В предыдущих главах была попытка показать самые истоки сатанизма, нашедшего свое оформление в культе Верховного Существа. Истоки эти, как мы могли убедиться, уходят в первобытные пещеры, когда вначале появилась, а затем обрела вес и власть «интеллектуальная элита» человечества — жрецы, шаманы, колдуны, мастера. Мы привели данные, свидетельствующие о том, что клан «хранителей огня» и «мастеров», чьи функции длительное время составляли некую духовную целостность, состоял из физически и психически неполноценных людей. Своей культовой и ремесленной деятельностью эти люди старались обеспечить и оправдать свое существование в первобытном обществе, которое не терпело «дармоедов» и было рационализировано до предела — от калек и беспомощных стариков избавлялись безо всякой сентиментальности. Постепенно эта категория людей нашла пути к самосохранению, обожествив три вещи (или стихии) — камень, из которого высекался огонь, сам огонь, являвшийся важным и во многом загадочным условием жизни, и солнце — небесный огонь, от которого зависели все циклы природы. Солнце, Огонь и Камень стали символами Верховного Существа, богодьявола, ставшего впоследствии верховным богом в различных языческих пантеонах. Как правило, верховным богом становился бог солнца или огня, которому поклонялись через камень и пламя.

Двойственная природа огня, считавшегося земным воплощением («сыном», реже — «братом») огня небесного — солнца, заключающаяся в нераздельной слитности противоположных начал (тепло — ожог; свет — копоть; ласка — ярость; жизнь — смерть и т.д.), привела к восприятию Верховного Существа, верховного бога, как носителя и добра, и зла, как богодьявола. Образцом такого сложного и противоречивого существа является иудейский Яхве. Мы уже писали о его постоянном проявлении в мире через огонь, о том, что «Сатана — гнев Яхве»; что слева он дьявол и справа — бог и т.д. — все эти трактовки присутствуют в сформулированном виде в иудейском каноне и мы можем просто ссылаться на Тору, Талмуд и Каббалу. Там все это написано.

Физическая неполноценность ведет к нравственной ущербности, к появлению комплексов, калечащих психику, душу человека. Это — одна из аксиом психиатрии как науки. Психическая неполноценность (даже при физическом здоровье) также опрокидывает мораль, нравственность. По сути, психическая болезнь и есть искаженная нравственность, дезориентация по всем направлениям человеческого бытия. Поэтому религия, замешанная на перепутанных понятиях добра и зла, выросшая на психозах и комплексах больных людей, никогда не могла быть и не была моральной. Отсюда — все те жуткие в своей порочности проявления язычества, о которых мы писали ранее — сексуальные извращения, массовые убийства, «лечение» младенческой кровью, ритуальное людоедство, власть, построенная на страхе и насилии и т.д. — ряд этот долог и омерзителен в подробном перечислении.

Если мы обратимся к Священному Корану, то увидим, что само перерождение Сатаны из верного слуги Аллаха в бунтаря и во врага рода человеческого проистекало по той же схеме, что лежит в основе генезиса языческих культов; когда Всевышний приказал Иблису поклониться вместе с ангелами Адаму, он счел себя униженным (комплекс неполноценности) и взбунтовался (мания величия). В итоге на земле синхронно с человечеством появился сатанизм, как фактор маниакальной компенсации чувства ущербности. Сатана как личность и сатанизм как безумие имеют под собой одну общую модель происхождения.

Комплекс неполноценности, переросший в сатанизм, совершил некое вращательное движение и породил комплекс превосходства. Психиатры называют эту метаморфозу компенсацией ущербности. В обыденной жизни эта инверсия выливается в безосновательную спесь, глупую чванливость. В национальной жизни этот вид безумия становится шовинизмом, стремлением продемонстрировать свое кажущееся превосходство любыми доступными средствами. А доступными в сатанинской спеси бывают лишь те средства, которые далеки от морали, от нравственности; ведь безумие и есть отступление от морали, от гуманности, от доброты, от честности. Сатанизм — это аморальность, возведенная в доминирующий принцип.

Теперь мы можем понять, какую угрозу предрекал своему народу Виктор Криворотов, когда еще в 1990 году констатировал: «Из года в год крепнет комплекс неполноценности в нашем народе. Русское и советское — это то, что похуже: и сие, относясь уже не только к магнитофонам и телевизорам, становится национальной чертой».^{734}

Если комплекс неполноценности становится национальной чертой, то и психоз, порождаемый этим комплексом, должен иметь национальные масштабы, являясь чувством, компенсирующим ущербность. Это чувство уже получило свое название — русизм. Оно является наиболее яркой и всепоглощающей доминантой русского национального характера, определяемого Александром Казаковым так: «…русскому человеку свойственно в своем национальном чувстве подменять главное в жизни народа, то есть его культуру — средоточие духовной жизни, — неглавным и второстепенным. Это происходит, когда русский подменяет любовь к Родине и Отечеству любовью к государству, к его политической, военной, хозяйственной или экономической мощи, к размерам его территории (которые для такого соблазненного больного национального сознания должны быть неизменны во что бы то ни стало, даже если приращены неправедным путем)… хуже всего то, что русский человек идет на такую подмену даже в том случае, если эта власть и это государство нравственно скомпрометировали себя».^{735}

Больное национальное сознание, являющееся следствием комплекса неполноценности — вот формула русизма. Но больное сознание, соблазненное идеей государственного величия, сколь бы порочным не было само это государство, перестает быть разумной политикой и обретает черты психической патологии, ибо оно, это сознание, полностью иррационально, искажено, «соблазнено». Оно становится формой национального безумия, национального психоза, извращающего всю иерархию ценностей, делающего очевидное зло (порочное, бесчеловечное государство) добром, а добро (гуманность, уважение национальных прав, добрососедство) — злом. Такая подмена ценностей, как форма безумия, есть сатанизм в наиболее привычным его проявлении и поэтому мы имеем все основания ставить знак равенства между сатанизмом и русизмом.

Чечня была завоевана Россией в ходе ожесточенной вековой войны с сотнями тысяч убитых с обеих сторон и насильственно включена в границы Российской империи. То есть, чеченская земля была «приращена» Россией неправедным путем. Сохранение этого неправедного завоевания даже ценой истребления чеченцев, стремящихся к естественной для любого народа национальной независимости, стало императивом перевернутого «добра» не только в устах лживых российских политиков, но и в массовом сознании русского народа, больного русизмом. Поэтому мы и говорим, что политика России по отношению к Чечне есть сатанизм, ибо этой политике не на что опереться, кроме раздутого имперского чванства, насилия и грубой лжи.

«Я не могу служить как следует своему Отечеству, если я при этом не служу истине и справедливости, если я не подчиняю безусловно и себя, и свой народ высшему нравственному закону», — кто в сегодняшней России помнит эти слова философа Владимира Соловьева? Процитировав это высказывание, А. Казаков продолжает: