или не напрасно, а Джоанни права и он сейчас пойдёт в детскую Милдред и всё устроит. Роланд вызвался помочь, но Мод сказала – ни в коем случае, и сэр Джордж с Мод ушли за постельным бельём, а леди Бейли налила чайник. К Роланду она привязалась, она обращалась к нему: «Роланд», а к Мод – «доктор Бейли». Разъезжая по кухне, она поглядывала на Роланда. При свете камина родимые пятна-монетки у неё на лице темнели ещё отчётливее.
– Вам ведь этого хотелось, да? Вы же хотели, чтобы она осталась, правда? Вы не поссорились, нет?
– Поссорились?
– Со своей приятельницей. Подружкой. Кто она вам там.
– Нет-нет. Мы не ссорились, и она мне никто.
– Никто?
– Не… не подружка. Мы с ней едва знакомы. У нас были… у нас общие профессиональные интересы. Падуб и Ла Мотт. Подружка у меня в Лодоне. Её зовут Вэл.
Упоминание о Вэл леди Бейли пропустила мимо ушей.
– Красивая она, доктор Бейли. Чопорная немножко или застенчивая. А может, и то и другое. Моя мать таких называла «ознобуша». Она из Йоркшира была, моя мать. Не знатная. Из простых.
Роланд улыбнулся.
– У меня с кузинами Джорджа была одна гувернантка. Меня воспитывали вместе с ними, чтобы им не было скучно. Бывало, они в школу, а я выезживаю для них пони. Розмари и Мэриголд Бейли. Вот примерно такие, как ваша Мод. Так я и познакомилась с Джорджем, и он решил на мне жениться. А Джордж – вы видели: как решил, так и сделает. Из-за него я и к охоте пристрастилась. А когда мне было тридцать пять, пробовала как-то взять препятствие, хлоп с коня – и вот пожалуйста.
– Понятно. Романтическая история. И страшная. Обидно.
– Мне грех жаловаться. Джордж просто чудо. Передайте-ка мне эти грелки. Спасибо.
Она залила в грелки кипяток. Двигалась она уверенно. Всё вокруг – чайник, подставка для него, место, где коляска могла встать поустойчивее – было оборудовано, как ей удобнее.
– Я хочу вас обоих устроить получше. Джорджу стыдно, что мы так живём – урезаем, где можем, экономим. Дом и поместье нас просто
– Немножко. Но мне там нравится, славная комната… И будь там вдвое холоднее, дело того стоит. А рассказать пока вроде бы нечего. После. Никогда не забуду, как читал эти письма в этой славной комнате.
Бывшая детская Милдред – сейчас спальня Мод – находилась в конце того же длинного коридора, что и малая гостевая спальня, куда поселили Роланда. В том же коридоре имелась ещё величественная ванная в готическом вкусе. Кто такая Милдред, жива она или нет, хозяева не объяснили. Её спальню украшал камин с великолепной каменной резьбой, под стать ему – окна в глубоких нишах. На высокой деревянной кровати громоздился довольно-таки пухлый тиковый матрас, набитый конским волосом; внеся в спальню охапку грелок, Роланд опять вспомнил Принцессу на горошине. Появившийся сэр Джордж поставил около кровати что-то вроде медной миски, из которой торчал какой-то толстый пестик, горящий электрическим светом. В запертых комодах обнаружились одеяла и груда детской посуды и игрушек 30-х годов, клеенчатые салфетки со Старым Королём Колем, ночник-бабочка, массивное блюдо с изображением Тауэра и поистёршейся фигурой его стража, лейб-гвардейца в традиционном красном наряде. Ещё в одном комоде оказалась целая библиотека книг Шарлотты М. Янг и Анжелы Бразил. Сэр Джордж, смущаясь, принёс ночную рубашку из нежно-розового фланелета и роскошное кимоно – тёмно-синее, переливчатое, на нём – вышитые золотом и серебром китайский дракон и стайка бабочек.
– Жена говорит, вам в них будет удобно. И ещё вот: новая зубная щётка.
– Такая забота. Мне прямо неловко.
– В другой раз будете думать заранее, – отозвался сэр Джордж и с довольным видом поманил Мод и Роланда к окну. – Видали? Вы на деревья поглядите. Вон как холмы сгрузило.
