— Я все отлично понимаю и могу помочь тебе, если позволишь.

— Но я…

— Но ты хочешь разобраться с этим делом самостоятельно. — Выражение лица Шона смягчилось. — Не возражаю. Просто поброжу по городу, пока у тебя все не закончится.

Саманта, высвободившись из объятий дяди Шона, вытерла платком лицо и с едва заметной улыбкой сказала:

— Честно говоря, хотя я очень старалась убедить тебя держаться подальше от этого дела, мне до последнего момента не верилось, что ты согласишься. Ты ведь такой въедливый. Настоящий Пинкертон.

— Да, я такой. Въедливый.

Преувеличенно доброжелательная улыбка на лице Шона погасла, как только за Самантой захлопнулась дверь. Глядя прямо перед собой, Шон произнес:

— И не только.

Небо уже начинало наливаться предвечерней синевой, когда Мэтт вернулся наконец к себе на ранчо. При виде стоявшей у коновязи лошади он, нахмурившись, вошел в дом, зная, кто его там ждет.

— Кстати, Такер, я думал, что ты уехал, — сказал Мэтт, закрывая за собой дверь.

— Как ты и просил, я предоставил тебе время обдумать создавшееся положение и предпринять кое- какие шаги. Но теперь, насколько я понимаю, мне пора собираться и ехать сдаваться властям, что я и намеревался вчера сделать.

— Кажется, мы договорились подождать и не делать ничего такого, чего потом нельзя было бы исправить.

— Дело в том, что я смотрю на проблему несколько иначе. Рано или поздно полицейские докопаются, что у тебя есть брат-близнец. Вне зависимости от того, что я думая вначале, сейчас мне уже не хочется втягивать тебя в свои дела. Кроме того, я не собираюсь нарушать закон ни при каких обстоятельствах.

— Ты очень изменился. С чего бы это?

— Действительно, у меня в душе и впрямь произошли большие перемены. — Поскольку Мэтт никак на эту реплику не отреагировал, Такер пожал плечами и рассмеялся. — Полагаю, винить в этом надо Дженни.

— Кажется, я уже просил тебя не упоминать этого имени, — сурово заявил Мэтт. — Я не забыл то, что ты сделал. И хотя ничего в связи с этим не предпринял, это не значит, что я тебя простил.

— Правда? Значит, нас уже двое, поскольку я тоже все время себя за это корю. Из чего следует, что мы больше похожи друг на друга, чем можно подумать. — С минуту помолчав, Такер добавил: — Пока тебя не было, сюда приезжала Дженни. Хотела поговорить с тобой.

— Надеюсь, ты не…

— Нет, я не пытался изображать тебя, если ты подумал именно об этом. Кроме того, сомнительно, что мне удастся хотя бы еще раз надуть Дженни.

— Да, она далеко не дура, хотя ты и обошелся с ней как с наивной сельской простушкой.

Такер нахмурился.

— Возможно, и я охарактеризовал бы ситуацию подобным образом, если бы был таким же ранчеро, как ты. Но я не такой и твои слова с негодованием отметаю. Лично я никогда не считал Дженни глупой или ограниченной, тем более она добилась того, чего не удавалось другим.

— И чего же она добилась?

— Того, что заставила меня взглянуть непредвзято на собственную особу и понять, кто я такой в действительности. Нравится тебе это или нет, но именно наша последняя встреча, когда мы с ней были вместе, помогла мне заглянуть в тайник своей души и ужаснуться увиденному.

Мэтт одарил брата нелюбезным взглядом и, сжав кулаки, шагнул было к нему. Такер сказал:

— Придержи коней, братец. Ты должен понять, что Дженни доверилась мне. Я же, устыдившись того, что сотворил, хотя и не сразу, стал просить у нее прощения. Говорил такие жалкие слова, что сам не знал, откуда они у меня берутся. А уж после этого все ей честно о себе рассказал. Не могу забыть взгляда, которым она меня тогда наградила. Боюсь, он будет преследовать меня до конца дней.

Мэтт, определенно борясь с собой и в значительной степени отвечая на собственные мысли, процедил сквозь зубы:

— Ну и ублюдок же ты, Такер.

— Ты прав. Но дело в том, что быть ублюдком с Дженни я не собирался. Просто так получилось.

— Ничего удивительного нет. Мы с Дженни знали друг друга целую вечность, много чего претерпели вместе, и она не сомневалась в том, что ты — это я.

Позиции антагонистов неожиданно поменялись, когда Такер сказал:

— Значит, говоришь, знали друг друга целую вечность и много чего претерпели вместе. Поэтому, что ли, ты переключил внимание на девушку для развлечений из салуна?

— Как я уже тебе говорил, Саманта — не девушка из салуна.

— Совершенно верно. Она хочет стать агентом Пинкертона. Кажется, использовала это в качестве оправдания, когда объясняла, почему обманывала тебя. Кстати, проявила при этом ничуть не меньше коварства, чем я, обманывая Дженни. Но если это так, то она непременно расскажет в своем агентстве, что у тебя есть брат-близнец, чтобы заработать необходимые очки. Стало быть, арест для меня — лишь вопрос времени.

— Она не скажет об этом своим людям, не посоветовавшись предварительно со мной.

— Ты для того с ней и спал, чтобы она считала себя морально обязанной сообщить тебе, что собирается предпринять, прежде чем приступить к исполнению своего замысла?

— Я спал с ней по той же причине, что и ты с Дженни. Потому что мне так хотелось. Сам же говорил, что мы больше похожи друг на друга, чем можно себе представить.

Неожиданно разозлившись, Такер заявил:

— Да. Только ты не отбирал трудовые деньги у простых работяг, чтобы пропить их гроши в салуне. Ты не разыскивал парней со сходным образом мыслей, чтобы, сбившись в шайку, легче обделывать свои делишки и получать больший доход. И ты не был настолько самоуверенным, чтобы считать, что умнее других, поскольку промышляешь воровством и разбоем.

— Я действительно ничего этого не делал, но если бы меня воспитали так, как воспитывали тебя, то…

— Только не надо этого говорить. Это не аргумент, а жалкая попытка оправдаться. Мне необходимо верить в тебя. И не только потому, что тебе верит Дженни. Просто я должен иметь близкого человека, на которого мог бы опереться.

— Мне кажется, Дженни тоже верит тебе, Такер, — произнес Мэтт. — Она определенно что-то в тебе разглядела. В противном случае никто и ничто не могло заставить ее сделать то, что она сделала.

— Ты уже объяснил мне причины. В тот момент она принимала меня за тебя.

Мэтт покачал головой.

— Я помню, что сказал. Но я также сказал, что Дженни — далеко не дура.

— Возможно, ее смутило то, что я — впервые в жизни — был абсолютно честен.

— Честен?

— Относительно того, что чувствовал по отношению к ней.

— И что, по-твоему, это должно означать?

Такер покачал головой:

— Странно, что ты спрашиваешь меня об этом сейчас. — Такер не стал распространяться на эту тему, просто сказал: — Ответ прост — возможно, даже слишком прост.

Мэтт некоторое время молчал, пытаясь оценить сказанное Такером, вернее то, чего тот не сказал. Затем произнес:

— Полагаю, ты должен поставить ее в известность о том, что решил сдаться властям.

— Зачем?

— А затем, что она отсоветует тебе это.

— Нет. Во всяком случае, сейчас.

— Это почему же? — спросил Мэтт. — Или ты успел наговорить ей мерзостей, когда она приехала