такое, то, о чем он, вероятно, думал сотни раз, чего он подсознательно страшился более всего на свете… Нет, для Тедди это было ужасно.

— Что, разве твой отец не воевал в Нормандии? — продолжал Крис, сжимая потные ладони Тедди. — Ведь воевал же, правда? — Тедди, все еще рыдая, резко закивал. — А это жирное дерьмо? Он, думаешь, хоть раз в жизни нюхал порох?

Тедди снова покачал головой.

— Что может знать он о твоем отце?

— Н-ничего, — всхлипнул Тедди, — и все-таки…

— Разве они с твоим отцом были приятелями?

— НЕТ! — воскликнул Тедди с каким-то ужасом и одновременно со злостью. Сама эта мысль показалась ему кощунственной.

В правом ухе Тедди, сейчас не закрытом волосами, я заметил кнопку слухового аппарата — предмет гораздо более привлекательный, нежели само ухо. Надеюсь, вы поймете, о чем это я.

— Что бы там не произошло между тобой и твоим стариком, — продолжал Крис спокойным, убедительным тоном, — это не касается абсолютно никого, кроме вас двоих, а уж тем более этой грязной свиньи.

Тедди неуверенно кивнул. Боль немного утихла после таких простых и в то же время поразительно наглядных доводов Криса. Надо будет все это обдумать («Отродье психопата!?», — пронеслось у него в голове), но только позже, не сейчас… У него будет время — долгими бессонными ночами.

Крис потряс его за плечо:

— Он же дразнил тебя, ты что — не понял? Хотел тебя выманить за загородку, а ты, чудило, рад стараться. Ни черта он о твоем старике не знает, кроме, может, сплетен, прихваченных в пивнушке. Да он просто козел, Тедди, обыкновенный вонючий козел. Выброси из головы, что он тебе наплел, договорились? Ну вот, молодец.

Рыдания отпустили Тедди. Он достал платок, вытер покрасневшие глаза и сел на корточки.

— Вот, я уже в порядке, — проговорил он, прежде всего стараясь убедить в этом самого себя. — Да, все нормально… — Он поднялся, нацепил на нос очки (прикрыл наготу лица, подумал я) и, вымучено засмеявшись, побренчал пальцами по губам. — Ну, вот, разнюнилась деточка, да? Так вы подумали?

— Ну нет, дружище, — нетвердо возразил Верн, — если б какой-то подонок принялся оскорблять моего отца…

— Ты бы выпустил из него кишки! — докончил фразу Тедди. — Так, да? Правильно я говорю, Крис?

— Правильно, — Крис хлопнул Тедди по плечу. — Когда-нибудь ты так и сделаешь, но не сейчас.

— А ты, Горди, как считаешь?

— Абсолютно верно, — заявил я, в душе же недоумевая такой чувствительности Тедди по отношению к отцу, который чуть его не убил, в то время как мне на моего старика было в общем-то наплевать, хоть он ни разу в жизни и пальцем меня не тронул, за исключением одного случая, когда я в три года достал из ванной синьку и принялся ее поедать.

Мы прошли по рельсам пару сотен ярдов, и Тедди вдруг сказал виноватым тоном:

— Простите меня, парни. Там, у изгороди, я вел себя как идиот. Все вам настроение испортил…

— Настроение у нас еще только будет испорчено, — внезапно заявил Верн. — На этот счет у меня нет никаких сомнений.

— Хочешь вернуться? — тут же отреагировал Крис.

— Н-нет… — нахмурившись, ответил Верн, — но все-таки… Я, честно говоря, не знаю, как это сказать… поймете ли вы меня… что-то нехорошее есть в том, что мы идем глядеть на труп, будто на экскурсию. — Взгляд его вдруг стал затравленным. — Признаться, я, кажется, немного трушу… Не понятно вам?

