Елена передала вопрос.

Грек взглянул на Квейля и ответил:

— Мне лишь бы доехать до города.

— Вам надо остерегаться полиции, — заметила Елена.

— Я буду осторожен, — ответил он.

Теперь он чувствовал себя почти счастливым: быть так близко от дома — это даже лучше, чем попасть домой, как всякое предвкушение лучше самого обладания.

— Он говорит, что его можно высадить в городе где угодно, — объяснила Квейлю Елена.

Квейль просунул голову в кабину шофера.

— Вы поедете прямо в город? — спросил он австралийца.

— Да. Куда вас отвезти?

— Надо будет высадить грека. Потом отвезете меня в штаб.

— Где ваш штаб? В том же здании, где и наш?

— Последний раз, когда я там был, он помещался в здании школы.

— Я знаю, где это, — вмешался другой австралиец. — Кажется, он и теперь там.

— О'кэй, — сказал шофер, и Квейль уселся на место.

Они ехали вдоль побережья, по испытавшим неоднократную бомбежку улицам Пирея, имевшим пустынный и странно тревожный вид. Поднявшись на небольшой холм, они увидели в отблесках заходящего солнца Акрополь, и высокое здание церкви св.Марии, и зубчатую линию лесов, и белизну всего города, оттененную подпиравшими его черными горами.

По сравнительно тихим улицам, — если не считать мчавшихся австралийских военных грузовиков, — они проехали мимо гостиницы «Король Георг». Площадь была пуста. На улицах не стояло ни одного автомобиля. Было похоже на воскресенье, хотя Квейль знал, что день не воскресный. В этом спокойствии чувствовалась близость назревающих событий. Немногочисленные прохожие торопились; изредка попадавшиеся австралийские солдаты держали ружья на плече; у полицейских за спиной были короткоствольные винтовки. Только случайный автобус нарушал порою общее впечатление мертвенности. Так было на всем пути до вершины холма, где маленький грек объявил Елене:

— Здесь я выйду.

Елена передала это Квейлю, и тот попросил шофера остановиться.

— Скажи ему, чтобы он первое время не попадался никому на глаза, — сказал Квейль Елене.

— Я уже говорила, — ответила Елена.

Маленький грек встал и протянул Квейлю руку. Квейль пожал ее и почувствовал в ответном пожатии маленького грека неожиданную твердость и столь, же неожиданную грусть расставания.

— Передайте инглизи, что я желаю ему всего доброго, — сказал маленький грек Елене.

— Передам. Желаем вам благополучия, — ответила она.

— Скажите ему, чтобы он навестил меня, когда кончит воевать и вернется сюда.

— Хорошо.

— Я живу возле церкви.

Он назвал улицу и номер дома.

— Я скажу ему, — сказала Елена.

— Скажите ему, что я всегда буду рад его видеть. И вас тоже, барышня.

Он говорил с отменной вежливостью.

— Спасибо.

— Вы собираетесь обвенчаться? — спросил он еще.

— Да.

— Желаю вам счастья и радости в семейной жизни. Передайте ему мой привет.

— Спасибо. Всего доброго, — ответила Елена.

— Прощайте, инглизи, — обратился грек прямо к Квейлю.

Он уже стоял на мостовой и смотрел на них снизу вверх. Квейль прочел растерянность в его глазах и в складках лба, и борьбу чувств в чертах лица, и следы недоедания во всем его облике. Он помахал ему рукой.

— Прощайте, — сказал Квейль.

Грузовик двинулся дальше. Маленький грек стоял и смотрел им вслед. Он поднял руку. Елена села, а Квейль продолжал стоять в трясущемся автомобиле, смотрел на маленькую фигурку, уже подернутую белой пеленой дорожной пыли и стоящую одиноко на тихой улице, — смотрел до тех пор, пока грузовик не завернул за угол и она не исчезла из глаз.

Австралийцы остановили машину у школы, над которой развевался большой синий флаг с кругом посредине. У входа стояли два часовых в синей форме, с автоматами. Квейль поблагодарил австралийцев. Те не стали терять времени на разговоры, а только крикнули: «Всего», — и покатили дальше. Часовые отнеслись к Квейлю не без подозрения, вызванного его черным, израненным лицом, разорванной одеждой и Еленой. Они не позволили Елене подняться на крыльцо и войти в здание.

— Пропустите ее со мной, — попросил Квейль, показывая свои истрепанные документы.

— Не можем, сэр. У нас строгий приказ.

— Подожди здесь, — обратился он к Елене. — Я пришлю кого-нибудь за тобой.

— Пожалуйста, поскорее, — сдержанно попросила она.

Она понимала, что вид у нее далеко не блестящий: платье порвано и покрыто грязью, волосы в беспорядке, лицо обветрено, ботинки стоптаны, чулок нет, шляпы тоже, руки в грязи.

Квейль прошел мимо часовых и поднялся по лестнице. Все здесь переменилось. Он спросил, как пройти в кабинет командира авиаполка, и отыскал нужную дверь в узком коридоре. Вошел в маленькую приемную: секретарь поднялся с места.

— Мне надо видеть командира авиаполка, — сказал Квейль.

— Он занят, — ответил секретарь.

Вокруг сновали люди, а в соседней комнате, дверь в которую была открыта, шла деятельная упаковка.

— Я войду, — сказал Квейль.

Через фанерную дверь он вошел в увешанный картами кабинет командира. Командир громко разговаривал по телефону. В кресле у письменного стола сидел какой-то незнакомый Квейлю командир эскадрильи. Квейль невольно взглянул, есть ли у него на груди крылышки — оказалось, что нет.

— Простите, что я так врываюсь, — обратился Квейль к командиру полка. Тот уставился на него широко раскрытыми глазами.

— Квейль! — воскликнул он. — Господи боже!

— Я только что вернулся, — продолжал Квейль.

— Боже мой! Мы решили, что вы погибли. Черт возьми, счастлив видеть вас живым и здоровым.

Командир встал и похлопал Квейля по плечу.

— Пожалуйста, скажите секретарю, чтобы он велел пропустить мою спутницу, которая ждет у входа.

— Сейчас.

Командир вызвал секретаря.

— Скажите ему сами, — предложил он Квейлю.

— Моя невеста ждет у входа. Будьте добры распорядиться, чтобы ее пропустили.

— Нужно письменное распоряжение.

— Напишите сами и подпишитесь за меня, — приказал командир. — Ну, рассказывайте, как вы выскочили из этой истории. Что у вас с лицом? Вид у вас неважный.

— Только вид. А так все в порядке, — ответил Квейль. — Где эскадрилья?

— Все, что от нее осталось, находится в Глифаде. Вот Хикки обрадуется! Простите, Джон.

И он познакомил Квейля с командиром эскадрильи, который оказался офицером разведки.

— Хикки напился до бесчувствия, когда вы сковырнулись, — продолжал командир полка.

Он коротко ответил на чей-то телефонный звонок и продолжал: