могли ходить без выкладки), а также как можно чаще разъяснять солдатам роль собак и пользу доброго к ним отношения. Снова был поднят и вопрос пола. Теперь предпочтение получили кобели и не в коем случае не кастрированные, поскольку кастрация снижала нюх — важнейшее боевое качество! На каждую собаку обязательно заводился аттестат и дневник рода ее занятий.

Но все это по большей части были переводные или комментирующие западных авторов книги. И когда в Европе все было уже более или менее ясно, в России в полный рост встал вопрос о выведении русской военной собаки. И вот в 1900 году вышла книга Иосифа Поплавского «Русская войсковая собака», где вопрос этот рассматривался уже не только с военной, но и с общественной точки зрения.

Автор вполне резонно настаивал на лайках, как на собаках самых выносливых, с отличным слухом и нюхом, увертливостью и отвагой, врожденной любовью к лошадям, всеядностью и возможностью перевозить грузы. Он утверждал, что эти собаки для российских условий самые подходящие. Овчарки же, как опять справедливо утверждал Поплавский, требуют мытья и вычесывания, они кровожадны, утомляемы, не очень умны и хороши для условий Европы с ее небольшими расстояниями и мягким климатом.

Животные, требующие особых бисквитов, консервов и сухой постели — не для будущей войны, замечал он. Кроме того, в книге задавались конкретные вопросы; например, как научить собаку различать неприятеля? Как она будет переходить из артиллерии в кавалерию и в пехоту, теряя ориентировку по форме? Зачем собаке вьюки и мешки, которые только мешают в густом лесу и лазах?

Большинство вопросов, хотя и осталось без ответов, все же обратило внимание на проблему, и, оставив собственно войсковых собак военным, общественность уже, словно чуя за плечами грядущую катастрофу, с жаром взялась за собак-санитаров. Получилось так, что в России их воспитание стало прерогативой земств и общественных организаций. Начавшаяся русско-японская война дала возможность проверить теорию на практике: Россия приобрела в немецком обществе трех санитарных собак, и 18 июня 1905 года провела их испытания в Гатчине.

Они показали блестящие результаты и были отправлены в 1-й корпус маньчжурской армии. Вторая группа военно-санитарных собак была приобретена в Англии у Ричардсона — офицера-кинолога британской армии. Кстати, именно его эрдельтерьер Джек во время войны пробежал три с половиной километра под непрерывным обстрелом, добрался до штаба с вырванной челюстью и сломанной лапой, передал пакет и умер; благодаря этому его подвигу был спасен целый батальон.

Качество работы санитарных собак на поле боя в русско-японскую войну 1904–1905 годов раскрывает выдержка из рапорта, подписанного одним из офицеров штаба графа Келлера, где сообщается, что «поиск раненых, которыми были завалены просяные поля, был бы безуспешен без санитарных собак. Английские собаки работали особенно интеллигентно». Однако прошло еще несколько лет, прежде чем Российская армия активизировала процесс внедрения в свои структуры специально подготовленных служебных собак.

Этому предшествовали нешуточные дискуссии, в которых участвовали всевозможные специализированные, военные, охотничьи и просто публицистические журналы, егеря императорской охоты, офицеры Генштаба и простые помещики… Наконец, в 1912 году на базе Измайловского гвардейского полка был создан первый питомник военно-полевых собак. Его основной состав был преимущественно укомплектован эрдельскими терьерами (эрдельтерьерами). Приблизительно двадцать собак той же породы входило и в кинологическое подразделение Царскосельского гвардейского гусарского полка.

Увы, конец спора остался открытым, поскольку проверка боем наступила раньше — началась Первая мировая война.

Разумеется, она опровергла многое из теории и породила много нового. В России, в отличие от Европы, где во главе угла оказались сторожевая служба и работа подносчиков, на первое место вышла санитарная работа собак. В самый разгар войны появилась книга И. Павловича «Руководство к обучению санитарных собак», где годными к службе признавались уже не только немецкие овчарки, доберман-пинчеры или эрдельтерьеры, но и пудели, как чистокровные, так и ублюдки, грифоны, фоксы и шотландские овчарки.

Охотничьи собаки, особенно чистокровные, отметались уже окончательно, поскольку, находясь не в экстремальных условиях боя, а на вольной работе, ночами, они частенько поддавались охотничьему инстинкту, забывая службу. Дрессировка при отлаженной уже системе занимала всего 2–4 месяца. Прилагались и упражнения, чтобы собаку-санитара можно было воспитать самостоятельно и потом передать в армию, хотя это особо не приветствовалось.

Опыт Европы обобщили французы как победители, хотя самые лучшие собаки во всех отношениях были, конечно, у Германии. Именно во Франции дело воспитания военных собак было впервые поставлено на широкую ногу: 29 сентября 1915 года был одобрен проект применения собак во французской армии и создан Отдел службы военных собак при 1-ом отделе управления пехоты военного министерства, во главе которого встал капитан Мальрик. Ему подчинялись 200 воспитателей и непосредственные хозяева собак в войсках. Во французской армии были созданы особые отделения войсковых собак, состоявшие из 38 человек, 128 основных и 10 запасных собак; в целом они могли перенести тяжесть в 1380 кг. Французы сделали упор на санитаров и связистов, и они же придумали подачу собаками горячей еды на позиции. Поначалу два бачка просто надевались на собаку вьюком, но обжигаемые раскаленным железом, псы бросались наземь, выливая на себя и на землю кипящий суп или кашу. Тогда бачки стали обертывать войлоком, и дело наладилось.

В затылок Франции дышала маленькая Бельгия, где еще в 1911 году была выдвинута программа воспитания собак — перевозчиков пулеметов.

Эта программа была доведена до совершенства на маневрах, а с началом немецкого вторжения вся страна не спала ночами, слушая тревожный лай обучаемых собак. У каждого из 20 пулеметных отделений Бельгии были свои партии — 12 собак и 6 повозок (по две на перевозку); повозки использовались двухколесные мотоциклетного образца. Надо сказать, что старые, довоенной подготовки, собаки работали отлично, но наспех выдрессированное пополнение качественно работать уже не смогло.

Здесь следует отметить также и тот любопытный факт, что немецкие собаки, блестяще работавшие в начале войны, — а их в германской армии было до 30 тысяч, преимущественно на Восточном фронте, — при попадании в плен через некоторое время начинали точно так же работать на бывшего противника.

Война с ее газовыми атаками заставила надеть противогаз и на собаку.

Как ни странно, образцы его у обеих сторон были разработаны очень мобильно, но скоро выяснилось, что собака могла находиться в противогазе совсем немного, так как дышит пастью, и воздух внутри сильно нагревается, причиняя псу сильные мучения. Противогаз оказался применим только на собаке при часовом или на подносчике, идущем шагом; для собак-связистов и санитаров он не годился, хотя в целом псы переносили хлорные атаки в противогазе лучше людей.

Военная собака поднялась и в небо, хотя делать ей там было, в общем-то, нечего. Известный немецкий воздушный ас Манфред фон Рихтгофен брал своего крупного пса в