на пользу обществу.
– Знаешь, на пользу обществу я никогда и никого не грабил. Пусть твое любимое общество само о себе заботится. Я пополнял только свой карман. И бедных я не грабил, руководствуясь не морально-этическими нормами, а прозой жизни. Гораздо выгоднее обчистить какого-нибудь магната, чем деревенского жителя, – завелся Дерри. – А сейчас так получилось, что мне понадобилось кое-что именно в этой деревне, и я возьму все, что сочту нужным. С твоим мнением в данном вопросе я считаться не намерен, потому что ты сама не понимаешь, чего от меня требуешь. Я не вправе ставить под угрозу наши жизни и успех всей операции в целом только потому, что ты считаешь, что я поступаю нечестно. Все ясно?
Из глаз Анет от обиды брызнули слезы, и она отвернулась, бросив вслед уходящему Дерри слова:
– Ты подлец, сволочь и негодяй!
Девушка уселась к костру и разревелась, с грустью отмечая про себя, что слезы входят у нее в привычку. А что делать, если это единственный доступный способ снять напряжение. «Напиться бы! – с тоской подумала она, вообще-то равнодушная к спиртному. – Это все Дерри, сволочь. Довел меня до состояния мандража своими привычками. Ну не выходит из него принц на белом коне. И коня потеряли, и принц фальшивый оказался. Да что я к нему привязалась? Что, мужиков, можно подумать, вокруг мало? Бери любого, – отругала себя Анет и, отправляясь собирать цветочки, мрачным голосом добавила: – Вот в черный цвет покрашусь, так вообще отбоя от кавалеров не будет».
Цветы росли на небольшой полянке недалеко от костра, и Анет с несчастным видом поперлась их собирать. Настроение было не просто дурное, а прямо отвратительное. Даже прекрасная природа Арм- Дамаша сегодня не радовала глаз. Солнце казалось чересчур жарким, воздух сухим и пыльным, а растительность слишком уж яркой и неприятной. Анет беспокоили две вещи: предстоящая смена имиджа и ссора с Дерри. Даже, скорее всего, так: во-первых, ссора с Дерри, а во-вторых, смена имиджа. «Конечно, Дерри поступает не совсем честно, – думала она, беспощадно обдирая красные головки цветов, – но есть ли у него выбор? Он же пошел за одеждой не для себя и не для своего удовольствия собирался украсть. Так вправе ли осуждать его за подобные действия?» Полчаса рассуждений привели Анет к выводу, что она вообще-то была неправа и, скорее всего, своей критикой обидела Дерри. Собрав вполне приличную охапку цветов, девушка сложила их у костра неровной кучкой и села рядом, прикидывая, как бы попросить у Лайтнинга прощения, когда он придет.
Стик, жмурясь от яркого света, вышел на поляну и уверенным шагом направился в глубь леса. После темных и влажных подземелий он испытывал наслаждение от свежего, наполненного всевозможными запахами воздуха, от шуршащей под ногами травы и весело чирикающих птиц. Погода была просто замечательная. Солнце приятно грело кожу через толстую рубашку. Спину под плотной черной тканью начинало даже жечь, но Стик и не думал раздеваться. После сырости подземелий он получал от горячих лучей настоящее наслаждение.
Лес безмолвствовал, казалось, кроме щебечущих птиц, здесь нет ни одного живого существа. Стикур прислушался, вглядываясь в листву, он все же собирался поймать здесь хоть какую-нибудь животину им на обед, но ничего съедобного не попадалось. Молодой человек обшарил небольшой отрезок леса вдоль и поперек и все же через полчаса бесполезного мотания наткнулся на жирного тетерева, которого благополучно подстрелил, обеспечив себя и Дира едой. Недалеко от входа в пещеру протекал быстрый узкий ручей, в котором Стикур набрал во флягу холодной проточной воды и собрался возвращаться к магу, когда справа от него, в кустах, раздался шорох, и Эскорит сквозь ветки, метрах в пяти от себя, разглядел человеческую фигуру, закутанную в зеленый плащ. Несказанно обрадовавшись такой невероятной удаче, Стик крикнул человеку:
– Прошу прощения, можно вас на минуту?
Мужчина вздрогнул от неожиданности и повернулся, уставившись на него своими огромными кошачьими глазами – это был эльф. Стикур не то чтобы недолюбливал представителей этой расы (все же Дир был полукровкой), просто эльфы очень скрытные и неохотно общаются с кем-либо, кроме своих, а уж рассчитывать на их бескорыстную помощь вообще бессмысленно. Будучи самой древней расой, эльфы считали себя богоизбранными и на всех остальных смотрели с изрядной долей превосходства. Этот представитель эльфийсгого племени при виде Стика не скривил губы в безмолвном презрительном жесте, а приветливо поздоровался, что уже было хорошим знаком.
