провинциалам, принялся их обслуживать.

Я покачал головой. Артист… Затем пододвинул к себе судок с олениной и открыл.

Внутри судок был разбит на три отделения: в большом отделении лежал кусок аппетитно приготовленного мяса, а в двух малых – горчица и хрен. Взяв вилку и нож, я потрогал мясо и понял, что оно холодное.

Сережа у клиентов не задержался. Налил им по второй порции коктейлей, перебросился парой слов и вернулся ко мне, к явному неудовольствию провинциалов, собиравшихся возобновить оживленную беседу.

– И как вам оленина? – поинтересовался он.

– Не знаю. Холодная. Разогрей в микроволновке.

– Что вы, Егор Николаевич, – снисходительно покачал головой бармен, – оленину едят холодной. Кстати, не советую пользоваться ни хреном, ни горчицей.

– Почему?

– Вкус мяса не прочувствуете.

Я отрезал небольшой кусочек, наколол вилкой, попробовал. В меру плотная, сочная оленина напоминала по вкусу мясо мамонта. Пробовал я хобот мамонта на вертеле, когда совершил вояж к хронерам- неандертальцам. навсегда переселившимся в плейстоцен. Правда, они называли свою эпоху Благословенными Временами, Когда Луны Еще Не Было. Поэтически выспренно, что совсем не соответствовало скудости жизни неандертальцев, и я больше двух дней там не выдержал, хотя перед вояжем подумывал остаться в каменном веке навсегда. И все же жизнь в плейстоцене была лучше, чем там.

– Ну и как?

– Угу-м. Вкусно, – покивал я головой и поглядел на ценник. Назойливость бармена начинала надоедать. Можно подумать, что угощал олениной за свой счет. – В следующий раз, когда захочу оленины, полечу на Чукотку.

– Не стоит, – улыбнулся Сережа. – Вы знаете, кто хозяин казино? Оленина у нас будет всегда.

Я хмыкнул и постучал пальцем по ценнику на судке.

– Стоит, еще и как. Думаю, билет до Чукотки и обратно обойдется дешевле вашей порции.

– Разве что вы там тушу съедите, – развел руками бармен.

Я отвернулся от стойки, оглядел зал и не увидел среди несущихся по полу зеркальных бликов черных лоскутов Сатаны. Куда он запропастился, какую каверзу готовит? На душе снова стало тоскливо и пусто.

– Плесни-ка еще водки, – попросил я.

– Это вы напрасно, – покачал головой Сережа.

– Почему? Перебью вкус оленины?

Мне все больше и больше не нравилась его назойливая опека.

– Из серьезных неприятностей нужно искать выход, а не заливать их водкой.

Я вздрогнул и внимательно посмотрел в глаза бармену. И он их не отвел. Мои отношения со службой стабилизации были безысходными, на что же тогда намекал Сережа? Он определенно что-то знал, но что именно? Какие еще «серьезные неприятности» у меня были? Они, как известно, косяком ходят. Если пошли чередой, ничем не остановить.

– Что ты имеешь в виду? – глухо спросил я.

Бармен взял стакан, помыл и принялся сосредоточенно вытирать полотенцем. Я его не торопил.

– Не в моих правилах давать советы… – раздумчиво проговорил он, рассматривая стакан на свет. – Болтливые бармены долго на одном месте не задерживаются.

Я молчал.

Сережа бросил на меня мимолетный взгляд и снова принялся протирать стакан.

– Вчера, Егор Николаевич, вами интересовались…

Я молчал.

– Вам не любопытно кто?

– Кто? – разлепил я губы.

Сережа поставил стакан на стойку, бросил полотенце и наклонился ко мне.

– Лева, официант из летнего кафе на набережной.

У меня отлегло от сердца, и я фыркнул.

– Тоже мне проблема! Налей-ка лучше водки.

Моя реакция Сережу озадачила, и он налил мне водки. Я выпил, крякнул, закусил икрой, затем отрезал кусок оленины, мокнул в горчицу и отправил в рот.

– С горчицей тоже неплохо, – заявил я.

Бармен неодобрительно покачал головой.

– Вы ведете себя так, будто всего лишь не расплатились в кафе «У Лукоморья»…