поднялась супруга бывшего российского консула Гроссе – воздушная Элла Павловна.

– Вам лучше вернуться в Россию, – сказала она. – Мы уже телеграфировали советскому правительству, чтобы вас приняли назад.

Розовая, холеная, сроду не жравшая тухлой солонины и американских галет в намертво приставшей обертке, Гроссе всю войну просидела в Шанхае. Феликс нарушил строй и сказал непотребное: пусть она сама едет к большевикам, раз не понимает, что творится сейчас в России.

Элла Павловна оскорбилась, нажаловалась директору.

– Родионов, извинитесь, – потребовал тот.

Феликс посмотрел ему прямо в глаза:

– Нет.

На корабельной гауптвахте ютилась купчиха с детьми, и наказание перенесли на потом. Когда корпуса сошли на берег, Феликс сам явился к директору:

– Сажайте в карцер.

Директор распорядился, но на прощание сжал руку кадета:

– Молодец!

Феликс не помнил матери – она умерла, когда ему было два года. Говорили, что он очень похож на нее: смуглый, зеленоглазый, длинношеий. От отца ему достались горбатый нос и длинные кривые ноги.

Отец сгинул во время наступления 1915 года, и сироту определили в Иркутский кадетский корпус – во второй класс.

– Бить тебя будут, как бубен, – сказал дядька Егорыч.

Феликс испугался:

– За что?

– А так… Чтобы кадета из тебя сделать. Тут, голубчик, шпаков не любят.

Феликс помнил свой первый день в корпусе: гром барабанов, лавина мальчишек на лестнице. После занятий строем пошли в столовую. Хор ахнул молитву, зазвенела посуда.

В классе Феликс чувствовал себя зверьком, брошенным на съедение. Шея чесалась – то ли от несмытых после бритья волосков, то ли от настороженных взглядов.

– За двести лет существования кадетские корпуса дали России бесчисленное множество героев и выдающихся на всех поприщах государственных деятелей… – говорил офицер- преподаватель.

Вечером в умывальне Феликс подрался с Башкировым – белобрысым сильным мальчиком из того же отделения. Они ринулись к одному крану, и никто не желал уступать. Сцепились, покатились по кафельному полу. Кадеты радостно улюлюкали.

На следующий день воспитатель отправил обоих мыть окна во втором этаже (денег у корпуса не было, приходилось самим справляться):

– Один моет – второй его за пояс держит. Плохо будете мыть – заставлю переделывать. Плохо будете держать – уроните товарища на мостовую. И потом вам с этим грехом жить.

С этого дня Феликс и Башкиров стали друзьями. Жадно читали фронтовые сводки, по ночам шептались: вырастем и покажем проклятым немцам почем фунт лиха.

Революция, смерть Государя. Советы решили сделать из корпуса «красную пролетарскую военную гимназию»: погоны спороть, знамена убрать, иконы – в печь. На общем собрании кадеты постановили: не подчиняться. Башкиров размазывал слезы по лицу:

– Сволочи! Мы им покажем!

Старшие удрали к белым партизанам, а малышню оставили на попечение семинаристов. Постепенно в город подтягивались кадеты из Омска, Ташкента, Оренбурга. Всех вместе теперь называли Сибирский корпус. В конце 1919 года офицеры-воспитатели решили эвакуировать кадетов и прибившихся к ним воспитанниц женских институтов. Тиф, вши, голод. На станции Слюдянка большевики организовали забастовку железнодорожников. На улице мороз – птицы дохли на лету, а в неподвижных вагонах – сотни детей, без топлива и продовольствия. У Феликса началось воспаление легких. Если бы рабочие не дали паровоз и уголь, не довезли бы до города – все, конец.

Во время сибирского отхода Феликс убил человека. Красные разобрали пути и обстреляли поезд. Кадеты приняли бой. Пленных было пятьдесят три человека, их заставили починить полотно, а потом ликвидировали. Феликс целился комиссару между глаз. Попал.

Добрались до Владивостока, разместились в казармах на острове Русский. Союзники подкармливали и одевали: японцы дали ботинки, французы – штаны, американцы – френчи.

За каждую малость – тетрадки, карандаши, чернила – приходилось сражаться. Но было весело; когда в казармах отключали свет, пели на несколько голосов «Из-за леса копий и мечей» и «Ревела буря, дождь шумел». Летом катались на лодках, ходили на экскурсии по округе, собирали камни и гербарии для музея естественной истории. Во время каникул семиклассники отправлялись повоевать во всевозможные отряды, а потом возвращались. Их уважали.

При эвакуации из Владивостока почти все кадеты-иркутцы оказались на «Лейтенанте Дыдымове». Туда же погрузили имущество корпуса и библиотеку. Только Феликса, Башкирова и дядьку Егорыча перевели на «Байкал» вместе с арсеналом.

Феликс видел, как «Лейтенант Дыдымов» шел ко дну. «Байкал» потерял управление и не мог прийти на помощь. На «Дыдымове» плыли друзья, учителя – все, что было у Феликса дорогого.

– Выходи, арестант, – сказал Башкиров.

Феликс вылез из шкапа, потянулся:

– Что нового?

– Приезжал французский консул. Он не знает, как нас прокормить. Русские купцы пообещали создать Комитет помощи сиротам. Первой роте дали по доллару, я за тебя расписался.

Феликс посмотрел на монету с головой толстого китайца:

– Небось дают деньги, а сами кривятся: явились, дармоеды.

– Пусть думают что хотят, – беспечно отозвался Башкиров. – Ты что со своими деньгами сделаешь?

– Пожру.

– Дурак! Надо костюм выправить. Я все придумал: узнаем получше город, а потом будем ходить к океанским кораблям встречать туристов: «Мистер-дристер, хотите гида? Сувениры на любой вкус». Что скажешь?

– Да ну к черту – противно унижаться.

Башкиров насупился:

– Придумай что-нибудь получше. Я на улице видел: некоторые из русских подрядились рикши таскать, так их китайцы бьют – не хотят терпеть конкурентов. По мне, лучше гидом у богатых иностранцев служить.

– А язык?

– Да знаем мы их язык. Si vivis Romae, romano vivito more! [15]

– Это латынь.

– Без разницы. Консул обещал нам учителей прислать, чтобы мы в английском и