изумление. Прежде чем вернуться к роскошным формам первой женщины, Палмьери быстро обвел взглядом taverna, встретившись глазами с Марко.
Zingaro почувствовал, что его сердце замерло. Холодок предчувствия пробежал по спине.
— Так почему злой? — спросил он с напускной беспечностью, видя, что Кристина мрачно уставилась на эту троицу.
Она пожала плечами.
— Говорят, он презирает проституток, соблазняет их золотом, а потом издевается над ними и выбрасывает на улицу, не дав ничего. — Внезапно она с подозрением посмотрела на него. — Ты не такой, правда?
Марко усмехнулся:
— Я люблю женщин. Зачем бесчестить того, кто дает удовольствие?
Она кивнула, подобострастно улыбнулась и положила руку ему на бедро. Марко остановил девушку.
— Сначала это, nina, — и положил на ее ладонь золотой флорин, потом убрал ее руку с бедра.
— Это чтобы ты чувствовала себя спокойно. А теперь расскажи мне о Палмьери.
Глава 22
— Говорят, недавно он заманил к себе домой молоденькую цыганочку, — сообщила Кристина, — вроде даже девственницу.
Марко с трудом сохранял спокойствие.
— И что с ней случилось?
Кристина пожала плечами.
— Никто не знает.
Посетители пивной начали расходиться. К этому времени Марко уже казалось, что еще немного, и он не вынесет шума, дыма, запаха потных человеческих тел в темном, непроветриваемом помещении. Наконец из taverna ушел и Палмьери с одной из двух женщин.
Марко ведь привык много времени проводить на свежем воздухе, кочуя с табором с места на место. Кроме того, он устал от девицы, взгромоздившейся на затекшее колено, и ее постоянных заигрываний. Она, видимо, считала, что флорин нужно отрабатывать не только разговором. Тем не менее он был благодарен за то, что узнал.
Бодрящий ночной воздух — все, что требовалось Марко, чтобы прогнать запахи taverna и освежить голову. Он намеревался проследить за Палмьери до его дома и там схватиться с ним. Даже рискуя своей жизнью. Его любимая Мария умерла, и если суждено погибнуть, пытаясь отомстить за нее, пусть так и будет.
Но Палмьери о чем-то заспорил со своей подружкой и, когда та упрямо отказалась идти с ним и попыталась освободиться от его хватки, затащил в узкий проулок.
Их крики слышал не только Марко. Цыган бросился в проход между двумя домами и остановился, дожидаясь, когда глаза привыкнут к темноте.
— Где этот негодяй? — голос прозвучал у самого уха.
— Si, — отозвался другой. — Хочу посчитаться за то, что в пивной он ударил Франческу.
Их трое против Палмьери, подумал Марко, это к лучшему. Не имеет значения, как сделано дело, лишь бы оно было сделано. У Палмьери шпага, это серьезнее, чем кинжал.
Девушка захныкала — она находилась где-то впереди, — и Марко осторожно, с кинжалом в руке, двинулся на звук. Двое его спутников шли рядом — молодой цыган не столько слышал их, сколько чувствовал. В сыром проулке ночной воздух казался еще холоднее, здесь никогда не светило солнце и стоял запах гниющего мусора и испражнений.
— Думаешь, я хочу, чтобы ты пачкала мою постель? — донесся до Марко презрительный голос Палмьери. Судя по всему, он немало выпил за вечер. — Уступишь здесь и сейчас, puttana, иначе пожалеешь.
— Нет! Per piacere, мне больно…
Один из мужчин, шедших сзади Марко, не смог выдержать криков женщины. Звук шагов, падение тела глухо прозвучали в мрачной атмосфере проулка, за ними послышался стон и приглушенный крик женщины.
Воздух со свистом рассекла шпага, хотя орудовать здесь ею неудобно, подумал Марко. Он отступил на пару шагов и наткнулся на второго приятеля.
— Даниэлло? — позвал тот.
— Даниэлло мертв, — прорычал Палмьери, — и с тобой будет то же, если не уберешься отсюда!
Его шпага просвистела в воздухе в сантиметре от груди Марко и, судя по всему, достала второго мужчину. Гибкий и проворный, цыган прижался к стене. Только бы успеть воспользоваться кинжалом, ведь любой Zingaro владеет им мастерски. Единственный шанс.
Во мраке виднелся силуэт врага. Он выдернул шпагу из тела раненого. Тот опустился на колени, проклиная Палмьери и тихо постанывая. Слева от Марко хныкала проститутка, вероятно, застывшая на месте от страха.
Палмьери повернулся — бледное пятно светлого камзола — и сделал выпад в сторону Марко…
… но наткнулся прямо на лезвие кинжала. Инерция движения удвоила силу удара, и оружие Zingaro вошло в тело по самую рукоятку.
— Это, — прошипел Марко, — за мою Марию, ты, мерзкая дрянь! — и изо всей силы повернул кинжал, вкладывая в это смертельное движение всю свою боль и гнев. Палмьери осел на землю, на губах выступила кровавая пена. Обеими руками Марко вытащил из его груди кинжал, испытывая злобное удовлетворение от звука рвущейся плоти.
Он повернулся к началу проулка и, сжав презрительно губы, забросил подальше окровавленный кинжал. Сделав несколько шагов, Марко наткнулся на небольшую группу людей, решавших, стоит ли идти в этот проулок. Он кивнул в сторону, где лежали тела, и, надвинув пониже капюшон, сказал:
— Там женщина и несколько раненых.
Не дожидаясь вопросов, Zingaro повернулся и растворился в ночи.
Отец Антуан остался в Кастелло Монтеверди на неделю, развлекая обитателей замка рассказами о своих путешествиях и бегстве из Франции.
— Мое имя предано анафеме во многих провинциях, — говорил он за обедом накануне своего отъезда, — но я решил, не отказываясь от своей веры, принимать веру других, как и те способы лечения, которые видел собственными глазами, а теперь практикую сам.
Священник замолчал, глядя на стоящий перед ним бокал с вином. Пламя свечи окрашивало его лицо в золотистый цвет. — Некоторые называют меня еретиком, так же, как и вашего Савонаролу.
— Савонарола не наш, — мрачно возразил Данте. — Он из Феррары. Судя по тому, что я видел, вы зря упоминаете его имя наравне с вашим.
Родриго слушал вполуха, потому что знал эту историю. Его мысли занимала жена, при виде которой всегда быстрее билось сердце, поднимались теплые, нежные чувства. Особенно сегодня, ведь утром он уезжал вместе с отцом Антуаном во Флоренцию: священнику нужно посоветоваться с Ленци, а Родриго продолжит знакомство с Compagnacci. Приближалось Рождество, и ожидалось, что Савонарола публично отвергнет вердикт папы Александра. Необходимо также разыскать сестру Лукрецию, даже если для этого придется ехать в Рим.