было ужасной стрельбой — с учетом обстоятельств. Она вскрикнула и упала на колено. Затем она подняла свои пустые белые глаза, полные ярости, и поднялась, продолжив движение ко мне.

Я снова выстрелил и промазал, затем выстрелил снова. Я сжал оружие двумя руками, стиснув зубы, зная, что у меня осталось только два патрона. Следующий выстрел вырвал кусок плоти размером с шарик для тенниса из ее бицепса, заставив ее припасть на одно колено и испустить еще один крик.

Прежде чем она снова начала двигаться, я прицелился и выстрелил последний раз.

Пуля попала ей в грудину, почти точно между обтянутыми во влажный костюм грудями. Она вздрогнула, ее дыханье взорвалось удивленным вздохом. Она покачнулась, огоньки в ее глазах дрогнули, и я подумал, что она упадет.

Но она не упала.

Пустые белые глаза вампирши сфокусировались на мне и ее рот разошелся в маниакальной усмешке. Она наклонилась и подняла упавшее оружие. Подняла левой рукой. Правая была покрыта потеками крови и капающей лимфы.

Из последних сил я поднял свою разряженную пушку ей в лицо. Она отбросила мой револьвер в сторону своим Дезерт иглом.

— Ты, — сказала Мадлен глухим хриплым голосом, — тяжелый случай герпеса, чародей. Ты неудобный, стесняющий, не очень опасный, и просто так ты не исчезнешь.

— Сука, — остроумно ответил я.

Мне все не удавалось вернуть свою голову назад. Все относительно, верно?

— Не убивай его, — проскрежетал Переплетчик.

Мадлен бросила на него взгляд, от которого могла замерзнуть водка.

— Что?

Переплетчик сидел на земле. Дробовик был слишком далеко, чтобы он смог до него дотянуться. Он должно быть уронил его, потому что упал на руки. Переплетчик прекрасно понимал, как плохо для него может кончится драка, что он хромой и не сможет убежать, и он был чертовски убежден, что здесь не он вооружен и опасен.

— Смертельное проклятие, — сказал он, тяжело дыша. — Оно может смести остров.

Я втянул воздух, поднял подбородок и попытался сохранить сфокусированный взгляд.

— Бум, — сказал я торжественно.

Мадлен выглядело плохо. Одна из пуль вероятно задела артерию. Трудно сказать в такой темноте.

— Может быть ты прав, Переплетчик, — сказала она. — Если бы он был хорошим стрелком, полагаю я могла бы быть в опасности. А так это неудобство. — Ее глаза слегка расширились и она провела языком по губам. — И мне нужна пища, если я хочу это исправить. — Она опустила оружие, и мне внезапно стало слишком сложно поддерживать себя в вертикальном положении. — Не беспокойся, Переплетчик, — сказала она. — Когда он прокричит мое имя, он не будет никого проклинать. А даже если попытается… — Она вздрогнула. — Готова поспорить, у проклятия будет невероятный вкус.

Она приблизилась, вся бледная и с исковерканной плотью, и мое тело внезапно сошло с ума от вожделения. Дурацкое тело. Слишком много ударов посыпалось на мою голову, с моим разумом, все еще кружащимся от взрыва.

Я попытался ударить Мадлен кулаком в лицо. Она поймала мою руку и поцеловала внутреннюю сторону запястья. Сладкий серебряный свет вспыхнул в моей руке и опустился вниз по позвоночнику. Все, что было в моем мозгу, исчезло; и следующее, что я осознал, было то, что она прижимала свою грудь к моей, свой рот к моему, медленно, чувственно повелевая мной.

А потом из леса вышел обгоревший труп.

Это все, как я мог описать его. Половина тела была чернее гамбургера, упавшего сквозь решетку на угольки гриля. Остальная часть была красной и фиолетовой, опухшей от синяков и кровавых волдырей, с очень, очень редкими полосами бледной белой кожи. Несколько пучков черных волос прикреплялись к ее черепу. Я сказал ее, потому что технически труп был женским, хотя трудно определить это среди всей этой сожженной и разбитой плоти, слегка пахнущего текилой.

Единственное, что я действительно узнал, были холодные серебристые глаза.

Глаза сверкали сумасшедшей яростью и ужасным голодом, когда она обвила своей покрытой синяками, опухшей левой рукой горло Мадлен и сжала его с ужасной силой.

Мадлен вскрикнула, когда ее голова резко отдернулась назад, но потом она не издала больше ни звука, поскольку воздух оказался заперт внутри ее легких. Обожженный, почерневший труп, который оказался Ларой Рейт, воткнул разрушенное огнем бедро в верхний отдел спины Мадлен, используя ее позвоночник как точку опоры.

Лара заговорила, и ее голос был словно из самого ада. Низкий, обожженный огнем и дымом, но каждый звук был прекрасен как никогда.

— Мадлен, — промурлыкала она. — Я хотела сделать это с тобой с тех пор, когда мы были маленькими девочками.

Обожженная черная правая рука Лары, будто иссохшая, опустилась к костям и мышцам, медленно, чувственно, к напряженному животу Мадлен. Медленно, очень медленно Лара вонзила свои пальцы в плоть, чуть пониже подвижного ребра в левый бок Мадлен. Лицо Мадлен искривилось, и она попыталась вскрикнуть.

Лара вздрогнула. Ее плечи изогнулись, и она своими четырьмя пальцами насквозь живот, разделив бледную плоть и вывалив красные и серые внутренности наружу.

Ярко-розовый язык Лары высунулся из ее рта и коснулся уха Мадлен.

— Слушай меня, — прошипела Лара. Ее обожженная рука продолжала вытягивать что- то отвратительно интимное из тела Мадлен. — Слушай меня.

В этих словах дрогнула сила. Я почувствовал сумасшедшее желание броситься к сокрушенной плоти Лары и предоставить ей свои уши, оторванные моими собственными пальцами, если в этом будет необходимость.

Мадлен вздрогнула, сила покинула ее тело. Ее рот все так же шевелился, но глаза расфокусировались от силы в голосе Лары.

— Всего один раз в твоей жизни, — продолжила Лара, целуя глотку Мадлен своими обожженными, порванными губами, — ты принесешь пользу.

Глаза Мадлен закатились и ее тело беспомощно обвисло рядом с Ларой.

Мой мозг пришел в порядок. Я отодвинулся от Лары и тошнотворной Мадлен, ужасного захватывающего объятия. Переплетчик сидел прикрыв уши руками и зажмурив глаза. Я подхватил его под руки и потащил его от переплетенных Рейтов, на пятьдесят ярдов вниз по склону холма, сквозь плотные заросли кустарника и вокруг огромного старого дерева гикори. Переплетчик очевидно чувствовал жуткую боль, когда я тащил его — и он отталкивался здоровой ногой, из всех сил стараясь помочь мне.

— Проклятый ад, — задыхаясь, проговорил он, когда я его усадил. — Проклятый ад и сера.

Я отступил и сел напротив него, с трудом выдыхая и пытаясь выкинуть из головы сцену поглощения Ларой Мадлен.

— Кроме шуток?

— Некоторые известные мне хреновы болваны, — сказал Переплетчик, — не могли перестать трепаться как им тяжко. Бедные одинокие вампиры. Как им это просто нравится.