– Я слушаю тебя, путник. – Голос эльфа звучал, словно веселый горный родник.
Стик подошел к нему поближе и рискнул вкратце обрисовать ситуацию, считая, что даже если вдруг эльф ему откажет, то он от этого ничего не потеряет. Упустить шанс и не попытаться найти человека, который сумеет оказать помощь магу, было нельзя. Тем более эти шансы повышались благодаря тому, что и сам Дир был немного эльфом.
– Я Калларион, – представился эльф, – странствующий охотник, и редко бываю в обществе, а в лесу неприятности встречаются очень часто, поэтому приходится врачевать как себя, так и других, попавших в беду. Где твой друг? Пожалуй, я смогу ему помочь. Насколько я помню, у меня оставалось немного того снадобья, о котором ты говоришь.
Калларион опустил длинноволосую голову над сумкой и, сосредоточенно пыхтя, начал перебирать баночки, бутылочки и мисочки. Наконец он, по-видимому, нашел, что искал, потому что издал какой-то непонятный кряхтящий звук, обозначающий одобрение, и, посмотрев на Стика, произнес:
– Показывай, куда идти, я думаю, мы сможем привести в чувство твоего мага.
Эскорит с необъяснимым чувством тревоги повел странного эльфа к гномьим катакомбам. Стикур не мог объяснить, чем вызвано его беспокойство. То ли личной неприязнью к снобам эльфам, то ли определенной долей настороженности по отношению к этому представителю древней расы. Слишком уж Калларион отличался от своих сородичей. Да и кто это видел эльфа, добровольно покинувшего свои леса? «А если не добровольно? – мелькнула в голове Стика бешеная мысль. – А что, если Калларион – тот самый темный эльф-изгнанник, о котором сложены легенды?» – подумал Эскорит, и его пробрал холод.
Много веков назад в одном из семи эльфийских домов (Стик точно не помнил в каком) разразился страшный скандал. Молодой, подающий надежды принц был объявлен вне закона и с позором изгнан из эльфийского леса Д'Ларвина. С проклятым эльфом ушли лишь несколько его верных слуг.
Сути конфликта не знал никто, кроме эльфийского владыки и его подданных. За что был изгнан один из наиболее вероятных претендентов на эльфийский престол, так и осталось для остального мира загадкой. Было ясно только, что принц совершил что-то воистину ужасное, если его постигло подобное наказание. Эльфы слишком чтят дом, чтобы выслать сородичей из своих владений, а уж тем более принца. Изгнание даже для эльфа-простолюдина – кара, страшнее смертной казни, а для наследного принца это не только потеря связи с родными, но еще вечный позор и уязвленная гордость.
Поговаривали, что принц был изгнан за то, что чрезмерно увлекся магией и перестал видеть разницу между черным и белым колдовством. Он сумел преодолеть свою светлую по природе сущность и обратиться к черной магии, любое проявление которой обычного эльфа мучительно убивало. Эльфы, изначально светлые создания, чувствовали черную магию издалека и старались держаться от нее подальше, потому что рядом с ее носителями эльфийское племя вымирало. Было ли это правдой? Стик слышал легенду об эльфе- изгнаннике всего один раз в какой-то таверне и не придал ей ни малейшего значения. Так, одна из сказок, рассказанных после нескольких кружек хмельного эля. Но к странному эльфу герцог решил присмотреться повнимательнее.
Сам Калларион молча шел следом за Стиком, надвинув капюшон тонкого шерстяного плаща на лоб, практически скрыв свои огромные глаза. Легкая, уверенная походка эльфа, его прямая осанка и даже изящный наклон головы демонстрировали полное спокойствие. Калларион, казалось, не замечал подозрительных взглядов, которые то и дело бросал в его сторону Стик. На спине эльфа висел длинный колчан со стрелами и тонкий, изящно изогнутый резной лук. Лук знатного эльфийского воина, а не охотника-бродяги.
Когда Стикур и Калларион вошли в зал, в котором герцог оставил друга, к ним пушистой розовой молнией метнулся обрадованный Зюзюка. Зверь был доволен, что про него не забыли, но к эльфу отнесся настороженно: внимательно обнюхал его подвижным длинным носом с блестящим черным кончиком и зашипел, прикрывая красными перепончатыми крыльями неподвижного мага.
– Зюзюка, не переживай. Это друг, он поможет нам вылечить Дира.
Гхырх еще раз злобно зашипел, но послушно отодвинулся к стене, недоверчиво сверкая из темноты
