Это не удивляло. Зак всегда знал точно, куда едет и что будет делать. Не то что Трой, которого она некогда наивно считала сильным, решительным и честным, с болью подумала Эва. Сейчас бывший жених казался ей запутавшимся, мечущимся между ней и Абигайль и не способным быть до конца преданным кому-то из них. Если бы Трой, придя тогда к ней на работу, сказал, что любит Абигайль, она смогла бы это понять и не перестала бы его уважать.

— Почему ты решил приехать? — спросила она, немного успокоившись.

— Может, я соскучился?

— Вряд ли…

— Ну, тогда я немного беспокоился о впечатлении, которое произвела эта фотография в газете на твоих родных.

— Как там? «Скромная секретарша неожиданно высоко взлетает»… или «Зак Сфаэлос снисходит для разнообразия до…»

Зак небрежно бросил ей на колени газету.

— Ты еще не видела последних публикаций?

Эва настороженно замерла.

— Я полагала, что мои пятнадцать минут славы уже позади.

С упавшим сердцем она прочла колонку светской хроники. Как сообщалось, Адель Пату была крайне возмущена, узнав, что ее променяли на женщину, о которой она отзывалась как о невзрачной захудалой машинистке. Далее актриса свидетельствовала, что эта самая машинистка назвала своего шефа лощеной развратной свиньей.

— Да, я сказала это, — невнятно прошептала Эва. — Я сказала это в тот день, когда она звонила тебе в офис. И еще что она должна быть рада, что избавилась от тебя.

— Тебя одолел приступ честности?

— Ты имеешь полное право сердиться, — признала Эва.

— На данный момент это вполне справедливая оценка моего характера. Мне-то все равно, но, насколько я знаю Адель, она найдет способ раскручивать эту историю до бесконечности.

Даже услышав это пугающее утверждение, Эва почувствовала, как впервые за последние дни ее постепенно заполняет ощущение покоя. Было огромным облегчением вырваться из гнетущей атмосферы дома Фремонтов.

— Абигайль ждет ребенка.

Эти слова совершенно неожиданно вырвались из ее уст. Зак оглушительно расхохотался. Эва изумленно взглянула на него.

— Извини, дорогая. С моей стороны это невеликодушно… но кем бы там ни была Абигайль, у меня складывается впечатление, что эта особа прекрасно может о себе позаботиться.

— Трой еще не знает. Конечно, стоит ему узнать, он оставит меня в покое.

— Ты этого хочешь?

— Да… без сомнения! — с жаром воскликнула Эва.

— Подозреваю, что теперь опалу с тебя снимут, — спокойно сообщил Зак. — Раз уж я явился к вам домой, то решил заодно поставить их в известность.

Эва подалась вперед, и ремень безопасности упруго натянулся.

— О чем?

— Я всего лишь хотел представиться твоим родственникам. Ты, конечно, не думала, что в разгар обстрела я появлюсь рядом с тобой как злодей, которого замучила совесть.

Эва уставилась на него широко открытыми глазами.

— Что ты им сказал?

— Только заметил, что наши с тобой отношения начались лишь после того, как ты узнала, что твой жених и кузина встречаются за твоей спиной. Я был с ними добрее, чем они с тобой, — продолжал Зак невозмутимо. — Я умолчал о том факте, что ты застала их под простыней. Но я все же не в состоянии понять, почему ты считаешь необходимым их выгораживать, даже когда на твою голову посыпались все шишки.

— Ты не знаешь, как это огорчит дядю и тетю…

— Что же, пусть себе огорчаются. Она их дочь, а ты ей не нянька.

— Но ты не имел права рассказывать! — воскликнула Эва.

— После того, что мне удалось подслушать, прежде чем я вошел в комнату, мне доставило удовольствие немного пооткровенничать. Твоя кузина довольно неубедительно разыграла сцену обморока. А вот бывший жених изобразил попавшегося на удочку палтуса. А когда я уже повернулся, чтобы уйти и предоставить им возможность переваривать информацию, крупная блондинка в жемчугах отпустила крайне обидное замечание о нравственном уровне твоей кузины… И это задело ту столь сильно, что она восстала из обморока, как вампир из могилы, и принялась вопить во все горло. — Голос Зака задрожал от едва сдерживаемого смеха.

— Полагаю, ты неплохо развлекся?

Голос Эвы невольно дрогнул. Ее расстроило равнодушие Зака к чувствам участников сцены, но нарисованная им картина была настолько правдоподобной, яркой и насыщенной мрачным юмором, что она не смогла сдержать улыбку.

— Видишь, моя красавица, ты снова улыбаешься, — пробормотал довольный Зак.

— Даже если при этом я сама себе противна? Ведь у меня нет никакого права считать себя лучше Троя и Абби, — проговорила Эва. — В тот же день я… спала с тобой.

— Но ты никогда не сделала бы этого, если бы все еще считала, что связана с женихом словом. У тебя слишком преданная натура. И я не верю, что ты смогла бы поступить так, как они.

— Ты просто хочешь заглушить во мне голос совести, — удрученно прошептала Эва.

— Тебе пойдет на пользу, если ты перестанешь вести себя как только что выпущенная из монастыря пансионерка. Никто не безгрешен, — напомнил ей Зак.

— Я очень многим обязана родителям Абигайль. Если бы они не взяли меня в пятилетнем возрасте к себе, меня отдали бы чужим людям. Они воспитали меня как собственного ребенка.

— Лгунья. Гостиную украшает дюжина фотографий кузины и ни одной твоей. Они довольно состоятельные, а ты в шестнадцать лет оставила школу и пошла работать.

— Я сама так решила. Нельзя ожидать от них большего. Тетя могла бы и вовсе отказаться от меня. Ведь я незаконнорожденная, — неловко признала Эва.

— Обычная вещь в наши дни.

— Мой отец был коммивояжером и, кажется, итальянцем.

— Горячая кровь Средиземноморья. Мне тоже следует извиниться за свою национальность? — Зак надменно поднял черную бровь, и Эва невольно улыбнулась.

— Я вовсе не извинялась.

— Нет, извинялась. Как повстречались твои родители?

— У мамы был отпуск, и она поехала на неделю в Венецию. Ей был двадцать один год, — принялась рассказывать Эва. — Родные отговаривали ее рожать, но она оставила меня. Маме было трудно, так как все отвернулись от нее. А когда ее не стало, естественно, не пришли в восторг, что я свалилась им на голову. Дедушка и бабушка были уже старенькие. И дядя с тетей решили принять меня, хотя не были обязаны это делать.

Зак ничего не ответил. Эва откинула голову на спинку сиденья, нервы ее постепенно успокаивались, напряжение уходило, тело медленно расслаблялось.

— Я, как всегда, не спросила, куда мы едем.