Вы нам очень помогли!

Озадаченные этой словесной эквилибристикой, полицейские попрощались и ретировались, полуразвалившаяся калитка со скрипом захлопнулась, и кошка, окотившаяся в зарослях азалии, снова издала злобное «фыр!», или, может быть, это прорычал Насильник? Ха-ха.

Хорошо не поить и не кормить кошку, а? Раньше я этого не знал. Полицейские, наверно, тоже не знали…

Дело в том, что полицейских не учат ловить кошек, — грустно, будто демонстрируя беспристрастность, сказал Добровольный арбитр. — Если это не ваша кошка, лучше ее, пожалуй, прогнать. Мамаша, во всяком случае, набила живот.

Вы специалист по кошкам?

По кошкам? Нет, я пока для этого возрастом не вышел. Разрешите войти?

Отказывать причин, разумеется, не было. Войдя в гостиную и усевшись, Добровольный арбитр снова стал внимательно меня разглядывать. В глазах его за толстыми стеклами очков мелькали искорки, в них светились радостное изумление и смех, наконец он воскликнул удивительно по- детски:

— Ух ты, и правда! Здорово это у вас получилось, ну и ловкачи!

Я почувствовал, как мое молодое лицо восемнадцатилетнего заливает краска до самой шеи.

— …Мне обо всем рассказал Мори… Да, вы и вправду здорово изменились!

— Превратились.

Да, превратились. Наверно, трудно было все так пригнать друг к другу и все сделать так ловко! Вчера я ничего не заметил. Хотя раньше, до превращения, и встречал вас на митингах, все равно ничего не заметил. Ловко! Здорово это у вас получилось!

Мори сейчас у вас? — решил я охладить его восторги, боясь, что им конца не будет. — Я слышал, он ранен?

Он в моем фехтовальном зале «Реабилитация». Ранение несерьезное! Студентка вообще не пострадала, она сейчас ведет диспут с членами нашего клуба, а Мори сидит спокойно и слушает. Да-а, совершить такое — это достойно всяческого уважения… Так вот, я, понимаете, пришел установить с вами контакт. Пришел потому, что питаю интерес и к вашему превращению, и к вашим прошлым исследованиям до этого. Я занимался молекулярной биологией, но на полпути бросил; в общем, ни исследователя, ни вообще чего-либо путного из меня не вышло!

Говоря это, Добровольный арбитр нахмурил брови, и на его землистом лице пролегли две горестные морщины. Мне вдруг показалось, что эти морщины прорезали мою душу — ведь я тоже забросил свои исследования на полпути, и, наверно, наши горькие мысли должны совпадать.

— О нашем превращении… Мори сам вам рассказывал или сделал это каким-то иным способом? В общем, когда вам сообщили об этом, вы поверили? И продолжаете верить теперь?

— Разумеется! Сейчас верю вдвойне, разумеется! Добровольный арбитр дал наконец волю распиравшему его смеху и громко рассмеялся, перемежая смех горестными вздохами:

— Не верить… этому… никак… хха-хха-хха… невозможно!

С удивлением я наблюдал за тем, как Добровольный арбитр, отсмеявшись наконец, вытирает платком слезы и слюну.

Куда ранен Мори?

В голову…

В голову?!

Ой… он же мне сказал, чтобы я вам не говорил. Нечаянно подвел его.

Ранение, видимо, серьезное? Раз он сказал, чтобы вы молчали…

Нет, рана пустяковая, его обеспокоило лишь то, что ранен в голову… И главное, просил ведь меня не говорить, а я подвел его.

Рана на затылке? Или где-то еще?

Я, правда, не специалист, но продезинфицировал рану, забинтовал, она, как вы и предполагали, на затылке. Когда я увидел рану, она не кровоточила и я касался пальцами запекшейся крови, но мне показалось, что старая рана на голове снова открылась. То же сказал и сам Мори, но его это особенно не беспокоило. Получить удар ледорубом по голове — когда я это услышал, меня всего передернуло.

Ледорубом? Но ведь им был вооружен именно Мори?

Совершенно верно! Сначала Мори ударил ледорубом Могущественного господина А., и студентка подумала было, что они спокойно ретируются, но вместо этого Мори протянул ледоруб Могущественному господину А. и тот, хотя все лицо у него было в крови и он почти ничего не видел, взял ледоруб, а Мори спокойно ждал, пока ему не нанесут удар. Могущественный господин А. замахнулся ледорубом, но не удержался и, падая, содрал Мори кожу на голове. Мори замечательный человек! Коль уж судьба столкнула меня с таким человеком, я ни за что на свете не оставлю его, буду служить ему верой и правдой! Мой фехтовальный зал «Реабилитация» призван наставлять на путь примирения бывших членов враждующих группировок, которые до этого готовы были убить друг друга, но… ведь истинные боевые ненасильственные действия, ведущие к примирению, воплотились именно в том, что совершил Мори!

— Как по-вашему, Мори сделал все, что задумал? Или же это предупреждение о следующих, более решительных действиях? Студентка говорит — второе. И меня это сильно тревожит.

Как вы можете? Как вы можете говорить, что замысел Мори ограничивается покушением? Неужели вас пугает участие в его дальнейших планах? В таком случае лучше сразу откажитесь! И сидите тихо и помалкивайте! Вы задались целью оскорблять Мори?

Что? Почему вы так говорите? Я, и вдруг оскорбляю Мори?

Мы, точно боевые петухи, напружинили ноги и, привстав, уставились друг на друга; еще чуть-чуть — и мы бы бросились друг на друга. Я оказался, разумеется, первым петухом, утратившим боевой дух, я вспомнил о происшедшем несчастье и, снова усевшись как следует, стал оправдываться перед Добровольным арбитром, тоже севшим спокойно.

Теперь я понимаю это совершенно отчетливо — мое потрясение, смятение из-за ненормальности, обнаруженной у Мори при рождении, Могущественный господин А. пытался использовать, чтобы тиранить меня. Он хотел умертвить Мори и сделать меня своим рабом до конца дней — вот в чем состояла его тирания… Если вспомнить, что я тогда испытал, то покушение Мори можно считать возмездием. Но, с другой стороны, мне удалось избежать капитуляции и намерение Могущественного господина А. тиранить меня так и осталось пустым намерением, следовательно, по таблице взаимных расчетов, существующей в нынешнем мире, нападение на Могущественного господина А. было несправедливым. Поэтому, я думаю, Мори и отдал ему ледоруб. Хотя действия Мори, нарушившие систему расчетов, существующую в нынешнем мире, должно быть, имели определенную причину… Да, я полагаю, если проследить за ходом рассуждений, то удар ледорубом по наиболее уязвимому месту на его черепе весьма символичен. Я говорю о тирании, задуманной Могущественным господином А. в момент рождения Мори, — именно теперь я понял истинный смысл всего этого. Хотя и продолжаю называть его Патроном… Но неужели вы серьезно думаете, что я могу презирать Мори? Несмотря на то что после превращения я всего лишь неопытный, неосторожный, эгоцентричный мальчишка?

Нет, что вы! — извиняющимся тоном возразил Добровольный арбитр, и на его землистом лице проступил ржавый румянец. И тут же продолжал заносчиво, пока зывая всем своим видом, что я не отношусь к людям, которые неодолимо влекут его к себе. — Мы иногда свершаем ошибку, сами того не желая, показывая презрение к уважаемому человеку, верно? И всей своей жизнью нам не искупить этой ошибки, проживи мы не одну жизнь, а две или три. Даже вам, хоть вы и вступаете в борьбу после превращения.