Он в ужас пришел:
– У тебя может смещение произойти!
Тамара надула губы:
– Я в этой комнате три года сижу!
Олман заказал особый паланкин, положил на сиденье яйцо и долго гонял носильщиков вокруг дома: яйцо не выпало и не разбилось.
Когда слуги в первый раз вынесли Тамару на улицу, шел снег. Она жмурилась и, смеясь, подставляла лицо низким тучам.
Англичане называли Ятс-роуд улицей тысяч ночнушек, американцы – Штановой аллеей.
– Едем к мистеру Букерсу! – кричала Тамара из своего паланкина. Шофер Нины кивал и двигался следом.
Тамара вплыла в лавку «Букерс и Ко». Хозяин кинулся ей навстречу:
– Миссис Олман! Это вы?! Господи, радость какая!
Атласные одеяла, пологи на кроватку, белье с нежной вышивкой – из монастырей Сиккавэя. Рожки для кормления, серебряные погремушки – тысячи прелестных вещей, при виде которых тает материнское сердце.
Нина потерянно ходила вокруг прилавков, кутала живот в лисью шубу:
– Не могу выбирать. Глаза разбегаются.
– Сидите и отдыхайте, – приказала Тамара. – Я сама.
Приказчики разложили перед ней кипы детского платья, но она не успела ничего посмотреть. Нина ахнула – подол ее платья был мокрым, на пол натекла неприличная лужа.
– Что это?
Сердце Тамары забилось.
– У вас воды отошли! Быстро в авто!
Добраться до дома они не успели. На углу Вэйхайвэй-роуд столкнулись два грузовика, движение остановилось, и полсотни автомобилей оказались в пробке. Девочка Нины родилась на заднем сиденье «форда». Шофер принимал роды, Тамара руководила из своего паланкина, носильщики гнали прочь любопытных.
2
Марта поместила объявление в газетах: «Всем любителям природы! Открывается клуб изучения ночных бабочек. Занятия ведет опытный специалист, мадам Марта Спенсер. Заседания проводятся каждый вечер с семи часов. Предоставляется отборный, здоровый материал для опытов. Также имеется буфет с выпивкой».
Клим сходил полюбоваться.
С «буфетом» Марта поскромничала: на первом этаже был устроен шикарный ресторан со сценой и площадкой для танцев. Девки отплясывали чарльстон – самый модный танец на пяти континентах. Брови выщипаны в прямую линию, краска на лицах как у японских гейш, чулки перекручены согласно моде.
– Нас уже пытались травить конкуренты, – сообщил Климу бармен. – Мы у них всю клиентуру перетянули. Три дня назад кто-то принес в зал мешок со змеями да и выпустил их под столом. Визгу было! А дела у нас идут прекрасно – с этим не поспоришь. Думаем в Кантоне филиал открыть – там американский флот стоит: очень выгодные клиенты.
Клим хотел поговорить с Мартой, но к ней было не подступиться. Она летала по ресторану, что-то устраивала. Оставалось одно – сидеть в углу и наблюдать за спасением утопающих водами, коктейлями и джином с тоником.
Прочитав интервью с Ниной, Лиззи сказала:
– Шанхай идет в ногу со временем: есть и у нас своя маркиза Казати.[45]
Клим удивился:
– Кто это?
– Как? Вы не знаете? По ней весь Париж с ума сходит. У маркизы вместо кошек по комнатам разгуливают гепарды, она покровительствует поэтам и тратит на балы тысячи франков.
Лиззи не понимала, что умные женщины зарабатывают, а не тратят. И покровительствуют не поэтам, а членам правлений. Где уж маркизе Казати угнаться за Ниной!
Клим несколько раз набирал ее номер – отчего-то надеялся, что она позовет его. Горничная каждый раз отвечала, что мисси нет дома.
– Передать что-нибудь?
– Нет, спасибо.
Нина не верила в вечную любовь. Давно, еще во время плавания на корабле Старка, она сказала:
– Мы постоянно меняемся и вырастаем из старой любви. Так что не надо строить иллюзий.
Вырасти из любви могут только дети, взрослые ее снашивают, если не берегут. Нина стоптала свою любовь, как подметку; Клим свою хранил у сердца.
Скоро у них родится ребенок. В голове не укладывалось. Если Нина не пустит его к малышу – смириться? Или требовать, чтоб делилась счастьем?
Любить – это все время чего-то ждать: удел пассажиров – тех, кого везут от остановки до остановки. Бессердечный машинист распоряжается твоей жизнью: захочет – прибудет в назначенное место по расписанию, захочет – пустит состав под откос.
– Привет! – сказала Марта, подсаживаясь к Климу за стойку. – Эй, Уолтер, налей-ка мне содовой! Нет, виски не надо, а то я свалюсь до конца ночи.
Бармен подал ей стакан. Марта выпила, промокнула губы платочком.
– Слышал новость? – тронула она Клима за плечо. – Оказывается, чешский консул был вовсе не консул, а самозванец. Он прикрывался дипломатическим статусом и торговал оружием и вином – мне только что рассказали. Полиция хотела арестовать его – прямо в ресторане на Нанкин-роуд, – а он со страху помер. Говорят, инфаркт. Его сообщницу посадили под домашний арест – она только-только родила.
3
В Нинином доме горело лишь два окна: одно наверху, другое на первом этаже. У ворот скучал полицейский. Клим смотрел на него, тяжело дыша. Всю дорогу бежал бегом – трамваи уже не ходили.
– Мне надо повидаться с арестованной, – сказал он, предъявив репортерское удостоверение.
Полицейский покачал головой:
– Ночью никого не пускаем.
– У нас номер верстается, и нам срочно нужно интервью с мисс Ниной. Это дело международного значения.
Полицейский ничего не понял, да и не хотел понимать. Препирались долго, пока на шум не явился другой китаец – начальство.
– Не велено!
– Велено!
Клим сунул ему в руку часы «За отличный глазомер». Начальник взвесил их на ладони:
– Проходите, но она с вами не будет говорить: она дикая.
В разоренной обыском гостиной сидели младшие чины и резались в карты. При виде
