Первое время мне казалось, что я стал стеклянным, потому что Алике не замечала моего присутствия. Все-таки, подумав, она взглянула на меня. Ее глаза были сухи и безжизненны.
Взяв руку Алике, я помог ей подняться, расстегнул блузку, спустил ее с плеч. Тонкая ткань упала на землю. Встав на колени, я расстегнул ее пояс, молнию и стащил джинсы. Снимая ботинки, я ощущал на своих плечах ее руки. Легким движением Алике освободилась от брюк, затем отступила на шаг и посмотрела на результат.
Женщина стояла в белом хлопковом белье. Она сразу как-то постарела, фигура стала немного расплывчатой, но Алике все еще оставалась прекрасной. Ее бездонные глаза таинственно поблескивали, волосы разметались в художественном беспорядке.
Она не улыбалась и не хмурилась, просто стояла, босая, и смотрела на меня.
Я обнял Алике, расстегнул лифчик, снял его и бросил на груду одежды, затем то же проделал и с трусиками. Вернувшись на прежнее место впереди женщины, я посмотрел на нее.
Передо мной находилась обычная женщина: грудь и интимный треугольник, странное лицо постаревшего ребенка, тонкие, без мускулов, руки, неспособные бороться со мной, даже если их обладательница сильно этого захочет.
Боже всемогущий, какие мысли лезут мне в голову!..
Алике молча наблюдала за моим стриптизом. Глаза женщины, когда я избавился от одежды и взору представилась восставшая плоть, даже не замерцали.
Положив ее на спину, раздвинув ноги и встав на колени, я взял в руку свой член и нежно потер его о мягкий треугольник и лоно, а потом ввел его в то самое, надлежащее место, где он должен находиться в подобных случаях. Мне показалось, что я занимаюсь любовью сам с собой или с резиновой куклой.
Лицо Алике абсолютно ничего не выражало.
Я продолжал смотреть ей в глаза и когда испытывал оргазм. Женщина протянула руку и провела ею по черным волосам на моей груди. Потом закрыла глаза и обняла меня, прижав к себе, дыша прямо в ухо.
Солнце село, небо потемнело, а мы шли совершенно раздетые, наблюдая торжественное появление звезд. Алике пригрелась под моей рукой, прижалась ко мне, но все еще хранила молчание. Я же не знал, что и думать.
Мне было отлично известно, что я пользуюсь ею, как пользовался наложницами, наши отношения подошли к концу. Но все же…
Мечта никак не желала умирать: смеющаяся Алике, которая так счастлива со мной… Я провел рукой по ее телу, дошел до ягодиц, изгиба бедра и добрался до влажных волос лона. Что она подумает, если я снова брошу ее на спину? Я почувствовал легкое возбуждение и понял, что буду готов, если возникнет необходимость.
Интересно, черт побери, о чем она сейчас думает? Я ласкал тело женщины, размышляя о приезде домой, о Соланж, Хани и других наложницах, о том, что, наконец, я смогу нормально поесть.
Молчание нарушила Алике:
— Я отлично помню тот день, когда убили Майка Итаке.
От звука ее голоса, громом прогремевшего в ночи и заставившего застыть мои пальцы, покоящиеся на женской ягодице, я чуть не подпрыгнул. Последовало продолжение:
— Твой отец тоже был там, стоял в недостроенной голубой станции. Шеф Каталано тоже был там, в компании нескольких саготов и хруффов. Саанаэ они с собой почему-то не взяли.
Я довольно легко представил эту сцену.
— Это случилось зимой. За несколько дней до убийства выпал снег. Земля была покрыта им на дюйм или два. Конечно, потом он почти весь растаял, лишь там, где была тень, остались небольшие участки.
Голос Алике походил на голос сонного или спящего человека:
— Ты же знаешь, твой отец говорил, что проклинает тот день, извинялся перед Дэви за то, что произошло. Он тогда стоял и смотрел. Шеф Каталано выстрелил из маленького пистолета в голову Майка… Так же сегодня саготы убили Марша. Он застрелил его, и мужчина рухнул, как рухнул сегодня наш общий друг, содрогаясь в конвульсиях и глядя чна окружающих. Когда жертва затихла, саготы завернули тело в окровавленную простыню и бросили его в огонь…
Так люди могли описывать скучный и напряженный обед или вечеринку.
— Дэви был там? — спросил я.
Алике покачала головой:
— Он в это время находился с матерью. Майк предупреждал их, чтобы не приходили. Старик знал, что произойдет.
— А Марш?
На сей раз Алике кивнула:
— К моменту убийства он прослужил в рядах сиркарской полиции уже шесть месяцев.
Ага, значит, наш общий друг испытал шок, который сменился затем синдромом выживания. Своими чувствительными пальцами женщина провела по моему животу, паху и обнаружила, что я уже возбужден. Обхватив мой член руками, она вопросительно посмотрела на меня:
— Хочешь, займемся оральным сексом?
Внутри меня все сжалось в комок. Я ощутил к ней чувство жалости. И, что самое главное, я хотел этого, но отвел руку и предложил:
— Может, чуть позже. Почему бы тебе не поспать?
Последовала долгая пауза, затем Алике вновь начала плакать, тихо всхлипывая, разрывая мое сердце на части.
Ночь в горах, окруженных лесом, со сверкающими звездами на черном бархатном небе, была прекрасна. Интересно, почему это мы испытываем такие сложные чувства по поводу всяких бессмысленных и эфемерных вещей? За моей спиной поднялась луна, ее неверный свет порождал длинные тени и заполнял лес призраками.
Мы с Алике оделись — летняя ночь становилась холодной, и ветер заставил наши тела покрыться мурашками. Потом долго сидели, вглядываясь в темноту. Наконец женщина повернулась, ее ягодицы уперлись мне в бедро, и она заснула.
Боже мой, а я вряд ли когда-нибудь усну! Если да, то меня всю ночь будут мучить кошмары.
«Господи, не будь таким глупым, Атол Моррисон, джемадар-майор из Девятого Непобедимого легиона спагов, солдат армии повелителей! Повстанцы не находились в стане твоих друзей, ты едва их знал. А Алйкс?» — пытался я урезонить себя.
Положив на нее руку, я почувствовал, как в такт дыханию движется ее тело. Неужели до сих пор она будет делать все, что заблагорассудится? Я уже чувствовал на своем теле ее губы и язык. Да, ну а если отложить это в сторону….
А как же быть с моими чувствами?
Это обычный инстинкт, только и всего. И мифология говорит о том, что, если у человека есть сексуальный партнер, это должно что-то означать. Если же нет, то в этом случае…
Когда у наложницы заканчивается контракт и она собирает свои пожитки, намереваясь отправиться домой, где ее ждет свобода, семья и беззаботная жизнь, я всегда чувствую какую-то боль, пусть не сильную, но все же боль… Я думаю… думаю… Потом приходит другая, раздевается перед тобой, расставляет ноги, улыбается, шепчет ободряющие слова…