Однако, в то время как мой внутренний голос с такой силой выражал исходивший из самого моего нутра отказ убивать Патрона, я не мог понять самого себя. Я в самом деле долгое время получал от него денежную помощь, но наши отношения сводились к тому, что я передавал ему резюме и получал за это вознаграждение и никогда не осознавал, что питаю к нему почтение и страх… Но, прислушиваясь к тому, что делается у меня внутри, я не мог отмести прочь этот звучащий во мне отчаянный, решительный протест. Потрясающе, а? Вероятно, и вы, ведущий записи, неожиданно услышав от меня такое, тоже поразились. Начну рассказ с того, что за человек Патрон, с которым я связан не один год. Возможно, и вы подметите мой страх и почтение к Патрону, которых до сегодняшнего дня я не замечал? Или хотя бы запишите мой рассказ так, чтобы третьи лица смогли понять это из прочитанного. Надеюсь, вы не сочтете обременительным эту нелегкую миссию? Ха-ха.

Я сейчас снова вспоминаю, что Патрон с завидной легкостью очаровывал всех, кто имел с ним дело, обаяние же его крылось в тембре голоса и интонациях. У него, старика, был уверенный звучный голос. Знаете, как некоторые преподаватели для более точной передачи студентам правильного произношения и акцентирования иностранных слов произносят их утрированно четко? Он действительно обладал чертами, благодаря которым студенты могли бы дать ему прозвище Патрон, но Патрон, по его собственным словам, лишь однажды и очень недолго преподавал язык. Это было в Шанхае перед самым поражением Японии, где он, обучая китайскую молодежь, одновременно занимался сбором информации. Патрон, тогда еще нестарый человек, служил в специальном подразделении, приданном японской армии в Китае, и его обязанностью была работа среди интеллигенции, и молодые китайцы это прекрасно понимали, однако они, казалось, не придавали этому особого значения. Видимо, они надеялись, что, если каждый из них не только не будет утаивать, но, наоборот, раскроет перед Патроном свой сложный внутренний мир, тогда и тот сделает вид, будто ничего не знает. Таким образом, между ними, скорее всего, сложились своеобразные отношения, и Патрон все сведения о подлинной сущности каждого из них плотно прикрывал крышкой, не давая им просочиться наружу. Ведь если бы кто-либо из молодых китайцев вызывающе заявил: «Я из яньаньцев[18]», начались бы расспросы и неприятностей ему не избежать. То же самое касалось чунцинцев[19]. К тому времени у японской военной администрации в Китае уже была разработана подробная программа действий на случаи поражения Японии. Китайские журналисты, преподаватели, поэты, писатели, зная, что у них выуживают информацию, все же посещали частную школу, открытую Патроном, и таким способом добывали себе плащ-невидимку. Кроме того, в школу поступала пресса всех стран мира, и ученики тоже могли получать интересующую их информацию. Личная цель Патрона состояла не в том, чтобы связать по рукам и ногам людей, принадлежащих к лагерю противника, а в том, чтобы в их непринужденном поведении выявить путь, по которому они пойдут после поражения, и действительно преуспел, это и послужило основой для его превращения после войны в Могущественного господина А. В том же русле развивались и нынешние действия Патрона — оказывать материальную помощь противоборствующим революционным организациям.

Если говорить о внешнем облике Патрона, то в первую очередь следует отметить одну особенность: у него была огромная голова. Фотографии, на которых было запечатлено одно его лицо, не могли передать его обаяния. Я сам вспоминаю, каким отвратительным показалось мне оно на фотографии, помещенной рядом со статьей, связанной с одним скандальным делом. В то время я еще не был знаком с ним. Выражение лица было зловещим, и в то же время казалось, что запечатленный на фотографии человек еще полон детского озорства, но это создавало обратный эффект, еще больше подчеркивая зловещие его черты. На голове Патрона было нечто напоминающее клобук, или шляпу без полей, — таким способом он прикрывал рану, полученную при нападении на него члена одной террористической организации. Ходили слухи, что, стреляя в Патрона, террористическая организация мстила ему за то, что он передал монопольное право на торговлю в Южной Корее или на Тайване компаниям группы В, отобрав его у компаний группы А, с которыми были связаны террористы. Фотография казалась карикатурой, иллюстрировавшей эти темные слухи.

