шерсти и воля Синего Неба на их жизнь и смерть в завтрашнем сражении.

Из-под низко надвинутого козырька шлема Бань Чао внимательно разглядывал боевые порядки парфян. Он сразу выделил тускло мерцающую тучу катафрактиев – тяжелой панцирной кавалерии на правом фланге. В первых рядах лохматились овечьи шапки да-юэчжи – массагетов. Немногочисленная, намного меньше, чем предполагал китайский полководец, парфянская пехота грудилась вокруг знамени командующего объединенными силами Арейи и Гиркании. В мозгу генерала моментально сложился план предстоящей битвы.

– Тао Шэн!

– Цзинь-ши может приказывать!

Личный телохранитель Бань Чао худощавый жилистый Тао Шэн неотлучно находился при нем последние семнадцать лет. Обученный горными отшельниками верховьев Янцзы искусству кун-фу, он днем и ночью не смыкал глаз, оберегая своего повелителя. Руки отшельника обладали дьявольской силой. Тао Шэн мог кулаком раздробить камень величиной с две человеческих головы. В бою он с величайшим мастерством действовал одновременно двумя ханьданскими мечами, рукоятки которых постоянно торчали за его плечами.

– Гань Иня, Цао Ли Дэ и Сюань Чжи ко мне!

Офицеры птицей взлетели на холм.

– Слушать приказ! Сразу вслед за атакой таримских конников Сюань Чжи с пехотой двигается в полуобход правого фланга неприятеля. Вас, Цао Ли Дэ, я прошу поставить арбалетчиков за копейщиками Сюань Чжи и поддержать марш стрелами Огнедышащего Дракона Ваша задача – смешать атаку тяжелой кавалерии парфян. Остальное довершат уйгуры. Правый фланг, уважаемый Гань Инь, остается за вами.

– Десять тысяч лет Сыну Неба! – ответили командиры.

По знаку Бань Чао таримская конница по касательной понеслась на центр и левый фланг парфян. От летящих стрел зарябило в глазах. Заржали и забились раненые лошади. Дата и массагеты с парфянской стороны стреляли из луков с не меньшей ловкостью и сноровкой. Описав полный круг, конные тысячи ринулись в новый бросок, на ходу наполняя колчаны из тороков верблюдов, стоявших позади войска.

Китайская пехота, в длинных халатах, мелькокольчатых кольчугах, с квадратными щитами и кривыми мечами в руках, выстроилась в четыре плотные шеренги. К ней примкнули пешие стрелки с дальнобойными арбалетами. Каждого арбалетчика сопровождал помощник с дымящимся трутом и просмоленной лучиной. Наместник медлил посылать часть вперед. Казалось, он чего-то ждал.

– Смотрите, дракон! – вдруг ахнул кто-то удивленно в рядах.

Солдаты и командующий задрали головы к небу. На высоте примерно сорока метров парил красный длиннохвостый дракон. Кто запустил летучего змея? Как он оказался в вышине? Воины не успели дать ответа на эти вопросы. Бань Чао указал на матерчатое чудовище соплеменникам.

– Ханьцы! Дракон в небе предвещает победу! Вперед, сыны Поднебесной! Над вами красный Дракон!

С ног до макушки закованный в железо, Сюань Чжи повторил команду:

– Вперед!

Вздымая густую красноватую пыль, китайские латники двинулись навстречу врагу.

Парфянские полководцы молниеносно отреагировали на попытку обхода их ударной группировки. Ими овладело желание не упустить подвернувшийся случай. Ударом бронированной лавы растоптать слабый фланг китайцев и на плечах деморализованного противника ворваться в центр и тыл. Раздалась дробь барабанов, прикрепленных к седлам катафрактиев, и по команде сотников парфянские конники поскакали на замедлившие шаг ряды ханьской пехоты.

Заранее зная, что произойдет в следующий момент, Бань Чао взмахом руки тронул с места резервные уйгурские тысячи. Панцирные уйгуры начали крадучись спускаться с холма на равнину.

– Первый ряд, на колено! Сомкнуть щиты! Второй, третий ряды, уплотнить строй! – командовал Сюань Чжи.

Сзади живой стены арбалетчики Цао Ли Дэ расположились в три линии, в шахматном порядке. Стрелки извлекли из колчанов длинные стрелы с двумя параллельными бамбуковыми трубками у оперения. Короткие хлопковые фитили торчали из набитых порохом и заткнутых промасленной шелковой ватой деревянных коленцев. Это и было Оружие Огнедышащего Дракона. Топот конницы становился все ближе. Передние парфяне угрожающе наклонили тяжелые четырехметровые копья-контосы. Цао Ли Дэ поднял изогнутый меч.

– Зажигай! Залп!

Подручные арбалетчиков разом поднесли пылающие лучины к фитилям. Сотни стрел, оставляя за собой дымные хвосты, взвились в небо. На середине полета яркое сверкающее зарево охватывало древко. Получившее дополнительный импульс оружие с утроенной пробивной силой устремлялось вперед. Пораженные парфяне, не помня себя от ужаса, разворачивали коней. В это скопище Цао Ли Дэ приказал дать еще три залпа. Машина боя была запущена, и остановить ее не смогли бы даже боги. Успевшая развернуться уйгурская конница кинулась преследовать удирающего неприятеля. Следом неспешно зашагала отлично поработавшая пехота. Страшные в наступлении, но беззащитные в бегстве катафрактии парфян валились под копыта уйгурских лошадей, десятками падали под ударами булав и кривых мечей.

Видя отступление главных сил, дахи и массагеты покинули место сражения. Пехота парфян, состоявшая из персов и греков Александрополя и Нисы, оказалась брошенной на произвол судьбы. Стиснутая с четырех сторон фаланга приготовилась подороже продать жизни. Гань Инь через переводчика предложил противнику сдаться. Тимолай, командир греков, опустил тяжелый акинак[128]. Капли пота струились по его лбу. Соратники угрюмо молчали. Грек посмотрел вслед клубящейся пыли, на запад уходила разбитая кавалерия, и грубо выругался.

– Сдаемся! – гаркнул он и первым воткнул меч в землю. Злобно матерясь, гоплиты бросали щиты и копья и понурой гурьбой спускались с высоты вниз. Китайцы безразлично глядели на них, потягивая из тыквенных фляг воду, заваренную зеленым чаем и верблюжьей колючкой.

Перед отъездом они долго молились, поставив возле табличек с именами предков множество ароматных курительных палочек. Немного риса и мяса с вином посвятили могущественному Шан-Ди – повелителю духов