Шагая под охраной бамбука к галерее дзэндо, в миг, когда на меня не смотрели эти постоянные стражи, я увидел перед главным входом в зал для занятия дзадзеном статую королевского хранителя храма в позе ожидания опасности, с устрашающе полуоткрытым ртом и глазами, устремленными на пришельца. Окно дзэндо возле него имело деревянную раму в форме языка пламени. Должно ли было все это отпугнуть нежелательных посетителей или же устрашить нетвердых в своем желании остаться здесь?

На галерее около места, где я сбросил с плеч мешок, за большим гонгом, висевшим вместе с деревянным молотком на своей подставке, располагался холст с крупными, каллиграфически выписанными иероглифами, красивыми, но мне незнакомыми. Я подумал тогда, что все незнакомое кажется пугающим. Незнание рождает страх.

Понимание этой истины помогло мне продолжить свой неискусный дзадзен спокойнее и с большей уверенностью в исходе. Я перестал спрашивать себя, что я здесь на самом деле делаю, чего хочу и тому подобное.

К концу четвертого дня меня оповестили о решении позволить мне присоединиться к другим унсуи монастыря Дабу-дзи.

Согласно указаниям я вновь оказался у галереи. Один из учеников принес мне ведро с водой. Я снял свои соломенные сандалии и таби. Мне следовало тщательно вымыть ноги, чтобы случайно не запачкать татами в каком-нибудь из помещений. Поливая ноги, я почувствовал сильный удар по спине. Надо мной стоял один из старейшин с палкой в руке.

— Береги каждую каплю воды!

Я молча связал вместе таби и старые сандалии и обулся в принесенные мне деревянные сандалии, которые должен был носить на улице. Выпрямился и огляделся. Все вокруг меня дышало покоем. Я спросил себя, смогу ли найти его и в себе.

Сензаки был освобожден от работы в каменоломне с момента осуждения на смерть. О его удобствах заботились. Чтобы наказание было более суровым, его переместили из общей камеры в одиночную. Хотя одному было нелегко, ему казалось, что переносить безделье в окружении преступников еще тяжелее. Хуже всего было то, что все эти убийцы и грабители считали его своим. Он был равноправен с ними и даже пользовался особым уважением за исключительную храбрость, поскольку дерзнул поднять руку на самого сёгуна. Никакие уверения в том, что он не виноват, не помогли. Для них Сензаки был немного скромным, но достойным восхищения заключенным. Тогда он и понял, что могут существовать две правды, не исключающие одна другую. Казалось, вся жизнь лежала у него на ладони, которая неотвратимо сжималась. В лучшем случае ее сдует дыханием, как безвредную букашку, которая, заморенная жарой, уселась на отдыхающее чудовище, пребывающее в благодушном настроении.

Сензаки выполнял приказы своего господина не потому, что сёгун был безупречно справедлив. Просто никогда не задумывался, верно ли то или иное приказание. Теперь же спрашивал себя, осознавая возможность ошибки, не был ли он исполнителем сотен неправедных заданий.

Сензаки попросил стражников передать начальнику тюрьмы Исимацу, что желает поговорить с ним наедине. Тот, к его удивлению, тотчас согласился. Сензаки немного опасался реакции Исимацу на то, что собирался ему сообщить, поскольку знал его лично. Последняя встреча была не особо приятной для начальника тюрьмы. Сензаки по распоряжению сёгуна проверял соблюдение в тюрьме законности. После посещения должен был последовать арест Исимацу за казнокрадство и бесчеловечное отношение к заключенным. Обвинение было не слишком существенным — подобное отношение являлось обыкновенным для государственных тюрем. Однако сёгун, принося в жертву Исимацу, хотел завоевать себе больше симпатии в народе и среди отдельных даймё.

— Видишь, Сензаки, как переменчиво счастье, — сказал начальник тюрьмы. — Если б ты не оказал мне услугу, сейчас бы я так же сидел перед тобой или кем-нибудь другим и придумывал, как оставить на себе поменьше вины. Но поскольку наш совестливый господин мертв, я — твой должник. Я не могу многого для тебя сделать — твоя жизнь не в моей власти, но выслушаю, если у тебя есть что сказать мне.

Сензаки изо всех сил сдерживался, чтобы не отреагировать на столь циничное заявление. Он должен был утихомирить страсти и начать осуществлять свой план спокойно, словно не расслышал неуместного сравнения. На сей раз даже мечи не смогли бы удовлетворить глубокую, как океан, ненависть, лежащую между ними.

— Исимацу, я пришел не просить тебя. Я пришел сделать предложение.

— Ого, сколько в тебе еще гордости! Боюсь, ты не в том положении, когда ставят условия.

— Это точно. Поэтому я просто буду рассказывать, а ты наберись терпения и выслушай меня. Конечно, если хочешь.

Исимацу ничего не ответил, и Сензаки на одном дыхании начал говорить то, что задумал.

— Ты знаешь о торговле рогом носорога. Если хочешь разбогатеть без особого труда, я могу тебе в этом помочь. Я знаю, где находятся тайные склады ассамского бамбука, из которого делают рога. Его там столько, что все твои стражники не смогут перевезти на повозках. В обмен на это я прошу свободу. Мертвым я не принесу тебе никакой пользы.

Глаза Исимацу заблестели. Зная о своей алчности, он тут же опустил взгляд и, словно раздумывая, спросил:

— Где гарантия, что ты говоришь правду?

— Отправь своего человека в одно место, которое я тебе укажу, недалеко отсюда, чтобы он взял несколько рогов. И когда ты убедишься в правдивости моих слов, мы продолжим разговор. Единственное, о чем я прошу, — сделай это быстро. У меня осталось мало времени. И у тебя.

— Что значит — и у меня?

— Мне казалось, что ты уже думаешь, как уберечься от грозной руки нового сёгуна. Он уничтожил всех даймё разом. Неужели ты надеешься, что он оставит кого-то, вроде тебя, на такой должности? Даже если ты признаешься, как обкрадывал бывшего сёгуна, это не поможет тебе добиться его расположения. Ты убедишься в его справедливости. А ждать, долго ли ты еще останешься начальником — не думаю, чтобы это было очень умно.

Исимацу не отвечал. Сообщив, как добраться до места, где спрятаны образцы рогов, Сензаки вернулся в свою темницу.

Начальник был склонен к решительным действиям. Уже на следующее утро стражники явились за Сензаки.

— Ты говорил правду. Бамбук хорошего качества, и работа отличная. Никто не обнаружил подделки. Я согласен на дальнейшие переговоры. Слушаю тебя.

Сензаки вздохнул, так быстро и глубоко, насколько позволяла ситуация. Он должен остаться в равноправном положении. Скрывая радость, Сензаки открыл Исимацу остаток плана.

— Склад расположен в одной ночи пути отсюда, на китайской стороне. Пускай со мной отправятся несколько твоих людей и ты, если хочешь. Твоя часть работы — обеспечить мой побег. Как только ты убедишься, что богатство, которое я тебе предлагаю, действительно