Верити отрицательно покачала головой.
— Нет, я свободна как птица. Со мной могла бы поехать мать, но лондонское общество заскучало бы без нее.
— На самом деле? — улыбнулась Рамона. — А моя мать редко наезжает в Лондон.
— Могу побиться об заклад, что в таком случае твой отец только радуется, ведь она постоянно рядом с ним.
Улыбка на лице Рамоны пропала.
— Вряд ли. Он бросил нас, когда я родилась.
— Как жестоко! Но ты с ним иногда встречаешься?
— До встречи с ним пять дней тому назад я никогда его в глаза не видела.
— Извини, — заморгала Верити, чувствуя неловкость.
Рамона вскинула голову. От ее мрачности уже не осталось и следа.
— Не стоит извиняться. Когда я была ребенком, я не ощущала утраты, а теперь… Теперь я взрослый человек. У нас, как выяснилось, даже есть общие интересы. — Она умолкла, ей явно не хотелось продолжать, и Верити поняла это.
— Ты видела фильм, который сейчас показывают в кинотеатре?
Рамона покачала головой.
— Это, конечно, не 'Касабланка'.
— Боюсь, что нет. Нечего надеяться увидеть и Берта Ланкастера, но, говорят, неплохая комедия. Может, сходим?
Рамона с довольным видом кивнула. Ей сейчас нужен смех, он ей наверняка поможет.
Они вышли из бара, так и не заметив выслеживавшую их Джоселин. На ее лице читалось отчаяние. Какие такие общие интересы могут быть у Рамоны Кинг с отцом? Она должна поговорить с Рамоной и предостеречь ее в отношении отца. Она должна во что бы то ни стало убедить ее, что этот человек весьма опасен, он весь пропитан смертоносным ядом. Где бы он ни появлялся, он везде сеял гибель и разрушения. Он уже забрал у нее все…
Грег шел по палубе с Джоком, когда двери кинотеатра широко распахнулись и из них повалили зрители. Джок сразу заметил двух красивых женщин, которые ему показались чудным видением. В одной из них, яркой блондинке в красном, он сразу узнал Рамону Кинг, в которую влюбился главный босс. Поначалу Джоку показалось, что Грег положил глаз на прекрасную леди босса, но потом до него дошло, что капитан пожирает глазами не ее, а другую женщину, ту, которая шла с ней рядом. Стройная, с черными, блестящими волосами, большими карими глазами, такая женщина, конечно, могла растопить сердце любого мужчины. Брюнетка посмотрела на них, и на ее лице, казалось, застыло выражение острой боли. Она быстро отвела взгляд в сторону, и момент замешательства минул. Грег пошел вперед, Джок старался от него не отставать. Лоб капитана прорезала глубокая морщина, он выглядел несчастным. Такое, конечно, должно было непременно случиться. Грег — красивый мужчина, в самом соку. Но, черт побери, шашни с пассажиркой?! Разве он не знает, какой опасностью это ему грозит? Джок вздохнул. Само собой, знает.
В салоне для команды они выпили по кружке пива, и за все это время Грег не произнес ни слова.
Грег, по-видимому, даже не заметил, как Джок спустя несколько минут его покинул. Он еще долго сидел, мрачно уставившись в пивную кружку. Когда он неожиданно застал ее с любовником-доктором, он испытал глубокое потрясение, потом дикий приступ гнева охватил его. Позже он старался убедить себя, что ему повезло… Он чуть было не сгорел. Во всяком случае, он так думал. Но только до того мгновения, как снова встретил ее, заглянул в большие карие глаза и увидел там отраженную, словно в зеркале, душевную боль. Его утраченную надежду. Его безнадежную любовь…
Тяжело вздохнув, Грег ладонью пригладил волосы, отодвинул от себя пустую кружку и большими шагами вышел из салона. Подойдя к двери ее каюты, робко постучал.
Верити, в свою очередь, тоже потрясла нечаянная встреча с Грегом. Они с Рамоной расстались сразу же после окончания сеанса, договорившись увидеться снова на следующий день.
Услышав стук, она раздраженно фыркнула, зашлепав по полу босыми ногами к двери. Резким рывком распахнула ее. Сердитое 'кто там' замерло у нее на губах, когда она увидела его перед собой. Они молча стояли друг перед другом, пока наконец Грег не оборвал тишину.
— Можно войти?
— Конечно, — ответила она просто, почувствовав, как ее охватывает знакомое томление.
— Я хотел извиниться перед тобой, — неуверенно произнес он.
Верити подняла на него свои большие карие глаза.
— Ты извиняешься? — насмешливо спросила она. — Это за что же, позволь узнать?
— Я хотел… ожидал… слишком многого. Какое я имею право требовать от тебя хранить мне верность?
— Ах, Грег. Ты все поставил с ног на голову. Ведь я люблю тебя.
Грег резко повернулся, словно его огрели кнутом.
— Что ты сказала?
— Ты слышал, — тихо ответила она. — Я люблю тебя.
— Ах, если бы ты только знала, как я хотел услыхать это от тебя, — сказал он срывающимся голосом. Он весь дрожал от неожиданно появившейся вновь надежды. Он широко расставил руки, и она, подойдя к нему вплотную, упала в его объятия, и из ее глаз полились счастливые слезы. Она вдруг ясно поняла, что ее самопожертвование — не что иное, как самоуничтожение, более того, тем самым она наносит ему оскорбление. Она любит его. А любовь — это не только сексуальная потребность, это и доверие, и дружба, и взаимопонимание… Гордон прав. Ей нужно во всем ему признаться. Разве ее молчание не привело к тому, чего она старалась избежать? Она причинила ему страдания. Отстранившись от него, она уже открыла было рот, чтобы рассказать ему о своем заболевании, как вдруг зазвонил телефон.
С большой неохотой она сняла трубку.
— Слушаю.
— Хэлло! Верити? — Она сразу узнала голос Гордона.
— Хэлло! — осторожно ответила она, поглядывая через плечо на Грега.
— Верити, — начал Гордон, и что-то странное в его голосе заставило ее учащенно задышать.
— Говори, не бойся, — резко сказала она. Грег, сделав шаг к ней, остановился.
— Верити, к сожалению, у меня для тебя дурные вести, — торопливо произнес он упавшим голосом. — Одно подопытное животное умерло. Мы проводили над ним опыты с… ну, ты понимаешь.
— Результаты вскрытия? — прошептала она, и губы у нее побелели.
— Да, этот препарат имеет прямое отношение к гибели кролика, — вздохнув, сказал Гордон. — Верити, в этом нет никаких сомнений.
— Понятно.
— Верити, нужно держать ситуацию под контролем. Нам еще достоверно не известно, почему… — Гордон повысил голос, пытаясь убедить ее в своей правоте. Грег вдруг почувствовал накативший на него приступ ревности. Ему хотелось вырвать трубку из рук