– Я здесь, бабуля!

Парень материализовался из кухонного чада, как демон, явившийся по вызову. Марго знала верное заклятие.

– Подбрось дров, жар спадает.

– Ага…

Кочергой он поддел заслонку и начал переправлять сухие ясеневые чурбачки, которые наколол с утра, в раскаленное нутро печи. Хорошо, что мастер Дидель час назад отпустил его из лавки. Блины Кристиан обожал. Он повел жадным глазом на стол, где томились в ожидании миски с начинкой. Моченая калина, фарш из печенки, жирные брюшки форели – объеденье! Богачи, дурни, брюшками брезгуют. Им филей подавай.

Лаферы! Ничего в жратве не смыслят.

Он вспомнил, как в детстве, сопляк, взятый из приюта, едва не спалил весь квартал. Бабушка Марго велела протопить любимую печь. И Кристиан, впервые допущен к ответственному делу, перестарался. Это теперь он знает, что сосновые полешки кладут на растопку. Потом кидают бук или ясень – они жар дольше держат. От сосны лишь пламя, искры да запах смолы.

В увлечении работой, рад побегу из опостылевшей «блохарни», он без устали кормил ненасытную печь сосной. А огненная прорва требовала еще и еще. Пламя гудело и завывало в трубе. Мальчишка радовался: вон какой жар! Бабушка будет довольна. Отвлекли его вопли с улицы. Выглянув в окно, Кристиан обнаружил толпу зевак, собравшихся под домом. Люди тыкали пальцами в небо и казались обеспокоенными. Оставить гудящую печь без присмотра было боязно, но любопытство пересилило.

Он только на минутку – и сразу обратно!

Кристиан вихрем вымелся на улицу, задрал голову вверх – и обомлел. Из печной трубы извергался столб огня локтей пяти в высоту. Словно через трубу дышал злодей-дракон, пробудившись от спячки. Снопы искр взлетали до небес, норовя пропалить брюхо тучам. Часть искр гасла в вышине, часть осенним звездопадом щедро валилась на соседские крыши. Там, где лежал тес, а не черепица, уже дымилось.

В тот день Крис-Непоседа впервые испугался по-настоящему. Оцепенев от ужаса, не в силах оторвать взгляд от адского фонтана, виноватый, готовый умереть на месте, он стоял, не зная, что делать.

Его спасло чудо, не иначе. Вечный Странник услышал мольбу сопляка, или искры прожгли-таки брюхо туче-неудачнице, но на город рухнул дождь. Не жалкая морось – солидный, знающий себе цену ливень. После бабушка не слишком ругала Непоседу, видя, что приемный внук и так напуган до смерти. Он долго отказывался подходить к печи, и стал крайне осторожен с огнем.

– Хватит, внучек. Сбегай-ка на угол, принеси воды.

Бабушка на диво точно определяла время. Далекий бой часов на башне Большого Консенсуса не играл никакой роли. Его старушка, тугая на ухо, зачастую и не слышала. Но вот сказала – сходи за водой! – и Кристиан ни на миг не усомнился, что водовоз Ираклий сейчас едет по Обоюдной и скоро будет на углу Трубача Клауса и Веселого Тупика. Следовало поторопиться.

Иначе тащись до казенной водокачки…

Громыхая ведрами, он ссыпался вниз по лестнице и бегом рванул к перекрестку. Там ждал знакомый мерин – каурый, с белым пятном на лбу. Впряжен мерин был в телегу с бочкой – огромной, потемневшей от времени. На телеге восседал дядька Ираклий, франт-пьяница: латаный армяк, засаленный картуз, шаровары заправлены в сапоги-«бутылки».

Крис помахал водовозу ведром, да так и застыл с дурацкой улыбкой, намертво приклеившейся к губам. Ведро в поднятой руке качнулось, стукнув парня по макушке. Нет, ударь в темя молния, он и этого бы не заметил.

Рядом с Ираклием, нахохлившись, сидела гарпия.

Вид у Келены был такой, словно она с кем-то подралась. В судьбе дурака, отважившегося сцепиться с пернатой чумой, Кристиан не сомневался, и заранее сочувствовал бедняге. Но Келене тоже досталось. Гарпия неуклюже кособочилась. Когти птичьих лап вцепились в борт телеги – клещами не разожмешь. Выпростав из-под крыла руку, она придерживала платье, разорванное на груди.

