одна – вырвать эту девушку, хорошую девушку, из одуряющих и безнравственных условий, в которых она жила. И потому очевидно, что эта личность не должна ничего потерять вследствие того, что она избрала меня, не должна быть лишена тех простых, наконец, удобств жизни. Я приму меры для ограждения ее интересов.

Беклешов. Только не попадись. Ваша братья, идеалисты, на это молодцы. Делают планы, а практично не обсудят. Ну, какие же ты меры примешь?

Венеровский. Вот видишь ли. В последнее наша свиданье Прибышев опять начал разговор о деньгах при ней; я сказал, что об этом предмете я нахожу удобнее переговорить с глаза на глаз, чем парадировать перед публикой.

Беклешов. Да в том, брат, и штука, что ты будешь деликатничать, а они тебя надуют.

Венеровский. Вот видишь ли, я назначил нынешний день для этих переговоров. Я намерен сказать, что желаю, чтобы отношения эти уяснились. За это я поручусь.

Беклешов. Он тебя надует, это я тебе говорю. (Задумывается.) Помни одно: для них, для этого народа, обряд важнее всего. На этом-то их надо ловить. Помни одно: не иди в церковь до тех пор, пока не получишь в руки формальные акты, утверждающие за ней известное имущество.

Венеровский. Ты так ставишь вопрос, как будто для меня все дело в ее состоянии. Мне неприятно это даже. Ты уж слишком практичен.

Беклешов. Ну, я ведь говорю – идеалист! Да ты забываешь, с кем имеешь дело. Ведь это подлец на подлеце. Грабили пятьсот лет крепостных, пили кровь народа, а ты с ними хочешь идеальничать. Ты имеешь цель честную – спасти ее, ну да. Ну, что ж тебе в средствах! Ведь это мальчишество, студентство!

Венеровский. Мне, брат, дело нужно прежде всего. (Другое и более важное обстоятельство – студент. Для меня он ничтожен, но она еще не знает меня вполне, не может ценить, что должно ценить во мне, и смотрит только с пошлой точки зрения. И потому заинтересована им. Это с одной стороны. С другой – девица Дудкина сгорает желанием объяснений и с свойственным женщинам легкомыслием огорчится известием о моей женитьбе. Так вот надо устранить эти два зловредных влияния: и студента, и этой госпожи. Вот в чем нужна помощь практического друга.)

Беклешов. Хорошо, хорошо. Идеалист! Я говорю, коли я не возьму тебя в руки, ты попадешь, как кур во щи. Ну, да с этой точки зрения мы затравим. Ну, расскажи, сама особа какова?

Венеровский. Как тебе сказать – девочка по наружности весьма приятная, добрая, ласковая, и натура еще не вполне испорченная. Задатки есть очень хорошего. В эти последние две недели я много давал ей читать, много говорил с ней. Она начинает понимать вещи в настоящем виде. Например, чувствует уже всю гнусность среды, желает из нее вырваться и понимает ничтожество своих почтенных родственников. Натура весьма честная и хорошая. И, раз вырвав ее из этого подлого гнезда всякой мерзости и разорвав, разумеется, все связи с почтенными родственниками, я надеюсь, она доразовьется вполне. Вот увидишь. Поедем нынче.

Беклешов. Гм, гм. Это хорошо. Ну, а что это за особа племянница?

Венеровский. Племянница эта, видишь ли, эманципированная девица, неглупая и развитая натурка, но непривлекательной наружности.

Беклешов. А вот, как хочешь – не дается женщинам вместе миловидность и развитие. Эти глупенькие, розовенькие все-таки приятнее.

Венеровский. Хе, хе! да, конечно. Так эта особа для меня весьма неудобна. Вот видишь ли, в прежнее время между мной и этой девицей были кой-какие отношения… Она была единственное мыслящее существо во всей семье, ну и невольно я сблизился с нею. Ну, теперь эта особа как бы заявляет свои притязания. Ну, глупо выходит, и может выйти еще хуже, когда моя женитьба ей станет известна.

Беклешов. Это скверно.

Венеровский(гордо). Нет, почтенный Сергей Петрович, упрекнуть меня никто не может: я поступил, как должен поступить каждый честный человек, понимающий свободу женщины. Я тогда сказал ей, что не беру на себя никаких обязательств, что отдаюсь только на время этим отношениям.

Беклешов. Ха, ха, ха! Ведь я вижу, что тебя смущает: ты думаешь, уж не дурно ли ты поступил в отношении ее? Вот идеализм-то! Да ты подумай, с кем ты имеешь дело. Помни ты, что эти люди считают дурным и хорошим. Ведь все нравственные понятия извращены в той среде, где они живут. С этими людьми ежели считатъся, всегда будешь в дураках. Первое правило знай, что то, что для нас нечестно – для них честно, и наоборот. С этим и соображайся. Но, положим, ты находил удовольствие с ней – на безрыбье и рак рыба – что ж из этого следует?

Венеровский. Это так, – но девица эта навязчива, считает за собой права и может повредить мне. И вообще, я бы желал устранить ее.

Беклешов. Надо посмотреть.

Сторож. Анатолий Дмитрич, ента барышня опять вас спрашивают, да и с барином.

Венеровский. Какая барышня?

Сторож. А ента, что прежде бывала, стриженая.

Венеровский. Это Прибышев с племянницей. Пусти.

Беклешов. Вот на ловца и зверь бежит. Затравлю обоих.

Иван Михайлович. Ну, были в вашей школе с Катенькой. Любочка хотела тоже ехать, да боялась, – она простудилась вчера. Вот и заехали к вам. Ну, я вам скажу, Анатолий Дмитриевич, что за прелесть эти дети, что за такое-этакое! Да, вот истинно славно, славно!

Венеровский. Что ж, хорошо сделали, что заехали. Могу вас познакомить: Беклешов, мой товарищ – господин умный и хороший. Катерина Матвеевна, и вас знакомлю.

Катерина Матвеевна(крепко жмет Беклешову руку, так что он морщится от боли; Беклешову). Меня всегда поражало то явление, что между мужчинами связи товарищества имеют устойчивость, тогда как между женщинами явление это не… воспроизводится, так сказать. Не коренится ли причина этого в низшей степени образования, даваемого женщине? Не так ли?

Беклешов. Конечно, связь упрочивается единством воззрений, а не…

Катерина Матвеевна. Позвольте, позвольте. Я полагаю, вы близки преимущественно с Анатолием Дмитриевичем не в силу того, что вы товарищи, а в силу того, что вы разделяете одинаковые убеждения.

Беклешов. Конечно, мы-с разделяем одни убеждения. Вы в школе были?

Катерина Матвеевна. Да. Скажите, как вы думаете: мне пришла мысль, не может ли быть вредно развитие рефлексии у мальчиков? Согласитесь, ведь имеешь дело с слишком дельными личностями…

Беклешов. То-есть, я не знаю, как вы на это смотрите. Рефлексия есть только признак развития.

Иван Михайлович (Венеровскому). Я и давно хотел посмотреть эту школу – так интересно! а вместе с тем надо, думаю, нам переговорить нынче о делах, помните, о состоянии Любочки; вот я привез с собой. (Показывает портфель.) Здесь нам и удобнее будет. Потолкуем, а потом я вас повезу к нам. Что ж, Катеньке можно сказать, так как нынче все узнают. Она нам не помешает, а еще напротив – совет даст, – она хоть и с странностями, а человек умный. Катенька!

Венеровский. Теперь неловко, – знаете, этот господин…

Иван Михайлович. Ну, можно и после. Только уж нынче я вас не отпущу. Ведь надо