сокровища мира! О мой Рафаэль! У меня миллионы. Ты любишь роскошь, ты будешь доволен, но ты должен любить и мою душу, она полна любви к тебе! Знаешь, мой отец вернулся.

Я богатая наследница. Родители всецело предоставили мне распоряжаться моей судьбой. Я свободна, понимаешь?

Рафаэль держал руки Полины и, словно в исступлении, так пламенно, так жадно целовал их, что поцелуй его, казалось, был подобен конвульсии. Полина отняла руки, положила их ему на плечи и привлекла его к себе; они обнялись, прижались друг к другу и поцеловались с тем святым и сладким жаром, свободным от всяких дурных помыслов, каким бывает отмечен только один поцелуй, первый поцелуй, — тот, которым две души приобретают власть одна над другою.

— Ах! — воскликнула Полина, опускаясь на стул. — Я не могу жить без тебя… Не знаю, откуда взялось у меня столько смелости! — краснея, прибавила она.

— Смелости, Полина? Нет, тебе бояться нечего, это не смелость, а любовь, настоящая любовь, глубокая, вечная, как моя, не правда ли?

— О, говори, говори, говори! — сказала она. — Твои уста так долго были немы для меня…

— Так, значит, ты любила меня?

— О, боже! Любила ли я? Послушай, сколько раз я плакала, убирая твою комнату, сокрушаясь о том, как мы с тобою бедны. Я готова была продаться демону, лишь бы рассеять твою печаль. Теперь, мой Рафаэль… ведь ты же мой: моя эта прекрасная голова, моим стало твое сердце! О да, особенно сердце, это вечное богатство!.. На чем же я остановилась? — сказала она. — Ах, да!

У нас три-четыре миллиона, может быть, пять. Если б я была бедна, мне бы, вероятно, очень хотелось носить твое имя, чтобы меня звали твоей женой, а теперь я отдала бы за тебя весь мир, с радостью была бы всю жизнь твоей служанкой. И вот, Рафаэль, предлагая тебе свое сердце, себя самое и свое состояние, я все же даю тебе сейчас не больше, чем в тот день, когда положила сюда, — она показала на ящик стола, — монету в сто су. О, какую боль причинило мне тогда твое ликование!

— Зачем ты богата? — воскликнул Рафаэль. — Зачем в тебе нет тщеславия? Я ничего не могу сделать для тебя!

Он ломал себе руки от счастья, от отчаяния, от любви.

— Я тебя знаю, небесное создание: когда ты станешь маркизой де Валантен, ни титул мой, ни богатство не будут для тебя стоить…

— … одного твоего волоска! — договорила она, — У меня тоже миллионы, но что теперь для нас богатство! Моя жизнь — вот что я могу предложить тебе, возьми ее!

— О, твоя любовь, Рафаэль, твоя любовь для меня дороже целого мира!

Как, твои мысли принадлежат мне? Тогда я счастливейшая из счастливых.

— Нас могут услышать, — заметил Рафаэль.

— О, тут никого нет! — сказала она, задорно тряхнув кудрями.

— Иди же ко мне! — вскричал Валантен, протягивая к ней руки.

Она вскочила к нему на колени и обвила руками его шею.

— Обнимите меня за все огорчения, которые вы мне доставили, — сказала она, — за все муки, причиненные мне вашими радостями, за все ночи, которые я провела, раскрашивая веера…

— Веера?

— Раз мы богаты, сокровище мое, я могу сказать тебе все. Ах, дитя! Как легко обманывать умных людей! Разве у тебя могли быть два раза в неделю белые жилеты и чистые сорочки при трех франках в месяц на прачку? А молока ты выпивал вдвое больше, чем можно было купить на твои деньги! Я обманывала тебя на всем: на топливе, на масле, даже на деньгах. О мой Рафаэль, не бери меня в жены, — прибавила она со смехом, — я очень хитрая.

— Как же тебе это удавалось!

— Я работала до двух часов утра и половину того, что зарабатывала на веерах, отдавала матери, а половину тебе.

