— Честное слово, я понятия не имела, что ты звонила.

Однако Хана не смеется, она хмурится.

— Не волнуйся. Это пустяки.

— Послушай, Хана…

Но она меня перебивает:

— Я же сказала — пустяки.

Хана скрестила руки на груди и пожимает плечами. Я не знаю, поверила она мне или нет, но в одном я уверена — в итоге все изменилось. Счастливого воссоединения подруг не будет.

— Так тебе подобрали пару? — вежливо, даже немного формально спрашивает Хана.

Я решаю отвечать таким же тоном.

— Брайан Шарфф. Я дала согласие. А ты?

Хана кивает. У нее дергается уголок рта. Почти незаметно.

— Фред Харгроув.

— Харгроув? Однофамилец мэра?

— Его сын, — уточняет Хана и снова смотрит в сторону.

— Ух ты! Поздравляю.

Я не в силах скрыть, что эта новость произвела на меня впечатление. Хана, должно быть, сразила всех эвалуаторов. Хотя это и неудивительно.

— Да уж, повезло.

Голос Ханы абсолютно ничего не выражает. Я не понимаю ее сарказма, ведь сознает она это или нет, ей действительно повезло.

Вот оно — мы стоим рядом на раскаленном от солнца асфальте, но с таким же успехом могли бы быть в тысяче миль друг от друга.

«Если стартовали по-разному, то и финишируете по-разному».

Эту старую пословицу любит повторять тетя Кэрол. До сих пор я не понимала, насколько это верно.

Видимо, поэтому тетя и не передала мне, что Хана звонила. Три телефонных звонка трудно забыть, а тетя очень аккуратна в таких вопросах. Может, она решила приблизить неизбежное, подтолкнуть нас с Ханой к финалу наших отношений. Она знает, что после процедуры наше с Ханой прошлое, наша общая история уже не будут иметь такого значения. Однажды наши воспоминания поблекнут, и у нас уже не останется ничего общего. Вероятно, тетя пыталась меня защитить. По-своему.

Нет смысла предъявлять ей претензии. Она не станет ничего отрицать, просто посмотрит на меня пустыми глазами и процитирует какую-нибудь истину из руководства «Ббс».

«Чувства преходящи. Время не ждет никого, но путь ждет человека, чтобы он его прошел».

— Домой идешь?

Хана по-прежнему смотрит на меня как на незнакомого человека.

— Ага. Решила, что лучше мне спрятаться, пока никто не ослеп от такой красоты, — я показываю на свою футболку.

На лице Ханы мелькает тень улыбки.

— Я пойду с тобой, — говорит она, и это меня удивляет.

Какое-то время мы идем молча. До моего дома не так далеко, и я боюсь, что мы так всю дорогу и промолчим. Я не припомню, чтобы Хана была такой тихой, и это действует мне на нервы.

— Ты откуда идешь? — спрашиваю я, просто чтобы не молчать.

Хана вздрагивает, как будто я вернула ее из сна в реальность.

— Из Ист-Энда. Загораю строго по расписанию. Она подносит свою руку к моей. Рука Ханы раз в семь темнее, на моей только веснушек после зимы стало побольше.

— А ты нет, как я понимаю?

На этот раз улыбка Ханы настоящая.

— В общем, нет. Я почти не ходила на пляж.

Я краснею и злюсь на себя за это, но Хана ничего не замечает, а если и замечает, то не показывает этого.

— Знаю, я тебя там не нашла.

Я искоса поглядываю на Хану.

— Ты меня искала?

Хана закатывает глаза, меня радует, что она начинает вести себя как раньше.

— Ну, не прямо так чтобы искала. Просто была там несколько раз, но тебя не видела.

— Я много работаю.

О том, что вообще-то много работаю, чтобы не было времени ходить на пляж, я не упоминаю.

— Бегаешь?

— Нет, слишком жарко.

— Ага, я тоже. Решила сделать перерыв до осени.

Дальше мы идем молча, потом Хана наклоняет голову и, прищурившись, смотрит на меня:

— Ну а что еще?

Ее вопрос застает меня врасплох.

— Что значит «еще»?

— То и значит. Я спрашиваю, а что кроме работы? Лина, брось, ты что, забыла? Это же наше последнее лето. Можно делать, что хочешь, никакой ответственности перед обществом и прочей положительной ерунды. Так чем ты занималась все это время? Где была?

— Я… ничем. Ничем таким не занималась.

Это самое главное — не высовываться и не влипать в истории. Все правильно, но мне почему-то становится грустно. Количество летних дней стремительно сокращается, а у меня даже не было возможности повеселиться. Скоро август, еще пять недель — и задует ветер, а листья по краям прихватит золотом.

— А ты? — спрашиваю я. — Хорошо проводишь лето?

— Как обычно, — Хана пожимает плечами. — Много хожу на пляж, это я уже говорила. Иногда сижу с детьми Фаррелов.

— Правда?

Я морщу нос — Хана не особенно любит детей. Она говорит, что они противные и прилипчивые, как леденцы «Джолли рэнчер», если долго пролежат в кармане.

— Приходится, — Хана кривится, — родители решили, что мне необходимо «приобрести навыки ведения домашнего хозяйства». Такая вот хрень. Знаешь, они заставляют меня планировать бюджет. Как будто, если я смогу рассчитать, как потратить шестьдесят долларов за неделю, это научит меня платить по счетам, я стану ответственной и все в таком духе.

— Зачем? Не похоже, что тебе когда-нибудь придется рассчитывать бюджет на неделю.

Я не хотела, чтобы мое замечание прозвучало язвительно, но что поделать — нас ждет разное будущее, и это отдаляет нас друг от друга.

Дальше мы идем молча. Хана смотрит в сторону и щурится от солнца. Может, я просто не в духе, оттого что лето так быстро проходит? Но в голове начинают быстро мелькать яркие картинки из прошлого, как будто кто-то перетасовывает карты. Хана распахивает дверь в туалет в тот первый день во втором классе, она скрещивает руки на груди и, не задумываясь, спрашивает: «Это из-за твоей мамы?» Мне разрешили переночевать у Ханы, мы не спим, представляем, что нам в женихи выберут каких-нибудь удивительных, фантастических мужчин, например президента Соединенных Штатов или звезд кино, и хихикаем. Мы бежим бок о бок, и наши ноги в унисон, как бьются наши сердца, отталкиваются от тротуара. Занимаемся бодисерфингом на пляже, а по пути домой покупаем рожки с тремя шариками мороженого и спорим, какое вкуснее — ванильное или шоколадное.

Лучшие подруги в течение десяти лет, и на всем этом поставит крест кончик скальпеля, лазерный луч, пропущенный через мозг, и взмах хирургического ножа. Наша история, все, что она для нас значит, будет отрезана, исчезнет, как отпущенный в небо воздушный шарик. Через два года, даже раньше — через два месяца, встретившись на улице, мы только кивнем друг другу и пойдем дальше, каждая своей дорогой — два