Семь дней без ветра солнце пожиралоБессильные недвижные тела,Простертые как трупы. Даль пылала:В ней даже тень прохлады умерла.Ни пищи, ни воды уже не стало,И молчаливо, медленно рослаПредвестием неотвратимых бедствийВ их волчьих взорах мысль о людоедстве.73И вот — один товарищу шепнул,Другой шепнул соседу осторожно,И шепот их в зловещий тихни гулСтал разрастаться грозно и тревожно.Никто не знал, кто первый намекнулНа то, что все скрывали, сколь возможно.И вдруг решили жребии метать:Кому судьба для братьев пищей стать.74Они уж накануне раскромсалиВсе кожаные шапки и ремниИ съели. Пищи взоры их искали,Хотели мяса свежего они.Бумаги, впрочем, сразу не достали,Поэтому — о муза, не кляниЖестоких! — у Жуана взяли силойНа жребии письмо подруги милой.75Пришла минута жребии тянуть,И на одно короткое мгновеньеМертвящую почувствовали жутьВсе, кто мечтал о страшном насыщенье.Но дикий голод не давал заснутьВгрызавшемуся в сердце их решенью,И, хоть того никто и не желал,На бедного Педрилло жребий пал.76Он попросил их только об одном:Чтоб кровь ему пустили; нужно былоЕму лишь вену вскрыть — и мирным сномЗабылся безмятежно наш Педрилло.Он умер как католик; веру в немНедаром воспитанье укрепило.Распятье он поцеловал, вздохнулИ руку для надреза протянул.77Хирургу вместо платы полагалосьКусок отличный взять себе, но тотЛишь крови напился; ему казалось,Что как вино она из вены бьет.Матросы съели мясо. Что осталосьМозги, печенка, сердце, пищеводАкулам за борт выброшено было.Таков удел несчастного Педрилло.78Матросы съели мясо, я сказал,За исключеньем тех, кого действительноСей вид мясоеденья не прельщал.Жуан был в их числе: неудивительноУж если он собачку есть не стал,Считая, что сие предосудительно,Не мог он, даже голодом томим,Позавтракать наставником своим!79И он был прав. Последствия сказалисьОбжорства их в конце того же дня:Несчастные, безумствуя, метались,Кощунствуя, рыдая и стеня,В конвульсиях по палубе катались,Прося воды, судьбу свою кляня,В отчаянье одежды раздирали