С минуту они смотрели друг на друга, обезумев от радости и от любви.

— О, когда-нибудь мы, наверно, заплатим за такое счастье каким-нибудь страшным горем! — воскликнул Рафаэль.

— Ты женат? — спросила Полина. — Я никому тебя не уступлю.

— Я свободен, моя дорогая.

— Свободен! — повторила она. — Свободен — и мой! Она опустилась на колени, сложила руки и с молитвенным жаром взглянула на Рафаэля.

— Я боюсь сойти с ума. Какой ты прелестный! — продолжала она, проводя рукой по белокурым волосам своего возлюбленного. — Как она глупа, эта твоя графиня Феодора! Какое наслаждение испытала я вчера, когда все меня приветствовали! Ее так никогда не встречали! Послушай, милый, когда я коснулась спиной твоего плеча, какой-то голос шепнул мне: «Он здесь! « Я обернулась — и увидела тебя. О, я убежала, чтобы при всех не броситься тебе на шею!

— Счастлива ты, что можешь говорить! — воскликнул Рафаэль. — А у меня сердце сжимается. Хотел бы плакать — и не могу. Не отнимай у меня своей руки. Кажется, так бы вот всю жизнь и смотрел на тебя, счастливый, довольный.

— Повтори мне эти слова, любовь моя!

— Что для нас слова! — отвечал Рафаэль, и горячая слеза его упала на руку Полины. — Когда-нибудь я постараюсь рассказать о моей любви; теперь я могу только чувствовать ее…

— О, чудная душа, чудный гений, сердце, которое я так хорошо знаю, — воскликнула она, — все это мое, и я твоя?

— Навсегда, нежное мое создание, — в волнении проговорил Рафаэль. — Ты будешь моей женой, моим добрым гением. Твое присутствие всегда рассеивало мои горести и дарило мне отраду; сейчас ангельская твоя улыбка как будто очистила меня. Я будто заново родился на свет. Жестокое прошлое, жалкие мои безумства — все это кажется мне дурным сном. Я очищаюсь душою подле тебя.

Чувствую дыхание счастья. О, останься здесь навсегда! — добавил он, благоговейно прижимая ее к своему бьющемуся сердцу.

— Пусть смерть приходит, когда ей угодно, — в восторге вскричала Полина, — я жила!

Блажен тот, кто поймет их радость, — значит, она ему знакома!

— Дорогой Рафаэль, — сказала Полина после того, как целые часы протекли у них в молчании, — я бы хотела, чтобы никто никогда не ходил в милую нашу мансарду.

— Нужно замуровать дверь, забрать окно решеткой и купить этот дом, — решил маркиз.

— Да, ты прав! — сказала она. И, помолчав с минуту, добавила:

— Мы несколько отвлеклись от поисков твоих рукописей!

Оба засмеялись милым, невинным смехом.

— Я презираю теперь всякую науку! — воскликнул Рафаэль.

— А как же слава, милостивый государь?

— Ты — моя единственная слава.

— У тебя было очень тяжело на душе, когда ты писал эти каракули, — сказала она, перелистывая бумаги.

— Моя Полина…

— Ну да, твоя Полина… Так что же?

— Где ты живешь?

— На улице Сен-Лазар. А ты?

— На улице Варен.

— Как мы будем далеко друг от друга, пока… Не договорив, она кокетливо и лукаво взглянула на своего возлюбленного.

— Но ведь мы будем разлучены самое большее на две недели, — возразил Рафаэль.

— Правда! Через две недели мы поженимся. — Полина подпрыгнула, как ребенок. — О, я бессердечная дочь! — продолжала она. — Я не думаю ни об отце, ни о матери, ни о чем на свете. Знаешь, дружочек, мой отец очень хворает. Он вернулся из Индии совсем больной. Он чуть не умер в Гавре, куда мы поехали его встречать. Ах, боже! — воскликнула она, взглянув на часы. — Уже три часа! Я должна быть дома, — он