Не дождавшись ответа, Верн продолжал:

— Знаете, иногда меня мучают кошмары. Помните, Денни Нотон притащил как-то стопку старинных книжек про вампиров, расчлененные трупы и всякое такое дерьмо? Вот подобная мерзость мне и снится: то повешенный с позеленевшей физиономией и высунутым языком, то какая-нибудь гадость под кроватью, причем она так и норовит ухватить меня, допустим, за руку, если рука свесится во сне…

Мы закивали — с ним все было ясно. Детские кошмарики, страшные сны — кому же это не знакомо? Ни за что бы не поверил, если бы кто-то мне сказал тогда, что пройдет не так уж много времени, и я на описании таких вот «ужастиков» заработаю порядка миллиона долларов.

— Хуже всего то, что мне приходится молчать про эти страхи, чтобы мой любимый братец… ну, Билли, черти бы его взяли… не растрезвонил всем и каждому, какой я трус. А я вовсе не трус… — он с несчастным видом пожал плечами, — но мне бы не хотелось видеть того парнишку. Ведь если он и в самом деле настолько плох, то непременно мне приснится, и не раз…

Сглотнув, я посмотрел на Криса — во взгляде его было понимание. Он поощрительно кивнул Верну: давай, мол, дальше, выскажись — легче будет.

— В общем, я боюсь, что он не просто станет посещать меня в кошмарных снах, но будет прямо- таки преследовать меня, лежа там, под кроватью, в луже крови, изрезанный на куски, и тем не менее двигаясь, понимаете, двигаясь… Он будет пытаться меня схватить!

— Бог ты мой! — выдохнул Тедди, — у меня тоже бывают кошмары, но такое!..

— Я ничего не могу с этим поделать, — словно оправдываясь, проговорил Верн. — И все же мне почему-то кажется, что мы должны его увидеть. Понимаете, должны… Но… Не нужно относиться к этому как к забавному приключению.

— Да, — тихо сказал Крис, — пожалуй, ты прав.

— Вы ведь никому не расскажете? — В голосе Верна послышалась мольба. — Не о кошмарах, разумеется, — они у всех бывают, а о том, как я просыпаюсь от того, что кто-то будто бы притаился под кроватью. Никому, ладно? Ведь я уже не маленький…

Мы пообещали, что, ясное дело, не скажем никому, и снова воцарилось чуть неловкое молчание. Было только без четверти три, однако дьявольская жара и обилие чрезвычайных происшествий создавали впечатление, что времени прошло гораздо больше, а до Харлоу было еще далеко. Следовало поторапливаться, чтобы хоть как-то приблизиться к цели до наступления темноты.

Мы вышли к железнодорожному разъезду с установленным на высокой ржавой мачте семафором. Каждый попеременно попробовал попасть камешком в одно из его металлических, давно не крашенных крыльев, однако это никому не удалось. Где-то в половине четвертого впереди показался мост через Касл- ривер.

В 1960 году река в том месте достигала сотню ярдов в ширину, а может, даже больше. Не так давно я вновь посетил эти места и обнаружил, что Касл-ривер стала намного уже. А как же иначе — столько заводов, фабрик, плотин понастроили вокруг за это время. Тогда же на всю длину реки — а она протекает через весь Нью-Гемпшир и добрую половину Мэна — было всего лишь три плотины, и раз в три года Касл- ривер выходила весной из берегов, заливая шоссе 136 в районе Харлоу или Дэнверса, а иногда и там, и там.

Сейчас, на исходе самого жаркого лета со времен Великой депрессии, река, как ни странно, ничуть не обмелела. Ее противоположный берег, поросший густым лесом, резко отличался от нашего. Высоченные сосны и ели казались голубоватыми в предвечерней дымке. Рельсы нависали над поверхностью воды на высоте примерно футов в пятьдесят, поддерживаемые толстенными деревянными сваями с деревянными же перекладинами. Вода была такой прозрачной, что, перегнувшись через перила, можно было запросто увидеть железобетонные плиты, установленные на глубине десять футов на дне реки и служившие фундаментом длинного и узкого моста. Впрочем, перегибаться через перила не было необходимости: вода