Правая сторона лица опухла и посинела.

– Что с тобой? Ты… ты в порядке?!

– Лучше не бывает. Почти в раю, – обрадовала его гарпия. Говорила она хрипло, с неприятным присвистом. Казалось, в ее легких прорвали дыру, и не одну. – Спасибо доброму человеку, подвез. У вас в городе не извозчики, звери…

– Злой народ нынче пошел. Ох, злой, – буркнул Ираклий, встопорщив бурые усы, похожие на клочья разлохмаченного мха. – Родного брата в канаве забудут. Еще и ржут, зубоскалы, что твои жеребцы. Мол, чего не летишь, красавица? Нешто не видно? Не может сударушка лететь. Зашибли птичку. Ну, я и это… мне не в тягость…

Сегодня водовоз был на удивление словоохотлив. Он будто оправдывался перед мальчишкой за свою случайную отзывчивость.

– …все одно по дороге. Бочка, считай, пустая. А сударушка, сразу видать, легонькая. Перышко, не дамочка. Каурка мой простит…

– Я… Я отнесу тебя домой! Я сильный! Тут близко…

Кристиан задохнулся от собственной смелости. Не он ли еще вчера с криком просыпался посреди ночи? Снилось: гарпия гонит его по улицам, настигает…

Ираклий хмыкнул с пониманием.

– Да ладно, орелик. Я сударушку и без твоих геройств доставлю. Девок лапай, кто с ногами. Девки без крыльев, не улетят. Близко, говоришь? Давай, показывай дорожку.

– По Трубача Клауса, три квартала…

Кристиан двинулся рядом с телегой. Мостили улицу еще при Пипине Саженном. Колдобина на выбоине и ухабом погоняет. Тряхнет, гарпия и свалится, не приведи Вечный Странник. Он следил в три глаза – в случае чего подхватить, не дать расшибиться. К счастью, обошлось: Келена держалась крепко.

– Спасибо, дядька Ираклий! Ну уж наверх я тебя, госпожа Келена, – он напустил на себя взрослый вид, – точно отнесу. И не спорь! По нашим лестницам и здоровому бугаю…

– Спорить? – хрустнуло в груди гарпии. – С таким кавалером?

Разжав когти, она спрыгнула, чтоб не сказать, упала, с телеги в объятия «кавалера». Гарпия оказалась тяжелее, чем рассчитывал юноша. Сердце набатом колотилось в груди, пока он взбирался на третий этаж. Мечты сбылись странным образом: обнять красавицу, взять на руки…

И тащить по ступенькам, стараясь не причинить лишнюю боль.

«Какой ублюдок напал на нее? Надеюсь, она порвала его в клочья… – прошлая ненависть, рожденная „соколиной охотой“ на воришку, тесно переплелась с ненавистью новой, сиюминутной. Так сплетаются два тела, и не сразу понимаешь: супруги это на ложе, или враги на поле брани. – Если нет, соберу дружков, найду… размажу в коровью лепешку!..»

Толкнув ногой незапертую дверь, он с трудом удержал равновесие.

– Бабушка! Скорее!

– Чем это пахнет? – вдруг спросила гарпия.

– Блинами…

– Блинами? Вкусно… А что такое – блины?

Следующие четверть часа третий этаж дома на перекрестке Кладбищенской и Трубача Клауса стал воплощением сумятицы, переходящей в натуральный бедлам. Бабушка Марго причитала, бранила подлого злодея и рвалась помочь бедняжке.

– Я хоть и не лекарь, – кричала она, – а перевяжу в лучшем виде! Ох, капустки, капустки натереть!.. для припарочек… И холодненького приложить! Кристианчик, лети к мяснику Зельнеру, у него лед есть!

Гарпия наотрез отказывалась и от бабушкиных услуг, и от идеи Кристиана сбегать за врачом. Вместо медикуса Келена требовала привести ликтора, а лучше – квизитора Бдительного Приказа.

– Желаю сделать заявление, – упорствовала она.

Бабушка зыркнула на приемного внука – какой еще врач, они все душегубы! – и погнала его за водой, пока дядька Ираклий не уехал. Тут в дом заявилась Герда, распродав цветы, и Кристиан счел за благо исчезнуть с глаз трех безумствующих женщин. Поразмыслив, он решил выполнить распоряжение бабушки.