Снег в оцепеневшем воздухе падал и падал неослабно; беззвучный, всепоглощающий, скрадывал ярусы и очертания холмов. Деревья под тяжкими капюшонами и покрывалами в неярких блёстках стояли простые, выкруглив кроны. Сомкнулось пространство вокруг дома в лощине, словно бы заполнявшейся снегом. Каменные вазоны на лужайке оделись белыми венцами и медленно утопали в растущих сугробах – или это лишь так казалось.
– Завтра тоже не выбраться, – заметил сэр Джордж. – Разве что совет графства соизволит прислать снегоочиститель. Но это уж если совсем занесёт. Лишь бы корма собаке хватило.
После обеда по заведённому порядку снова принялись за чтение. Письма продолжали преподносить сюрпризы. Ужинали вместе с хозяевами в кухне, возле камина, ели филе трески с чипсами и очень недурной пудинг с вареньем. Исследователи без долгих споров договорились на все вопросы о письмах отвечать уклончиво.
– Так как по-вашему, стоят они чего-нибудь или ничего особенного? – допытывался сэр Джордж.
Роланд ответил, что о цене писем пока ничего сказать не может, но интерес они определённо представляют. Леди Бейли перевела разговор на охоту, и между ней, мужем и Мод завязалась беседа, а внутренним слухом Роланда завладели призраки слов и позвякивание ложки.
Роланд и Мод поднялись к себе рано, оставив хозяев в их владениях на первом этаже, местами уже хорошо протопленных, в отличие от просторной лестницы и длинного коридора со спальнями, где предстояло ночевать гостям. Холодный сквозняк сбегал по лестнице, и ноги ступали словно в шелковистом снегу. Пол в коридоре был выложен плитками тёмно-синего и бронзового цвета со строгими контурами лилий и плодов граната, густо запорошёнными седой пылью. На полу лежали сбившиеся складками дорожки из какой-то ткани вроде парусины. «Из драгета?» – предположил обуянный словами Роланд: он встретил это название в одной поэме Падуба. Там кто-то – какой-то священник, – «на цыпочках ступая по драгету, по камню пробегая», удирает из одного дома, но его застигает хозяйка. Дорожки полиняли, пожелтели; местами в пыли глянцевели прогалины, оставленные краями дорожки – видно, кто-то недавно на ней поскальзывался.
Поднявшись по лестнице, Мод с решительным видом повернулась к Роланду и сухо кивнула.
– Что ж, спокойной ночи, – произнесла она и поджала свои точёные губы.
Этого Роланд не ожидал. Он робко предполагал, что теперь, когда они остались одни, им можно или нужно будет поговорить о прочитанном, сравнить данные, поделиться открытиями. Правда, сильные впечатления дня и холод его порядком вымотали, но ведь этого, можно сказать, требует научная добросовестность. Папки, которые Мод обеими руками прижимала к себе, закрывали её грудь, как нагрудник кирасы. В глазах её застыла безотчётная усталость, но Роланд принял её за враждебность.
– Тогда спокойной ночи, – ответил он и направился в свой конец коридора. За спиной слышался стук шагов: Мод уходила во тьму. Коридор освещался плохо: если не считать бездействующей калильной сетки, в нём было всего две чахлые лампочки в шестьдесят ватт под металлическими колпаками, как в барах.
Тут Роланд сообразил, что не успел договориться с Мод насчёт ванной. Пожалуй, чтобы не показаться невежливым, надо подождать, чтобы она пошла туда первой. Но расхаживать, пока она будет мыться, по холодному коридору или торчать под дверью ванной в одной пижаме – приятного мало. Роланд решил выждать добрых три четверти часа: едва ли в лютую стужу женщина захочет затянуть своё омовение на больший срок. А он тем временем почитает Рандольфа Генри Падуба. Не выписки из писем, а «Рагнарёк», битву Тора с Инеистыми Великанами. В спальне стоял адский холод. Роланд разгрёб себе уютное местечко среди старых пуховых одеял и стёганых покрывал в аляповатых голубых цветочках и сел ждать.
Проходя по безмолвному коридору, Роланд похвалил себя за смекалку. Тяжёлая, с массивной задвижкой, дверь ванной темнела в арочном проёме, за ней – ни плеска, ни шороха. И всё же Роланд сомневался, действительно ли в ванной никого нет: толстые дубовые доски заглушат любой звук. Дёргать запертую дверь, ставить Мод и себя в дурацкое положение не хотелось. Поэтому он опустился на одно колено на предполагаемом драгете и приник глазом к здоровенной замочной скважине. Оттуда мигнул свет, но в ту же минуту всё пропало, дверь отворилась и в холодный коридор дыхнуло пахнущим чистотой
