сказать, что в руках одного мужчины находилась дубина, а у его напарника огромный корень, крепкий и довольно грозный на вид. Мальчишкой я тоже вырезал подобные игрушки.

Непонятного происхождения уродец вышел мне навстречу, тыча в мою сторону ножом с длинным узким лезвием, что в лунном свете блестело, как хорошо начищенный металл.

— Ах, какая чудная милашка. — Его глаза неотрывно смотрели на низ живота Алике. Гнусная, неотесанная скотина, да и остальные были не лучше.

Они тоже пялились на Алике. Я почувствовал, что моя подруга вся сжалась в комок, но не дрожала.

Голос женщины не выдал ее внутреннего напряжения:

— Оставь нас в покое, ублюдок.

Один из бандитов хрюкнул И, сунув руку в пах, начал поглаживать низ живота — тонкий намек, я бы сказал.

Уродец засмеялся:

— Вот что я тебе скажу, сынок: оставь свой кошелек на земле и топай отсюда. Мы отпустим твою кошечку, как только закончим с ней.

Алике напряглась еще больше, прекрасно понимая, что за этими словами последует расплата. Но вот одного она не знала наверняка, кто будет платить — она или я.

Наверно, женщина ждала от меня каких-то действий. Может, Алике уже прошла через подобное испытание, когда ее эскорт трусливо убежал, оставив свою подопечную на растерзание таким вонючим псам…

В жизни каждого человека есть темные пятна, какие-то детали, о которых никто не говорит и о которых страшно спрашивать. Какого черта ты ходишь по этим улицам, Алике? Как ты защищала себя до этого? Но сейчас спрашивать об этом не было времени.

Я подумал о маленьком пистолете, мирно лежащем в кармане, и тут же отмел эту мысль. Вокруг живут люди, не виновные ни в каких прегрешениях, да и кроме того, тогда мне придется отчитываться перед сетью о применении огнестрельного оружия, писать рапорт для сиркарской полиции и саготов…

Бог ты мой, сколько возни… Я твердо произнес:

— Лучше не делай этого.

Уродец процедил сквозь зубы:

— Ты не очень большой мальчик, чтобы помешать нам, приятель. — Бандиты стояли, сверкая широко открытыми глазами, а некоторые из них ухмылялись. Ждут… Алике учащенно задышала, и теперь я понял, что она напугана и хочет убежать, не желая оставаться рядом со мной.

Положив ей руку на бедро, я оттолкнул женщину от себя, услышав, как моя попутчица споткнулась и смущенно забормотала. Затем повернулся к пятерым мужчинам:

— Ну ладно, слишком поздно.

Лунный свет освещал нас, и отчетливо можно было разглядеть мою одинокую изломанную тень, стоящую перед пятью толстыми, здоровыми пятнами, а вдалеке маячил хрупкий женский силуэт. Она не убежала и стояла, ожидая меня, сама не зная зачeм. Может, Алике подумает вернуться в бар и привести подмогу, пока я буду бороться с ними? Неужели эта глупая чертовка думает, что мне нужна помощь?

Затем тени переместились; моя рука двинулась вперед, толстая и черная, ее отражение переломилось, попав в трещину на тротуаре. Раздался треск, будто сломалась палочка ударника, сильно двинувшего по барабану. Уродец выронил нож и согнулся, пытаясь справиться с болью. Воздух со свистом выходил из его широкого, плоского носа.

Затем я приподнял его с земли и швырнул обратно. Поверженный противник издал вопль то ли ужаса, то ли изумления, две же других тени поползли назад, получив от меня почти одновременно два крепких удара. Африканец вскрикнул, когда я ударил его ногой в грудь, а затем сломал ему шею. Сладостной музыкой прозвучал для меня треск его позвонков.

Повернувшись, я схватил еще одного бандита, размахивавшего дубиной, рывком притянул к себе и сломал ему руку, державшую оружие, да так, что локоть повис на весьма удаленном расстоянии от плеча. В Довершение начатого я ударил его спиной о колено, тем самым перебив позвоночник.

Кто-то из пятерых, еще способных двигаться, пытался, встав на четвереньки, уползти, бормоча, как заезженная пластинка:

— Господи Исусе, господи Исусе.

Я наступил на горло уродца, услышал, как он издал предсмертный крик и испустил последний вздох, затем, в прыжке, коротким, сильным ударом в спину достал убегавшего. Резкий, отчетливо слышный звук дал мне понять, что я сломал ему ребра у основания, то есть там, где сходятся их спинные отделы. Противник молча рухнул лицом на асфальт.

Где-то вдалеке я слышал удалявшиеся быстрые шаги последнего из могикан, но догонять его не имело смысла.

Бандит, которому я сломал руку и спину, свернувшись клубком на тротуаре, тихо плакал, неразборчиво бормоча что-то, захлебываясь слезами и кровью. Скорее всего, прокол легкого. Я могу поставить точный диагноз не хуже любого врача. Опустившись около лежащего тела я нежно, как ребенка, погладил несчастного по голове, сжал его шею руками и резко повернул. Щелчок, и бедняга отошел в мир иной.

Четыре неподвижные тени на земле, обломки на обломках.

Я повернулся и взглянул на Алике.

Она стояла на том же месте, одной рукой прижав волосы у виска, и не отрывала глаз от мужчин на земле. Затем медленно перевела взгляд на меня; приоткрытый рот обнажал зубы, блестящие в лунном свете, женщина учащенно дышала и с трудом выдавила:

— Боже, Ати…

Последовала напряженная пауза, потом Алике бросилась ко мне, обхватила меня трясущимися руками, повторяя тихим, сдавленным шепотом:

— О, боже…

Я крепко обнял женщину, положив ее голову к себе на плечо, гладя роскошные волосы, запуская пальцы в черные завитки. Сердце Алике гулко стучало в груди, мое вторило ему: дыхание, наконец, пришло в норму. Потом женщина немного отстранилась от меня, но рук на, разжала и, запрокинув голову, посмотрела в глаза:

— Думаю… уверена, что тебя очень хорошо подготовили для такого рода действий.

Я кивнул, наслаждаясь теплом ее тела. Алике задумчиво произнесла: Раньше ты не был таким крутым.

— Никто не может дважды войти в одну и ту же воду.

— Большинство мужчин… в таких случаях просто убегают.

Ее слова «большинство мужчин» больно меня кольнули, и перед глазами встала картина: беззащитная фигурка хрупкой женщины и длинная вереница безмолвных мужчин за ее спиной. А за нашими спинами тоже остались безмолвные люди, еще недавно бывшие живыми. Утром кто-нибудь наверняка придет убрать тела — это уже перестало быть нашей проблемой.

Алике жила в небольшом коттедже, уютно разместившемся среди высоких, стройных, вечнозеленых деревьев. Лунный свет, струящийся из треснувших и затуманенных пластиковых окон, и тусклое красновато-коричневое свечение от торшера у камина создавали жуткую сюрреалистическую картину.

Мне показалось, что здесь пристанище теней. Алике добавила еще одну. Загородив торшер, она склонилась у камина, и я услышал треск ломаемых сучьев, шорох поленьев и зажженной спички. Затем щипцами женщина взяла темно-красный уголек, осторожно на него