этих широтах не дают людям прохода.

— Может, они все улетели, — выдвинул я свою версию.

Отец согласно кивнул: — Пчеловоды уехали отсюда в глубь страны.

В кустах неподалеку послышался легкий шорох.

Оттуда показался одинокий поппит, покрытый свежей красной пылью, держащий в передних лапках какой-то, инструмент, и уставился на нас. Земля под нашими ногами была изрыта подземными ходами этих голубых тварей. Такую картину я уже не раз наблюдал на многих планетах, где побывал. Наверно, так они живут и в своем мире, я не знаю.

Говорят, поппиты пришли с равнинной, заболоченной планеты, чей климат напоминает атмосферу Голубых станций — черные, блестящие леса с различными вьюнами и лианами, афиды, гнезда поппитов. Может, господа решили, что им удалось найти лучшее растение, лучшие условия для жизни своих создателей. Или они увидели муравьев и путём логических построений пришли к выводу о близком их родстве с поппитами.

Муравьи, пчелы, осы — живые существа, ведущие совместный образ жизни, живущие большими семьями. Если хорошенько подумать, то к такому типу социальных животных можно отнести волков и собак.

Конечно, если думать об этом…

У ворот располагалась пара стражников саанаэ — больших зеленых кентавров, прижимающих к голым мускулистым торсам оружие. С неподвижными лицами, на которых ничего нельзя было прочесть, металлически поблескивающими глазами они рассматривали нас.

Никто из этих тварей не произнес ни звука — их трансляторы молчали. Я повернулся к тому саанаэ, чьи петлицы указывали на чин повыше. Судя по выпирающим из-под одежды выпуклостям, это была самка.

— Думаю, вы говорите по-английски.

Она кивнула:

— Да, мы постоянно здесь находимся, поэтому обязаны знать язык, джемадар-майор. — Саанаэ говорила с сильным гортанным акцентом, несколько тягуче, словно собиралась запеть. Голосовые связки у кентавров развиты гораздо лучще, чем у людей, и могут легко приспосабливаться к произнесению любых звуков.

Значит, они будут постоянно находиться на Земле. Это для меня новость.

— Конечно, не для карательных целей?

Она бросила взгляд на моего отца, который резко отвернулся, отступив на несколько шагов, выходя из пределов слышимости.

— Не совсем. После восстания нас погрузили на корабль и доставили сюда, в дежурный гарнизон постоянной полиции.

Я посмотрел на отца. Несомненно, этот факт ни для кого не является секретом. Черт, может, они просто не любят этого человека. С его стороны особой симпатии к ним тоже не видно.

— Не думаю, что слишком удивился. Вам еще крупно повезло, что господа решили не использовать вас в качестве рабов.

В лице саанаэ что-то промелькнуло, но я не смог определить, что именно.

— Не вижу разницы.

Я похлопал по оружию: — Уверен, скоро увидишь.

Послышался странный, шипящий вздох — так кентавры смеялись. В здании что-то защебетало — повелительный, властный звук, и саанаэ произнесла:

— Господин ждет, тебе лучше войти.

Когда отворились ворота и показалось знакомое световое явление сначала тусклое, затем слепящее глаза свечение, я сделал знак отцу. Кентавр сказал:

— Если понадобится, можешь взять защитные очки.

Прищурившись, я вошел.

Мы ожидали своей очереди в огромном черном помещении, пропахшем металлическим, влажным запахом поппитов. Этот запах напоминал вкус железа с легкой примесью серы. Где-то возились поппиты, издавая звуки широкого диапазона, начиная от едва слышимого писка и заканчивая смутным гулким рокотом. Назвать это шумом было весьма затруднительно. Каждый из звуков был неповторим и индивидуален.

В дальнем конце черного зала отворилась дверь, и комнату заполнило сверкающее черное море поппитов, изменивших цвет чешуи от интенсивного ультрафиолетового излучения. Их сопровождал высокий, худощавый мужчина, одетый во все черное.

При виде такого зрелища суеверный ужас может охватить любого слабонервного, начитанного человека: создавалось впечатление, что какой-то средневековый священник1 или знаток черной магии, поклонник Сатаны, вплыл в зал на ковре из крыс.

Поппиты так топали по полу, будто миллионы пальцев одновременно отбивали какой-то марш.

Посмотрев на отца, я увидел, что он словно съежился, когда это шествие приблизилось к нам. Он прищурил глаза, и те стали слишком узкими, чтобы в них можно было что-нибудь прочитать.

Но я думаю, люди еще не привыкли к подобного рода зрелищам. Прошло только тридцать лет; жизнь, конечно, очень изменилась: агенты сиркарской полиции, саготы, слуги и рабы вошли в нее, и жителям планеты приходилось приспосабливаться к новым условиям и новым понятиям. Хотя, должен сказать, в истории планеты такое уже было: слуги, рабы…

Однако никто из моих соплеменников не видел того, что видел я.

Поппиты окружили нас; глаза, рассматривающие двух незнакомцев, казались красно- черными, и впечатлительный человек мог даже услышать их дыхание, вырывающееся из маленьких зубастых ртов. Иногда приходят в голову странные мысли вроде таких: могут ли они чувствовать и как этот процесс у них происходит? Некоторые их представители временами кажутся довольно сообразительными. С собаками и кошками не сравнить, но… пожалуй, чуть умнее жуков, лягушек.

Интеллект развит, наверно, на уровне мышей.

Затянутая в черное фигура, остановившись перед нами, сбросила свой капюшон, открыв темное лицо, в ультрафиолетовом свете кажущееся пурпурным.

Короткий широкий нос с торчащими из ноздрей темными волосами, сквозь редкие волосы просвечивает череп, примерно моих лет — нет, его я не знал. Человек кивнул отцу:

— Агент Моррисон. — Заметьте, не мэр.

Отец тоже кивнул, но не произнес ни слова.

Мужчина протянул. руку:

— Мой господин приветствует вас, джемадар-майор. Меня зовут Джон Хендрикс, управляющий поместьем. Добро пожаловать домой, сэр.

Я осторожно пожал протянутую руку, ощущая хрупкие кости, нежную кожу без мозолей.

— Спасибо.

Последовала минутная пауза, тяжелое дыхание отца заглушало писк поппитов, затем управляющий произнес:

— Мы получили рапорт на вас, ваши отзывы по службе. Мой господин потрясен. Он хочет видеть вас немедленно.

Меня? Он? Боже, какая таинственность! Однако, как все складывается: темный ультрафиолетовый свет, слепящий глаза, очевидный страх отца, его нежелание находиться