Когда гости насытились, кузнец убрал со стола. Остатки трапезы бросил в очаг духам дома и, наполнив оловянные стаканы вином, приготовился к разговору. Все трое плеснули немного напитка Замолксису и, высоко подняв сосуды, чокнулись, выпили.

– Мы прибыли оттуда, – мах рукой в сторону востока, – через два дня к городу подойдет Диег с армией. Настало время платить долги «петухам». Сколько людей ты можешь собрать для нападения на гарнизон изнутри?

– Та-а-к! – Пурирус изо всей силы сжал кулаки и откинулся назад. Во всем облике его проступила свирепая радость. – Здесь, в квартале, наберется человек четыреста. И еще двести мужиков у Севта.

– Всего шестьсот, – подвел итог Сервилий, – примерно одна римская когорта. Да, маловато! Если бы удалось вооружить пленных.

– Оружие у нас есть, – отозвался кузнец, – три полных склада. Всю последнюю партию моих мастерских я припрятал и не выдал римлянам.

– Отлично! – просиял посланец царя. – У нас всего два дня, Пурирус. Сможешь ли за это время отыскать человека, который предупредил бы рабов?

– Отыщем!

Придвинувшись поближе, они совещались, прикидывая и так и эдак. Сервилий посвятил кузнеца в замысел овладения столицей.

– Сколько всего римлян в Сармизагетузе?

– Не так уж много, как кажется на первый взгляд. В черте стен находятся четыре полные когорты. Примерно две с половиной тысячи солдат. И за городом, в Священном округе и поселке – остальные. Вообще же здесь зимует весь XIII Сдвоенный легион. На западе в сторону Пятра-Рошие стоят V Македонский и галльская конница.

– А в столице кавалерия есть?

– Да. Триста всадников. Греки или сирийцы. Я их не различаю. Откуда-то с Востока. Что ни день, то драка между ними и пехотой.

– Драка – это хорошо. Ну ладно, – Сервилий потянулся, – веди нас спать, Пурирус. Что будет, то будет! – Он ткнул в бок клюющего носом Денци.

... На этот раз гастатам XIII Сдвоенного повезло. Трибун Волузий торжествовал. Теперь он покажет хаму Филлипу, как задирать доблестных ветеранов легиона. Тут уже не дрянные анекдоты и насмешки о пригодности пехоты и ее никчемности по сравнению с конницей. Тут серьезнее. Дело пахнет оскорблением величия! Жаль, что в округе нет Лаберия Максима. Он бы знал, кому доложить о случившемся. Ну подожди, сирийская морда! Трибун счастливо щурился на огонек светильника. Центурион, напротив, тянулся изо всех сил, опустив руки по швам. Молодец, Петроний!

Шляясь по территории бывшей Священной округи даков в поисках приключений или приличной потасовки с конниками вспомогательной сирийской алы, ватага подвыпивших легионеров наткнулась на тайную трапезу четверых сирийцев. Негодяи, произнося нечестивые слова по-иудейски и гречески, ели белый хлеб с красным вином и пели малопонятные песни перед грубо связанным из двух жердей рабским крестом. Христиане в армии цезаря! Неслыханно! И где? В Дакии! В стране, в которой со дня на день ждут новой войны с вероломным Децебалом. Подлецы!

Петроний и его молодцы вихрем вылетели из засады. Поломали гнусный крест – символ позорной казни, затоптали недоеденный каравай свежайшей выпечки, допили вино и изощренно избили вонючих сирийцев. Поставив жертвы на ноги, совали под нос христианам медали с изображением Траяна Августа и требовали отречься от подлой веры рабов и поклониться Гению императора. Все четверо наотрез отказались.

– Тащи этих сук за мной! – скомандовал центурион.

Гастаты связали отступников и, от души награждая сирийцев добротными пинками, приволокли в цитадель, на суд Волузия.

– Посади продажных гнид в подвал дворца и не давай им ни жрать, ни пить! Хватит с них и того, что они съели в лесу! Филлипа, если он явится требовать объяснений или вызволять своих азиатов, гнать в шею!

– Есть! – рявкнул Петроний и, повернувшись через левое плечо, направился лично выполнять приказание. Трибун, выпроводив сотника, нашарил в походном мешке замызганный с одной стороны, надорванный лист папируса и, нещадно царапая металлическим стилем, принялся корпеть над кляузным донесением в Виминаций Лаберию Максиму, наместнику Нижней Мезии. Через час интенсивной работы письмо было готово. Содержание его подводило проконсула к мысли о необходимости двинуть под Сармизагетузу все полицейские корпуса Римской империи для ликвидации смертельной опасности, нависшей над государством.

Тем временем Петроний, лично пиная кованой подошвой в спину, спустил в погреба царского дворца всех четверых христиан.

Расчеты Волузия на визит префекта сирийской алы не оправдались. Филлип был не настолько глуп, чтобы соваться в заведомо безнадежное дело. Изобличение поклонников Христа в кавалерийском отряде черным пятном ложилось на его послужной список. Грек представил событиям развиваться естественным ходом, не касаясь происшествия ни с какой стороны.

Последующие события заставили римлян от легата до стрелка-пращника забыть о сидящих в подвале преступниках. Утром следующего дня во двор цитадели ворвался обмороженный корникулярий на полузагнанном коне. Падая на расчищенные от снега каменные плиты, он вымолвил одно-единственное слово:

– Децебал!

Легат XIII Сдвоенного оцепенел. Когда посыльного раздели и растерли винным спиртом, он более или менее связно поведал черную новость. Проклятый царь даков получил известие об объявлении ему войны сенатом и, не дожидаясь императора с армией, напал первым. В январские ноны (5 января) варвары большими силами атаковали разом все крепости и форты имперских войск на территории, очищенной ими по договору.