раненых.
Шагая по обочине грязной дороги, Квейль прислушивался к разговорам шоферов о причинах задержки.
— Где же дорожная охрана? — спрашивал один из австралийцев.
— Она не поможет. Это все чертовы греки. Забивают дороги машинами с беженцами.
— А что если налетят фрицы? Мы неплохая мишень.
— Вы не из Ларисы?
— Нет, из Элассона. Где свернуть на медицинский пункт?
— Эх, беда. Ну, что тут поделаешь… Ехал за снарядами. Там должен был быть знак над складом. Но будь я проклят, если видел его.
— Настоящая чертовщина. Кое-кто поплатится за это…
— Где теперь фронт?
— Где-то у Ларисы. Не знаю.
— Укрепления возводят к югу от Фермопильской равнины.
— В этом проклятом горном проходе?
— Ну да. Если фрицы упустят такой случай для бомбежки, они будут ослами.
— Прошлый раз упустили. У тебя есть бензин?
— Конечно. Два галлона. Сколько тебе надо?
— Четверть галлона хватит.
— Бери. Да вы кто такие?
— Санитарная машина. Мы из Южной Австралии. А вы не седьмой дивизии?
— Нет, шестой. А из какой части Южной Австралии?
— Из Южной Аделаиды.
— Хотел бы сейчас туда?
— Все бы отдал… Смешно — у нас там пропасть греков.
— В Джилонге их тоже сколько угодно.
— Надо отдать им должное. Я всегда считал их бродягами и шарманщиками. Оно так и есть — там у нас. Но здешним надо отдать должное.
— Они чертовски здорово дрались, бедняги. А мы теперь сматываемся и оставляем их.
— Какого дьявола мы не двигаемся?
— И как это проклятые фрицы не пронюхали.
— Погоди, еще налетят.
Проходя мимо, Квейль слышал, как один из австралийцев сказал:
— Видишь этого? Это летчик.
— Хорошо его обработали. А я не знал, что у нас есть самолеты.
— В том-то все дело: нет самолетов.
— Да. Нет как нет.
Квейль больше ничего не слышал; он осторожно шагал по грязи. Дошел до поворота и пошел дальше. Тут он увидел, что вереница машин тянется еще на четверть мили. Это были большие тяжелые машины с шоферами-австралийцами; они стояли, тесно сбившись, в хвост одна другой. Некоторые шоферы сошли с машин и беседовали, другие хлопотали у себя в кузове около примусов, торопясь вскипятить чай. Попадавшиеся кое-где греческие грузовики были столетней давности, и люди на них сидели, взгромоздившись на горы узлов и всяческого скарба. Они молчали; у женщин лица были закрыты шалями. Дети, подавленные всем происходящим, сидели смирно, завернувшись в одеяла.
Дойдя до головы колонны, Квейль увидел причину затора. Это был тяжелый четырехосный грузовик английских воздушных сил. Задняя половина кузова — на двух осях — оторвалась и опрокинулась на дорогу. Рядом завяз в грязи грузовик меньших размеров. Какой-то чин военной полиции, на мотоцикле, с белой повязкой на рукаве, объяснял группе австралийцев, что надо делать. Квейль остановился и молча стал смотреть, как они подталкивали маленький грузовик, чтобы поставить его впереди большого. Но машина только уходила еще глубже в грязь.
— Что вы хотите сделать? — спросил Квейль полицейского.
— Поставить этот грузовик вперед и оттащить развалившуюся машину в сторону. А он увяз.
Они опять стали толкать грузовик; шофер дал полный газ. Толстые резиновые шины забуксовали; но вдруг они уперлись в грунт и обдали Квейля и остальных грязью; грузовик закачался, задел крылом за сломанную машину и сорвал крыло, но сдвинулся с места и прошел вперед. Солдаты поспешно привязали к нему сломанную машину проволочным тросом. Шофер ее сел в кабину — рулить. Австралийцы стали толкать ее сзади, понемногу сдвинули, и маленький грузовик оттащил сломанную машину с дороги. Квейль пошел обратно, навстречу медленно двигающейся вперед колонне. Начало ее представляло узкую вытянутую линию с большими промежутками между машинами, но дальше машины опять шли, сбившись в группы; после непродолжительной ходьбы он увидел свой грузовик. Квейль взобрался в кабину. Елены там не было.
— Она пересела на греческую санитарную машину, — объяснил Макферсон.
В это время кто-то стал дубасить по задку кабины. Макферсон остановил машину. Послышались крики.
— Бомбардировщики, — сказал Макферсон и выскочил. Из других машин тоже выскакивали люди и бежали в поле. Квейль на бегу поглядел вверх. Он услышал знакомый гул; самолеты выходили из-за тянувшихся впереди невысоких гор, из сияния утреннего солнца.
— Времени не теряют, — крикнул ему один из австралийцев.
Квейль всюду искал глазами Елену. Когда шесть бомбардировщиков пролетели вдоль дороги на высоте около тысячи футов и сбросили первые бомбы, он лег. Он почувствовал судороги земли под собою, услыхал воющий свист и слившийся в одно грохот первой порции стофунтовок, упавших по другую сторону дороги, и затем уходящий вверх рев удаляющихся самолетов. Квейль поднялся и снова стал оглядываться, ища Елену. Он надеялся, что она не побежит на ту сторону дороги.
— Промазали! — заметил австралиец.
Колонна не пострадала. Только у некоторых машин брезентовый верх был прорван осколками. Квейль направился к греческим санитарным автомобилям. Он нашел Елену в первом же из них.
— Где ты была? — спросил Квейль. Он был зол на нее.
— Здесь. Эти ведь не могут бежать. Посмотри на них, Джон.
— Ну их к черту! К чему это геройство? Ты их не спасешь тем, что останешься здесь.
— Но ведь они не могут бежать, как другие.
— Тем хуже.
— Не сердись, — сказала она.
— Я не хочу, чтобы ты торчала здесь и тебя убило бомбой.
— Они такие жалкие. Врача нет. Взгляни на них.
Он увидел шесть носилок и засохшую кровь на полу и услыхал ее запах. Двое раненых глядели на него. Лица у них были черные. У одного гноились глаза. У другого была забинтована голова. На остальных носилках виднелись изможденные тени, а дальше — лицо шофера, который, обернувшись, смотрел на них.
— Все равно, — сказал Квейль. — Ты ничем не можешь помочь.
— Некоторым я могу помочь, перебинтовать их. А вон тот умер.
Она указала на последнего в ряду.
— Ты просто упрямишься. Наш грузовик пойдет за вашим.
— Не сердись, Джон.
— Я не сержусь. Мы поедем за вами.
Квейль чувствовал, что сердится на нее, чуть не ревнует ее, сам не зная почему. Он влез в кабину к Макферсону, который потихоньку что-то насвистывал. Макферсон улыбнулся ему.
— Нашли ее? — спросил он.
— Да, — ответил Квейль.
— Очень красивая девушка.