время до выезда и занимались. И кое-что придумали.

Из дома выехали через час на четырех машинах. В первой – Тимохин, Степан, Мангуст, Агиларре и один охранник. В остальных – прочие охранники, индеец, переводчик Влад, Света, оставлять которую в особняке практически одну Тимохин боялся. Еще пара помощников нотариуса – они ехали в последней машине.

У здания суда, в котором должна была состояться процедура, в самом деле собралась толпа. Небольшая, человек на сто – сто пятьдесят, но зато состоящая практически только из молодых парней- индейцев. У нескольких были с собой какие-то длинные белые трубки, больше всего похожие на свернутые плакаты. Поблизости стояла полицейская машина, из всех окон которой шел сизый дым, – стражи порядка мирно курили. Впрочем, больше им пока делать было и нечего – когда Тимохин, прикрытый своей свитой и телохранителями, прошел мимо толпы, никаких агрессивных выпадов против него не последовало. То ли они еще не знали, кто он такой, то ли, что вероятнее, команды пока не поступило. Ведь не сами же они здесь собрались, кто-то об этом позаботился. Вот этот кто-то, видимо, и решает, когда народ на русских натравить.

Вполне мирно прошло и само оглашение завещания. Народу присутствовало, правда, довольно много, но все вели себя прилично, даже те, для кого последняя воля Пабло Тимольярреса оказалась неприятным сюрпризом. Впрочем, таким ли уж сюрпризом? Наверняка все те, кого это интересовало, знают кому имущество завещано уже давно. Наверняка знала это и Анхелита, сестра покойного. Мангуст увидел ее первый раз и был удивлен – он-то уже мысленно нарисовал себе образ зловещей старухи, этакой Екатерины Медичи, высокой, худой, чопорной и опасной, как ядовитая змея. А на самом деле Анхелита оказалась весьма симпатичной пухленькой старушкой, такие обычно в «Ералаше» роль бабушек играют. Впрочем, внешность бывает обманчива. Глаза у доброй бабули были холодными, опасными. Во время чтения завещания она сохраняла полное спокойствие. И только когда нотариус задал полагающийся по протоколу вопрос – нет ли у кого-то из присутствующих вопросов или возражений, она поднялась и спокойным голосом заявила, что имущество покойного должно достаться ей и ее детям, а русские на него не имеют никакого права. Разумеется, нотариус ей возразил – каждый человек волен завещать свою собственность кому пожелает, не только ближайшим родственникам. Спорить Анхелита не стала – только напомнила о том, что особое условие, поставленное покойным доном Пабло, пока не выполнено. Поэтому пока признать право собственника за сеньором Тимохиным невозможно.

На это возразить было нечего. Нотариус задал Тимохину формальный вопрос – намерен ли он выполнить волю покойного. Тимохин, разумеется, во всеуслышание ответил, что да, намерен. Нотариус назначил срок – месяц. За это время Тимохину и предлагалось найти и перевезти в Россию прах покойных Мигеля и Пабло Тимольярресов. Фактически на этом официальная часть и была закончена.

– Ну, держитесь. Сейчас, я думаю, все и начнется, – шепнул Мангуст Тимохину по дороге к выходу из зала.

И оказался совершенно прав.

Как только русские появились из дверей здания, толпа колыхнулась вперед. Раздались крики, над головами замелькали воздетые кулаки. Народ был настроен весьма решительно, а полицейские, притулившиеся в своей машине к тротуару метрах в тридцати от центра событий, особого желания вмешаться не проявляли. Правда, их старший все-таки вылез из машины и что-то орал, но, разумеется, слышно его не было, а переходить к более решительным мерам он и не думал. Кстати, народу стало заметно больше – уже не сотня-полторы, а явно больше двух.

– Стоп! Не спускаемся! – рявкнул Мангуст.

Высокое крыльцо, на котором они оказались, могло послужить своего рода естественным бастионом – удерживать толпу у его подножия было вполне реально. А вот если спуститься и оказаться на открытом пространстве, навалятся со всех сторон, и шансов почти не останется.

– Нужно уходить через другой выход! – крикнул Энрике.

– Там нас тоже ждут! – отозвался Мангуст. Он знал, что говорил: пока шло оглашение завещания, он послал одного из подчиненных Энрике проверить все выходы из здания. Их было всего два, и оба перекрыты. Тот, кто подготовил эту подлянку, неплохо все продумал.

