесла имя по-английски. – Только представь себе, что вновь начнется война с Францией. Для адмирала французское имя может стать проблемой.

Мальчика подобная перспектива явно поразила. Он проговорил:

– Питер Мартин… Спасибо за совет, тетя Джейн.

Дельфи опустилась в изящном реверансе, расправив юбки.

– Доброе утро, тетя Джейн.

Мара чуть не плакала, видя, как по-разному дети относятся к ней и к Дженси, особенно учитывая то, что она хотела когда-нибудь стать их матерью. – Она пыталась придумать какой-нибудь способ, чтобы помириться с ними, когда Дельфи подошла к ней поближе и прикоснулась к украшенной цветами ткани ее платья. Мара присела, чтобы девочка могла получше рассмотреть вышивку лентами и весенние цветы на мантилье.

– C’est belle,[8] – сказала девочка, медленно водя пальчиками по контурам рисунка.

– Спасибо. У тебя тоже очаровательный наряд. – Мара улыбнулась. – Вы знаете, что леди Остри и я несколько дней будем жить в Йоувил-Хаусе?

Ответил Пьер:

– Да, мэм. Нам велели не беспокоить вас.

– Не думаю, что вы нас побеспокоите, – заверила их Дженси. – Можно мы как-нибудь придем к вам взглянуть на ваши игрушки и посмотреть, чем вы занимаетесь?

– Разумеется, тетя Джейн. Можешь посмотреть на мой парусник. Он принадлежал папе, когда он был маленьким. Но его нужно починить, вот мы с папой этим и занимаемся. Может быть, дядя Саймон хотел бы нам помочь? Я разрешу ему поиграть, когда все будет готово.

У Мары перехватило дыхание, когда она представила себе эту идиллическую картинку: Дэр и мальчик, работающие вдвоем над починкой парусника. Но тут воображение предложило ей другую картинку: уютная гостиная, в которой Дэр и мальчик конструировали корабль, в то время как они с Дельфи занимались каким-нибудь рукоделием. Там же была и детская колыбелька, которую она качала одной ногой, как частенько делала ее мама. В Брайдсуэлле детей свободно пускали в детскую.

Этот образ был настолько ярким, что ей показалось, будто она видит будущее.

Поэтому она не стала просить детей называть ее тетей Марой. Она выпрямилась, слушая болтовню детей про уроки и игрушки – Дельфи особенно восторгалась игрушечным домиком для кукол, – а затем они с Дженси ушли, пообещав зайти к ним.

– Интересно, почему Дэр не дал детям свое имя? – спросила Мара. – Питер Дебнем даже лучше, чем Питер Мартин, а Дельфи Дебнем, особенно с щедрым приданым, сможет когда-нибудь удачно выйти замуж.

– Для начала следует прояснить вопрос с их настоящими родителями.

Мара остановилась.

– Их настоящими родителями? Ведь их мать мадам Беллер, а она была вдовой. А теперь она мертва.

Дженси вспыхнула:

– О Боже!

– Дженси, скажи мне правду.

Дженси вздохнула:

– Они не ее дети. Они скорее всего сироты войны.

– И мадам Беллер, взяла их к себе?

Дженси вздохнула еще раз:

– Все не так просто, Мара. Эта мадам Беллер не была хорошей женщиной. Не спрашивай меня о подробностях, поскольку все это очень запутано и связано с какими-то секретами, но она была близка к Наполеону и иногда шпионила для него. Поэтому после Ватерлоо она оказалась в затруднительном положении. Она потеряла доступ к власти и богатству, но все еще думала, что у нее остались деньги в Англии. Она жила здесь в 1814 году. – Дженси задумалась на мгновение, а потом добавила: – Она владела борделем.

– Борделем?

– Да. Короче говоря, она притворилась бельгийской вдовой лейтенанта Роуленда, убитого в сражении.

–  Но как?!

– Подделала запись о заключении брака, которую тогда никто не подвергал сомнениям. Это дало бы ей возможность вернуться в Англию вместе с английской армией и даже получать пенсию, если бы ей удалось и дальше поддерживать этот обман.

– Но откуда взялся Дэр?

– Никто не