— Мне тоже, мадам, — ответил Дуссандер. Он только что еле-еле удержался, чтобы не чихнуть.

Бауден вдруг потянулся через стол и похлопал сына по плечу. Тодд вздрогнул.

— Что-то ты тихий сегодня. Что-нибудь случилось?

Тодд улыбнулся одновременно и отцу, и Дуссандеру:

— Все нормально. Просто почти все эти рассказы я уже слышал, понятно?

— Тодд, — сказала Моника, — это не совсем…

— Мальчик просто говорит честно, — возразил Дуссандер. — Привилегия мальчишек, от которой взрослые часто отказываются. Правда, мистер Бауден?

Дик засмеялся и кивнул.

— Пожалуй, Тодду пора проводить меня домой, — сказал Дуссандер. — Я думаю, у него еще уроки сегодня.

— Тодд — очень способный ученик, — сказала Моника, но произнесла это почти машинально, глядя на Тодда чуть удивленно. — Обычно одни четверки и пятерки. В прошлой четверти была одна тройка, но он обещал подтянуть свой французский к мартовскому табелю. Так, Тодд-малыш?

Тодд снова широко улыбнулся и кивнул.

— Вам не нужно идти пешком, — сказал Дик, — Я с радостью отвезу вас.

— Я предпочитаю пройтись, подышать воздухом и размяться, — сказал Дуссандер, — И я бы прошелся, если Тодд не против.

— Да конечно, я с удовольствием пройдусь, — сказал Тодд, и его родители просияли.

Они уже дошли почти до угла, когда Дуссандер нарушил молчание. Моросил дождь, и он держал зонт над ними обоими. И все равно его подагра вела себя тихо. Удивительно.

— Ты похож на мою подагру, — сказал он.

Тодд поднял голову:

— Чего?

— И ты, и она были не очень разговорчивы сегодня. Кто откусил тебе язык? Кот или баклан?

— Никто, — пробормотал Тодд. Они повернули на улицу, где жил Дуссандер.

— Я попробую угадать, — сказал Дуссандер не без издевки. — Когда ты пришел за мной, то боялся, что я ошибусь и, как ты выразился, выпущу кота из мешка. Это тебе нужен был этот обед потому что у тебя уже кончились все отговорки. А теперь ты не доволен, что все прошло гладко. Ведь так?

— Какая разница? — нехотя ответил Тодд, пожав плечами.

— А почему все не должно было пройти гладко? — настаивал Дуссандер. — Я умел притворяться еще тогда, когда тебя и на свете не было. Ты умеешь хранить тайну. Этого у тебя не отнять. Но ты видел меня сегодня? Я ведь очаровал их. Очаровал!

Тодд вдруг выпалил:

— Вам не надо было этого делать!

Дуссандер резко остановился и уставился на Тодда:

— Не надо? Как это не надо? Я полагал, что именно этого ты и хотел, пацан! Естественно, теперь они не будут возражать, если и дальше будешь приходить и «читать» для меня.

— А вы не слишком много на себя берете? — горячо возразил Тодд. — А может, мне уже ничего от вас не нужно. Вы что, думаете, что кто-то заставляет меня приходить в ваш мерзкий дом и смотреть, как вы накачиваетесь виски, как старый алкаш из тех, кто слоняется по сортировочной станции? Вы так думаете? — Его голос взвился до тонкой, дрожащей, истеричной ноты. — Потому что никто меня не заставляет. Захочу — приду, не захочу — не приду.

— Говори потише, а то услышат.

— Плевать! — крикнул Тодд и двинулся вперед. Теперь он специально шел под дождем.

— Конечно, тебя никто не заставляет приходить, — сказал Дуссандер, а потом сделал рассчитанный выстрел в темноту. — Наоборот, лучше бы тебе держаться подальше. Поверь мне, мальчик, я не испытываю угрызений совести оттого, что пью в одиночку. Вовсе нет.

Тодд посмотрел на него презрительно:

— Но вам это нравится, да?

Дуссандер только неопределенно улыбнулся:

— Ладно, не обращай внимания. — Они дошли до бетонной дорожки, ведущей к крыльцу. Дуссандер поискал в кармане ключ. Подагра тут же дала о себе знать, но потом затихла, словно выжидая. Теперь Дуссандер понял: она ждала, когда он опять останется один. Вот тогда она себя покажет.

— Я хочу вам сказать кое-что, — начал Тодд. Его голос звучал так, словно ему не хватало дыхания. — Если бы они знали, кто вы такой, если бы я сказал им, они бы плюнули вам в лицо, а потом дали пинка под старый костлявый зад. Моя мама, наверное, схватилась бы за кухонный нож. Ведь ее мать была на четверть еврейкой, она мне сама как-то сказала.

Дуссандер пристально вгляделся в лицо Тодда в моросящей темноте. Лицо мальчика было обращено к нему, выражение лица — вызывающее, но кожа бледная, мешки под глазами — темные и припухшие; такое лицо бывает у тех, кто сильно недосыпает.

— Я уверен, что, кроме отвращения, они вряд ли бы что-нибудь почувствовали, — сказал Дуссандер, хотя ему казалось, что старший Бауден преодолел бы отвращение, чтобы задать многие из тех вопросов, которые задавал его сын. — Отвращение, вот и все. А вот что они подумали о тебе, если бы я рассказал, что ты уже восемь месяцев обо мне знаешь все и ничего не говоришь им?

Тодд глядел на него молча.

— Приходи ко мне, если хочешь, — сказал Дуссандер безразличным тоном. — А если не хочешь, сиди дома. Спокойной ночи, пацан.

Он пошел по дорожке к двери, а Тодд остался стоять под дождем, глядя ему вслед с открытым ртом.

На следующее утро Моника сказала за завтраком:

— Твоему отцу, Тодд, мистер Денкер очень понравился… Он находит, что твой приятель похож на твоего деда.

Тодд пробурчал что-то неразборчивое, прожевывая гренок. Моника посмотрела на сына и подумала, что он, наверное, плохо спал. Был бледен, да и отметки так необъяснимо снизились. Тодд никогда не получал троек.

— Тодд, ты хорошо себя чувствуешь?

Сын взглянул на нее сначала безучастно, но потом лучезарная улыбка озарила его лицо, чаруя ее… и успокаивая. На подбородке было пятнышко клубничного крема.

— Конечно, всё класс.

— Тодд-малыш, — сказала она.

— Моника-малышка, — отозвался он, и они рассмеялись.

Март 1975 г.

— Кис-кис-кис, — звал Дуссандер. — Иди сюда, киска, кис-кис-кис. Он сидел на заднем крыльце, у ног стояла розовая пластиковая миска с молоком. Сейчас половина второго дня, пасмурного и жаркого. Костры где-то в западной части города наполняли воздух ароматом осени, таким странным в это время года. Если мальчик придет, то будет здесь через час. Но теперь он приходит не каждый день. Вместо семи раз в неделю, иногда появляется только четыре или пять. Мало-помалу у него появилось ощущение, что у самого мальчишки не все в порядке.

— Кис-кис-кис, — вкрадчиво уговаривал он.

В дальнем углу двора в чахлых зарослях у забора сидел бродячий кот. Такой же облезлый, как и заросли, где он сидел. Каждый раз его уши поворачивались на звук голоса Дуссандера. Глаза неотрывно смотрели на миску с молоком.

«Может быть, — думал Дуссандер, — мальчик запустил уроки. Или видит кошмары во сне. Или и то, и