Мы — солдаты, а не воины, профессиональные солдаты, хорошо обученные. Воин, как говорят, беспрекословно пойдет воевать и умрет, если надо, грудью встав на защиту своей страны и своего народа.

А солдату отдается приказ победить. Для него смерть — просчитанный риск, ошибка, которую следует избегать, неудача.

Мертвые воины завоевывают славу, а живые солдаты завоевывают победу и выигрывают войны.

Снова возник образ Соланж Корде, одетой в мощный современный экзоскафандр, не боящийся практически никакого оружия и излучения, — в нем она казалась пришельцем бог знает с каких миров; безликая фигура — ни возраст, ни пол не определить. Затем Соланж сменила Хани, лежащая обнаженной в моей постели, мягкая влажная кожа была так приятна на ощупь.

Дверь в доме родителей открылась и закрылась за мной; послышались тяжелые, неуклюжие шаги по плохо закрепленным половицам, и вот уже мой брат Лэнк сидит около меня, положив ногу на перекладину моего стула.

— Какая чудесная ночь, — проговорил он. — Странная погода стоит сейчас, вовсе не августовская. Я бы сказал, что на дворе конец сентября, начало октября.

— Помню. — Я действительно не забыл морозные, ясные ночи поздней осени, предрождественское время после Вторжения, когда черное небо заполнили звезды, стоящие, как казалось, плечом к плечу.

Мы посидели немного в полной тишине, затем Лэнк вздохнул и повернулся ко мне, желая, чтобы я взглянул на него. Его глаза, отражая свет звезд и отдаленные огни поселения, поблескивали в темноте:

— Из-за тебя все люди становятся угрюмыми и несчастными, Ати. Что случилось, можешь сказать?

Я ухмыльнулся:

— Пытаешься стать исповедником? Мне начать с раскаяния?

Брат издал звук, напоминающий то ли слабый вздох, то ли подавленный возглас раздражения или удивления:

— Нет, думаю, не гожусь я для этой роли, Ати. Я, по возможности, стараюсь не исповедовать людей. Давай по-братски, чтобы знали только мы, я и ты.

Уверен, Лэнк заслужил это. А я как последний тупица острил, бросался словами, найдя в этом самый дешевый, самый пошлый способ избавления от разговора по душам.

— Да, конечно. — Теперь я немного помолчал, пытаясь подобрать слова, способные выразить мое состояние души и не очень обидные. — Думаю, мне не нравится то, что я вижу здесь. Все кажется таким… ну, я даже не знаю, как сказать… растоптанным, вдавленным в грязь.

— Неужели это так шокирует тебя? Посмотри. — Я услышал шелест одежды в темноте — брат взмахнул руками — две тени, взлетевшие к небу. — Посмотри, что с нами случилось!

— Хорошо, но хочу тебе сказать, что все остальное мне тоже не нравится! Ты — священник, отец — агент сиркарской полиции, шеф полиции Каталано еще работает, хотя ему бы уже давно положено хлебать тюремную баланду.

Последовало молчание, нарушенное Лэнком:

— Ати, у нас больше нет тюрем, есть небольшая камера предварительного заключения для хулиганов.

— Даже так…

По тому, как блеснули его глаза, я понял, что он кивнул.

— Я знаю, о чем ты говорил. — Могу поспорить, брат пожал плечами. Ничего нельзя сделать, ты лучше, как никто другой, должен это понять.

С ним надо согласиться, его обвинения справедливы.

— Не знаю, смогу ли я выдержать здесь целый отпуск.

— Ты расстроишь родных, Ати, они очень рады, что ты вернулся: мама, папа, Оддни, а я тем более!

— Я счастлив, что вновь увидел свою семью.

— Однако тебе не понравилось, во что мы превратились.

— Прости меня.

Лэнк тяжело вздохнул, вздох шел, казалось, из самых недр его организма, и до меня даже донесся легкий аромат съеденного им недавно ужина: чеснок и сладкий голландский перец.

— Послушай, почему бы тебе не пойти со мной и немного поразвлечься, на людей посмотреть? На самом деле все не так мрачно, как тебе кажется.

«Может и так», — подумал я про себя, убаюканный сладкими речами этого оратора из Чепел Хилл. В его словах был здравый смысл. Мысль о проведении целого отпуска здесь: сидеть взаперти, сожалея о приезде домой и постоянно вспоминая об участии в многочисленных войнах, — могла свести меня с ума. Есть еще один способ сумасшествия — лежать в холодной, одинокой постели, рассматривать сексуальную богиню и думать о Хани и других наложницах, таких же покинутых и несчастных в далеких мирах.

А может, я ошибаюсь, и томная индонезийка только радуется моему отсутствию и своему незапланированному отдыху. Неделями она будет спокойно спать, и никто не станет поглаживать ее грудь, ласкать бедра. Я встряхнулся, отгоняя эти мысли. Господи, взбредет же такое в голову! Вытащив кобуру, я спрятал се в комнате, пистолет же положил в карман. Теперь можно идти.

Мы шли по тропинке, вдыхая теплый и сухой ночной воздух. Миновали поселение, перешли дорогу к аэропорту и зашагали в темноте к дороге, вьющейся возле Болин Крик. Если мне не изменяет память, эта территория раньше была частью городского парка. Лэнк безостановочно болтал, я же молча слушал, наслаждаясь ароматным лесным воздухом, иногда вставляя несколько слов. Пустая, бессодержательная болтовня.

Повидал я немало лесов в иных мирах. Все разные и в чем-то все равно одинаковые: растения, похожие на деревья с отростками, напоминающими листья, шуршащими на ветру и выдающими идущего через лес человека, хлещущие его по спине, лицу и груди.

Я всегда любил деревья, неважно какие и не имеет значения на каких планетах, вдыхал их аромат и внимал их шелесту. Запах и звуки, издаваемые инопланетными деревьями, очень похожи на земные, до боли знакомы. Тоска по дому грызет душу особенно по ночам, а тут еще этот лесной запах. Его узнаешь из тысячи других. Вокруг Чепел Хилл есть неболь, шой лес, даже лесом назвать его трудно, так, пара деревьев, но тем не менее они издают неповторимый аромат, сладковато-кислый, едкий, не очень сильный, сухой, пыльный настоящая какофония запахов.

Внезапно нахлынули воспоминания о прогулке по сухому и пыльному лесу на чужой, далекой планете. Где это было? Ах да, Тарасай — база моего первого патрулирования, пустынный мир под солнцем класса К5, дни в туманной красной дымке, слишком жаркие, душные и сухие для нас. Местные жители же, маленькие, похожие на крабов создания, считали погоду вполне приемлемой, — даже влажной.

Леса, как и всё на планете, славились своей сухостью — огромные, прямые, тонкие стволы без листьев окаймляли узкие, скалистые ущелья, в которых обитатели планеты бережно хранили воду. Лесные островки перемежались с красной, опасной для всего живого пустыней, чей воздух обжигал легкие становилось невозможно дышать. От деревьев же шел слабый аромат лимона.

Эта забытая богом планета была примечательна еще и тем, что я купил там свою