А народ уже пер вперед, на штурм крыльца. На пути у нападающих встали люди Энрике.

– Предатели! Русских защищаете!

– Русские, убирайтесь домой!

– Вперед! Бей их!

– Гады! Негодяи!

Были и другие вопли, уже совершенно непереводимые на русский без использования мата. Нецензурная лексика в испанском тоже весьма богата – а в Латинской Америке она еще и кое-какими индейскими словечками обогащена. Впрочем, хорошо бы, если б только руганью все и ограничилось. Но народ был настроен решительно. Первые ряды навалились на людей Энрике.

Началась свалка. Охранники были лучше подготовлены, сильнее и организованнее, к тому же стояли на возвышении. Но зато нападающих было больше. Вот кто-то из них пошатнулся, зажимая разбитый нос, кто- то другой согнулся, держась за бок, еще один рухнул под ноги своим, обливаясь кровью из рассеченной головы, но остальные перли вперед. Из людей Энрике кто-то уже тоже получил, его оттаскивали назад, а на его место шагнул другой.

– Держаться! – заорал Мангуст, прекрасно понимая, что без дополнительных мер люди Энрике не удержатся – не омоновцы, как-никак. К счастью, дополнительные меры были предусмотрены.

– Респираторы! – крикнул Мангуст.

Все сгрудившиеся на крыльце, и русские, и испанцы, были предупреждены и готовы к этой команде. Они вытащили из карманов респираторы и приложили к лицам. А Мангуст швырнул вперед черный цилиндрик, за ним второй, третий. Из них тут же повалил густой желтый дым. Именно дым, ничего более опасного. Но и этого было достаточно. Передние ряды нападавших в несколько секунд наглотались дыма, стали кашлять, задыхаться. А задние струсили – ведь никто не знал, что это всего лишь дым, а не слезоточивый газ, например, или еще что посерьезнее.

– Вперед! – крикнул Мангуст. – К машинам!

Люди Энрике расступились, и вперед вышли Мангуст и русские секьюрити. Они встали клином, на острие которого находились Степан и Мангуст. Внутри оказались Тимохин, Света, Энрике и еще несколько человек.

На ступеньках крыльца Мангуст и Степан набрали разгон и врезались в толпу на скорости. Деморализованные, кашляющие индейцы бросились в стороны, а кто не успел, того отбрасывали. Вдруг какой-то тип в цветастой рубашке и джинсовых шортах завопил по-индейски, размахивая руками и указывая на них. Толпа качнулась, навалилась на русских.

«Ну, сволочь, зря ты высунулся, – подумал Мангуст, окинув крикуна быстрым, но внимательным взглядом. – Мы с тобой еще поговорим». В любой толпе всегда очень важно найти и нейтрализовать лидера; если это удается, то опасность резко снижается.

А пока приходилось плохо. Мангуст и Степан все еще двигались вперед, но уже медленно, как ледокол, продирающийся через торосы. Мангуст действовал технично и ловко – вот какой-то оскалившийся придурок пытается ударить его по голове доской. Легкое движение в сторону, доска летит мимо, резкий рубящий удар ребром ладони по запястью, кость трещит, придурок отшатывается с громким криком. Все, больше не опасен. Еще шаг вперед, с двух сторон одновременно лезут индеец и пожилой уже тип вполне европейской наружности. Дядя, ну тебя-то куда понесло? Мангуст чуть присел, влепил индейцу прямой под дых, а белого пнул по коленной чашечке. Потом успел вмазать в ухо вертлявому типчику, который пытался дотянуться до Степана ножом. Впрочем, Степан и сам неплохо справлялся. От могучих взмахов его кулаков народ так и разлетался. Ему, правда, и самому уже досталось, и не один раз, но пока не слишком опасно.

К машинам пробиться все-таки удалось. Но вот о том, чтобы в них сесть, и речи быть не могло – толпа опомнилась, навалилась по-настоящему, прижала горстку сопротивляющихся к автомобилям. Даже Мангусту приходилось трудно – каким бы крутым ты ни был, а против большой толпы драться трудно, простору мало, от ударов со всех сторон уворачиваться трудно. Хорошо хоть, что спина и бока были прикрыты товарищами. Но, в любом случае, продолжаться так долго не могло – еще минута-другая, и их сомнут. Значит, пришла пора доставать из рукава второй приготовленный козырь.

– Свет! – крикнул Мангуст. И сунул руку в карман. Через секунду в воздух полетела небольшая