Он указал Хикки длинный переулок, который вел к дому Елены.

— Вы зайдете? — спросила их Елена, когда машина остановилась. При этом она поглядела на Квейля.

— Нет, — ответил он. — Вот что. Я поеду, сниму эти швы и к вечеру буду у тебя.

Андерсон засмеялся.

— Не обращай на него внимания, — продолжал Квейль. — Я буду вечером. Ты как? Ничего?

— Хорошо, — ответила она улыбаясь.

— Ну так до вечера.

— Всех благ, — сказала Елена.

Она улыбнулась. Квейль быстро взглянул на нее и сел обратно в машину.

— Приеду вечером. Скажи своим, — крикнул он, когда машина тронулась.

Они отвезли его в Глифадский госпиталь, находившийся недалеко от Дома Елены. Это было большое пятиэтажное здание: прежде там был летний пансион. Квейля тотчас же отвели в зал, оборудованный под операционную. При ярком свете висячих ламп пять или шесть врачей оперировали раненых. Среди оперируемых Квейль заметил немца. Сестра-англичанка стала снимать с Квейля повязку.

— Когда вы сюда прибыли? — спросил ее Квейль.

— Я?

— Вообще английские сестры.

— Да уже с месяц. Нагнитесь. Снять повязку, доктор?

— Пока не надо, — ответил Андерсон.

Он снял куртку и вымыл руки. Хикки уселся на длинном столе рядом.

— Ножницы, — сказал Андерсон сестре.

Он взял у нее из рук ножницы и удалил клеенку и марлю. Обнаженной, выбритой частью черепа Квейль почувствовал холодный воздух комнаты.

— Посмотрим, Квейль, есть ли у тебя выдержка. Будет немножко больно.

— Так всегда говорят, — ответил Квейль.

Он почувствовал, как Андерсон разрезает швы. Врач протянул руку, и сестра вложила в нее щипцы. Квейль почувствовал их осторожное прикосновение, потом подергивание при удалении первого шва. Он подскочил.

— Потерпи же, черт возьми!

— Нельзя ли переменить район действия? — спросил Квейль после того, как были быстро удалены еще четыре шва.

— О'кэй, — сказал Андерсон сестре.

Она была полная и толстощекая, и Квейль почувствовал округлость ее руки, когда она охватила его голову, накладывая на нее повязку и помогая снять рубашку. Андерсон выстукал ему грудную клетку и прощупал живот, спрашивая, не болит ли где. Квейль ответил, что нигде не болит, но чувствуется онемение возле колена. Андерсон согнул ему ногу и ощупал коленную чашку. Закончил он осмотром его руки.

— Отведите его в ванную, — сказал он сестре.

— Ну как? — спросил Квейль.

— Все в порядке, — ответил Андерсон. — Необходимо хорошее питание и несколько дней отдыха.

— Когда мне можно будет побриться?

— Примерно через месяц, когда сойдут струпья. Только не сдирай их.

— Я могу принять ванну на аэродроме. Вы ведь теперь там живете?

— Примешь здесь, — ответил Андерсон.

— Идемте, — позвала Квейля сестра.

— Я сбегаю и принесу тебе обмундирование, — сказал Хикки. — Возьму из своего. Твои вещи отосланы в Египет.

Когда сестра отвела его в просторную ванную и принялась раздевать, он заявил, что разденется и будет мыться сам.

— Глупости, — возразила она. — Вы не вымоетесь, как надо. Посмотрите, в каком виде ваша одежда. И сорочка.

Она растянула перед ним грязную сорочку.

— Я знаю, — ответил он.

— Садитесь в ванну.

Ему было неловко, но он сел в теплую воду, от которой пахло каким-то антисептическим средством. Сестра нагнула ему голову вперед и обвязала ее полотенцем, чтобы вода не попала в рану. Она принялась медленно мыть ему шею и спину, потом подняла одну за другой его ноги и выскребла их. Квейль чувствовал расслабленность и физическое наслаждение от этой расслабленности и от ощущения чистоты.

Он вытерся и сидел в белом халате, который дал ему Андерсон, пока Хикки не вернулся с одеждой. Он надел чистую сорочку, брюки и куртку, поблагодарил сестру и пошел по шумным, полным суеты коридорам и комнатам, которых прежде не заметил. У нижней ступени лестницы толпились легко раненные и выздоравливающие.

— Уезжают, — объяснил Андерсон. — На Крит.

— Много народа эвакуируется?

— Да. Женщины и некоторые раненые.

Квейль решил, что надо эвакуировать Елену, и попросил Хикки отвезти его к ней. Было уже темно, когда он, спотыкаясь, шел по ведущей к дому Стангу мощеной дорожке. Хикки и Андерсон ждали его в автомобиле. Он постучал. Кругом царил мрак. Ответа не было. Он постучал еще раз и убедился, что в доме никого нет. Он обошел его кругом и увидел, что черный ход закрыт и дверь задвинута деревянным засовом. Он понял, что Стангу уехали, и стал соображать, где может быть Елена, где вся семья. Он очень встревожился, так как Елена теперь не будет знать, как связаться с ним. Может быть, она у родственников? Но нельзя рисковать, расспрашивая соседей. И куда могли они запропаститься? Вся семья… Она, наверно, знала, куда должна уехать семья. Она толковая. Найдет меня. Может быть, Лоусон-в Афинах? Может быть, он знает, где они? Понять не могу, куда она девалась.

Он пошел обратно к машине, охваченный тревогой. Хикки повез его на аэродром.

На аэродроме они вошли в просторную столовую, где сидели летчики бомбардировочной эскадрильи. При появлении Квейля Финн вскочил и поспешил ему навстречу.

— Возвращение блудного сына, — сказал Андерсон.

— Джон! — воскликнул Финн, пожимая Квейлю руку.

— Дайте место чуду, — продолжал Андерсон.

Квейлю очистили место. Андерсон и Хикки сели рядом с ним, и все трое принялись за еду. Со всех концов столовой посыпались вопросы. Некоторых из присутствующих Квейль видел впервые, но он узнал и ребят, летавших вместе с ним на «Бленхеймах» в пустыне, и других, с которыми раньше встречался в Афинах. Впрочем, он был слишком занят едой, чтобы обращать особенное внимание на окружающих.

— Среди молодых есть, наверно, способные ребята, — сказал он Хикки.

— Только на это и приходится рассчитывать. Ведь на всю компанию есть каких-нибудь два самолета. — Среди присутствующих было по крайней мере человек тридцать с крылышками. — Большинство завтра уезжает, — продолжал Хикки. — Самолетов нет. Вчера вылетели шесть «Бленхеймов», и ни один не вернулся. А дня два тому назад мы потеряли два последних «Харрикейна». Есть еще один, но он так изрешечен, что не скоро полетит. Дело дрянь, Джон…

— Да. На моих глазах было сбито несколько «Харрикейнов». Ты знал Кросби?

Квейль думал о том, как разыскать Елену.

— Знал, — ответил Хикки.

— Несколько дней тому назад его сбили.

— Этот «Харрикейн» единственный, оставшийся из тех трех. Ты, наверно, видел, как их сбили при взлете.

— Да, — ответил Квейль.