– Чего же тогда так волнуешься?

– Я по долгу службы за него отвечаю. Отчистишь?

– Попытаемся, но не обещаю. Кофе напиток такой… очень трудный. А ты что, на новую работу перешла?

– Работа старая. Просто обычно мы свадьбами не занимаемся. Но я у папы невесты несколько раз в фирме корпоративные вечеринки организовывала. Он остался доволен. И решив, что от добра добра не ищут, заказал нам дочкину свадьбу.

Марина вздохнула.

– Просто не знаю: радоваться мне за тебя или сочувствовать. Свадьба, как говорится, дело тонкое…

– Не радуйся и не сочувствуй. Лучше помоги делом.

– Платье, конечно же, белое, – мрачно изрекла Марина.

– Естественно, не черное, – у меня вырвался нервный смешок.

– С черным, между прочим, было бы легче, – сказала Марина.

– Издеваешься, да? У меня не похороны, а свадьба!

– Вот это и жалко, – на полном серьезе проговорила она. – От черного кофе наверняка бы отошел, а от белого – не знаю. Ладно. Привози завтра утречком, поколдуем.

– Марина! – закричала я. – Мне нужно сегодня! Сейчас. Завтра уже свадьба! А у меня невеста в истерике из-за этого платья.

– Сейчас не могу. Смена кончается. Я уже домой собираюсь.

– Мариночка! Милая! Три цены плачу! Только сегодня! Только дождись!

– Если сегодня, то пять цен, – она мигом поняла свою выгоду. – И без никакой гарантии. Бог знает, сколько химикатов на твое платье угрохать придется.

«Ну что за народ! – пронеслось у меня в голове. – Все на деньги меряют. Никаких человеческих чувств не осталось».

– И учти: только ради нашей дружбы, – словно прочтя мои мысли, добавила Марина. – Ни для кого другого и за десять цен бы не согласилась.

Нет, мир все-таки не так уж плох! Есть, есть место дружбе! С этим оптимистическим выводом я припарковала машину у Лизиного подъезда и, бросив в трубку: «Мариночка, спасибочки огромное, по гроб жизни обязана! Жди меня! Скоро буду!» – поспешила к невесте.

Зареванная Лиза ждала меня в дверях, прижимая к груди завернутый в целлофан шедевр свадебного «от кутюр».

– Смотреть будете? – спросила она.

– Зачем? От моих взглядов пятна не исчезнут. Я не волшебница. Пусть смотрит тот, кто будет чистить.

– А я думала, вы сами.

Оказывается, здесь обо мне такого высокого мнения! Считают меня всемогущей. Есть от чего возгордиться. Однако я скромно ответила:

– Для любого дела существует профессионал. Я уже договорилась. Сейчас отвезу.

– Но свадьба ведь завтра, – привалившись к мраморной колонне, подпиравшей свод внушительных размеров холла, простонала бедная Лиза.

– Вечером я твое платье верну.

Про Маринино «без никакой гарантии» я предпочла умолчать, чтобы не вызвать новой волны истерики. Будем решать проблемы по мере их поступления.

Слезы у Лизы высохли.

– Спасибо большое, Глафира Филипповна. А то я уже думала, придется отменять свадьбу.

– В крайнем случае утром новое бы купили, – сказала я.

– Что вы! – возмущенно похлопала наивными голубыми глазами невеста. – Я хочу выходить замуж только в этом. Мне его два месяца в Париже на заказ шили.

Я промолчала, а про себя подумала: «Если тебе так близко и дорого именно это платье, то зачем ты его примеряла и одновременно пила кофе?» Вопрос, конечно, риторический и задавать его вслух я не собиралась. Хотя бы по той причине, что, во-первых, ответ ровным счетом ничего не менял в сложившейся ситуации, а во-вторых, уверена, Лиза своим действиям не смогла бы найти объяснения. Эта девушка, насколько мне удалось ее узнать, вообще шла по жизни, руководствуясь больше не разумом, а сиюминутными импульсами.

– Ладно. Давай платье, и я поехала. Время идет, а химчистка ждет.

– Вы уж постарайтесь, Глафира Филипповна, – глаза у невесты вернулись на мокрое место.

Маленькая химчистка, затерявшаяся во дворах на проспекте Мира, принадлежала Марине. Весь персонал состоял, собственно, из нее самой, ее помощницы и мужа помощницы. Возможно, в Москве есть химчистки и пошикарней, однако эта была единственной, которая вызывала у меня стопроцентное доверие. Марина – профессионал высокого класса. Начинала еще в государственных химчистках, затем работала в отелях вроде «Метрополя». Словом, уж если кто и мог свести пятно, не испортив при этом вещь, то только она. Марина за свою жизнь уйму вещей перечистила. И из тончайшей кисеи, и из нежнейшей замши, и выходные платья – с аппликациями и без оных. Даже шубы она умела чистить так, что они становились как новенькие.

Над свадебным шедевром из Парижа пришлось поколдовать основательно. Слышала бы Лиза, что про нее при этом говорила Марина! Но мне важней был не процесс, а результат, который оказался блестящим. Победу над пятном Марина одержала полную и окончательную, и если сотня-другая крепких словечек в адрес невесты ей помогла, ничего не имею против.

– Сизифов труд, – забирая у меня деньги, философски заметила она. – Завтра ведь измордуют шибче сегодняшнего. Тогда привози. Снова почищу.

– Кто их знает, может, они захотят сохранить его со всеми пятнами, так сказать, на память о торжестве, – предположила я.

– А ты все равно предложи, – не сдавалась Марина. – В нашем деле лишний клиент никогда не помешает. Вот, возьми мою визитку. Отдашь им.

– Ты лучше мне счет выпиши, – напомнила я. – Мне ведь перед ними надо потом о расходах отчитываться.

– Это пожалуйста, – и Марина, заметно оживившись, добавила: – Как ты думаешь, может, еще пару цен им накинем? Себе возьмешь.

– Не наглей, – осадила ее я. – Мне и так неплохой гонорар заплатят.

– Ну что ты, Глафира, за человек, – с осуждением покачала она головой. – Никогда своей выгоды не блюдешь. Твоя честность тебя погубит.

Домой мне удалось попасть только в двенадцатом часу ночи. Скинув туфли, я с облегчением сунула гудящие ноги в тапочки и немедленно напоролась на суровый взгляд своей младшей дочери.

– Мать, где ты шляешься? – мрачным басом осведомилась она. – Тебе тут телефон оборвали.

– А на мобильный не могли позвонить? – удивилась я.

– Он у тебя не работает.

Ахнув, я начала шарить в сумке. Мобильник был мертв: аккумулятор разрядился.

– Кто хоть звонил? – заискивающе спросила я.

– Разные, – презрительно бросила Мавра, протягивая мне список из десяти фамилий.

Пробежав его взглядом, я поняла: надежда принять ванну и забраться в постель рухнула или, по крайней мере, откладывалась часа на два, в течение которых придется посидеть на