В жизни же все части лица Патрона, начиная со лба и кончая подбородком, были хоть и велики, но пропорциональны, что начисто снимало зловещее впечатление, — таким было его лицо, и оно прекрасно гармонировало с огромным телом. На фотографии даже глаза — левый и правый — блестели по-разному; они казались глазами преступника, а в жизни его глаза были совсем иными. Левый глаз, прятавшийся в глубоких складках, как у ящерицы, почти ничего не видел и, укрытый веками, казался черной впадиной, а другой, хотя и горел подозрительностью и гневом, в любую минуту мог спрятаться в тень. Глаза эти легко определяли физическую и духовную ценность собеседника, но не подсказывали ему ответов.

Мог ли я, беседуя с таким незаурядным человеком, и в самом деле не проникнуться страхом и почтением? Если вы дословно записываете то, что я говорю, то теперь уже ваши слова полностью доказывают это!

Была глубокая ночь, и я, дожидаясь Мори и его спутницу, сварил рис в электрической рисоварке, поджарил мясные консервы и, начав свою одинокую трапезу, вдруг сообразил, что этими мясными консервами — новогодним подарком от Патрона — снабдил меня, как и всех остальных поставщиков информации, тот самый разиня секретарь, который преспокойно обедал во время сегодняшнего покушения, ха-ха. Вот сколь разнообразно вмешательство Патрона в мою повседневную жизнь. Что же удивительного в том, что в ту ночь, когда на Патрона было совершено покушение, он не выходил у меня из головы? А что, если его влияние распространяется на всю мою внутреннюю жизнь, претерпевшую превращение, а я просто не осознаю этого? Под ложечкой у меня что-то противно екнуло; к этому времени я съел лишь треть своего ужина. Думая о еще не осознанном влиянии Патрона и основанном на этом его господстве надо мной, я по ассоциации вдруг увидел призрак своего товарища, повесившегося на спинке кровати в своей комнатушке под самой крышей многоэтажного дома в Париже. Он тоже сначала не мог полностью проникнуть в замыслы Патрона, презирал его, считая несведущим в вопросах международных отношений, но — и здесь не было противоречия — в то же время боялся и почитал его, а к тому же, опасаясь за свое материальное благополучие и стараясь заручиться расположением Патрона, собирал информацию, делал резюме и передавал ему. Все это постепенно увлекало его в пропасть. В пропасть еще не понятных ему замыслов Патрона. Лишь во время кубинского кризиса он впервые задумался над истинными планами Патрона, понял, с каким человеком сотрудничает, в какую трясину тот его увлек. Открыться в этом он не мог даже жене- француженке, вместе с которой еще в Принстонском университете специализировался по международной политике. Тогда у него возникает намерение собственными силами порвать с Патроном. Он начинает саботировать не столько сбор информации, сколько составление резюме и их передачу. Патрон приезжает в Париж. Они беседуют с глазу на глаз. По-видимому, их беседа кончилась суровым выговором Патрона. Опустошенный, он даже не находит в себе силы посетить любимые места в Париже и вешается на спинке кровати. Поскольку квартира — их единственное достояние, жена вынуждена спать в той же комнате, на той же кровати!

В два часа ночи раздается телефонный звонок. Это та самая студентка; куда только подевалась ее выразительная лаконичность — это оружие активистки. Теперь она превратилась в паиньку-студентку, туманно сообщившую мне следующее. Подозревая, что телефон в моем доме прослушивается, она была предельно осторожна, и это она-то, не позаботившаяся прикрыть свой зад.

— Алло! За папой и его компанией наблюдают, даже к гаражу приблизиться невозможно. Поэтому в ближайшее время встретиться у вас не удастся. Вас напугало то, что мы совершили вдвоем? Это естественно. Что произошло? Что-то вроде предупреждения. Главное мы сделаем вместе с вами. Так определено судьбой, верно? И тут уж я ничего не могу поделать. Идет мама, до свидания. Вам привет. И пожелания здоровья!

Выходит, покушение на Патрона совершили Мори и студентка вдвоем! Сначала я не мог понять, ради чего это было сделано, но выразительные слова Саёко помогли мне понять. Как же она это назвала? Что-то вроде предупреждения. Главное мы сделаем вместе с вами. Так определено судьбой? Значит, сегодня Мори и студентка пришли к Патрону, чтобы предостеречь его. А при выполнении своей миссии мы будем