Мое самолюбие было оскорблено: вы решили, что я недостойна вашего общества.
Он взял ее за руку – чуть повыше запястья:
– Дело не в вас…
Нина подмечала малейшие детали: как Даниэль смотрит, с каким чувством говорит. Так «да» или «нет»? Поддастся или ускользнет?
К ним подбежала Эдна – хлопотливая, пестренькая, как куропатка, со своими веснушками и шелковым платьем в мелкий цветочек.
– День добрый! Извините, ради бога… Даниэль, мистер Фессенден хочет с тобой поговорить. Он ждет тебя в палатке организаторов.
– Председатель Муниципального совета? – переспросила Нина.
– Да. – Даниэль приподнял шляпу: – Прошу прощения.
Раздосадованная, обозленная, Нина смотрела им вслед. Даниэль сорвался с крючка, но он клюнул! Он держал ее за руку – чуть повыше запястья: этот жест предназначался у него для супруги. Он был смущен, он пошел напролом – признался, что разгадал ее игру. В таких случаях либо стыдят и устраивают скандал, либо поддаются соблазнам. Ох, чертова Эдна, принесло же ее!
В палатку организаторов не пойдешь. Там собрались птицы самого высокого полета: мистер Фессенден и консулы Великих Держав готовились выступать с поздравительными речами. В который раз Нину больно кольнула мысль о собственной непричастности к этому кругу. Мистер и миссис Бернар были в него вхожи, а Нине полагалось веселить мелкую шушеру, которая до смерти ей надоела.
2
Когда раздался телефонный звонок, она еще спала. Накануне был испанский маскарад: до трех часов ночи танцевали фламенко, пели романсы и пили херес.
– Это мистер Бернар, – шепнула Чьинь, постучавшись в дверь.
Нина села на постели, схватила трубку:
– Алло!
– Доброе утро, Нина. Я могу пригласить вас на завтрак?
Голова после вчерашнего тяжело гудела.
– Да… Конечно…
– Я заеду за вами. Будьте готовы через час.
Нина повесила трубку, посмотрелась в зеркало на противоположной стене. Господи помилуй, краска под глазами, цвет лица ни на что не похож. Волосы, убранные «под испанку», растрепались. Да еще голова ноет с похмелья. Хороша – нечего сказать.
– Чьинь, – позвала Нина слабым голосом, – приготовь мне ванну. И еще стакан сельтерской воды со льдом.
Даниэль сам вел автомобиль. Ветер теребил угол его воротника, солнце подсвечивало золотые волоски на загорелом предплечье.
Нина была бы счастлива, если б виски не разламывались от тупой боли. Она смотрела в окно. Уличные цирюльники чистили уши клиентов ватой на палочке; носильщики тащили вазы, покрывала и гусей вслед свадебному паланкину.
Даниэль остановил автомобиль напротив китайского ресторана:
– Вы любите местную кухню?
От одной мысли о еде Нину замутило.
– Не знаю.
– Ну, раз вы когда-то питались всем, что пролетало мимо, вам должно понравиться.
Темные коридоры, узкая лестница на второй этаж. Время от времени окно в кабинете закрывало полотнище флага, хлопавшего на ветру, – на алом фоне золотые иероглифы. Солнце просвечивало сквозь него, и комната наполнялась красным светом.
Сели за стол. Даниэль что-то приказал слуге по-китайски, и тот принес поднос с маленьким чайником и несколькими пиалами.
– Китайский философ Лао-цзы говорил, что чай входит в состав эликсира жизни, – сказал Даниэль. Он подал Нине керамическую колбу толщиной в палец: – Это нюхательный сосуд. Накройте его пиалой, переверните – чай выльется. Теперь вдыхайте аромат из нюхательного сосуда. Хорошо?
Чай пах странно – дымной травой.
Нина обозлилась. Неужели Даниэль не видит, что ей плохо? Не понимает, что в таком состоянии любой новый запах вызывает тошноту?
– В шанхайском кулинарном искусстве очень много заимствований от соседей, – сказал Даниэль, – но главная особенность местной кухни – это использование соевого соуса, сахара и алкоголя. Креветки, рыба, курица – здесь все бывает сладкое и пьяное.
– Ясно, – проговорила Нина, глядя перед собой.
– Я не буду потчевать вас такой экзотикой, как «тысячелетние яйца» или «вонючий тофу», но кое-что вам следует попробовать.
Вошел слуга и поставил перед Ниной тарелку, на которой сидели шесть здоровых крабов с волосатыми ногами. Глаза их смотрели на нее с укоризной.
Нина почувствовала, как черная дурнота заполняет ей голову. Свет в комнате погас, и она потеряла сознание.
3
Испуганный голос Чьинь:
– Я не знаю, где у нее лекарства: она никогда не болела.
Мужской голос:
– Ну должно же что-то быть у вас в доме?
– Посмотрите в гардеробной, только она заперта. А ключ у мисси в сумке.
Щелкнул замок, зашуршала папиросная бумага.
– Чьинь, сходи… м-м-м… сходи в аптеку и спроси каких-нибудь порошков для поднятия кровяного давления. Пусть запишут на мой счет.
– Слушаю, мастер.
Нина повернула голову:
– Даниэль?
Он подошел к ней, сел рядом на кровати:
– Надо было отвезти вас в больницу. Извините, я никак не думал, что…
Дверь гардеробной открыта. Даниэль понял, что хранится в коробках. Нина в испуге приподнялась:
– Вы не должны были…
Чтобы удержать равновесие, она схватилась за спинку кровати. От стыда, от тупой боли в висках Нина заплакала.
Даниэль обнял ее:
– Ну же… Что вы? Все будет хорошо…
– Это не мое! – всхлипывала Нина. – Просто один человек попросил меня спрятать это… У него дома дети… Вы не думайте, я не падшая женщина! А впрочем, падшая, конечно… Я вас обманула – нет никакого чехословацкого консульства.
– Я знаю, – мягко сказал Даниэль.
– Ничего вы не знаете!
В припадке самоуничижения она рассказала ему все: как они с Иржи остались без средств, как один знакомый помог ей оформить бумаги.
Даниэль обнимал ее, Нина прижалась щекой к его воротнику. «Ох, что я делаю?» – но ей было все равно. Она слишком устала притворяться. Ей хотелось хоть несколько минут побыть самой собой: слабой, испуганной и отчаянно нуждающейся в защите.
