только что подошел. Почему? Может, боится ступить на нее; и действительно для человека, незнакомого с мостом, он опасен. Человек может быть чужаком – может, заблудившийся турист, который хочет попросить гостеприимства в доме, скорее всего, на сеновале, судя по манере его приближения.

Строя эти предположения, Роже видит, как человек нагибается. И сразу вслед за этим слышит звук со той стороны ручья, резкий скрипучий звук, как от тяжелого бревна, которое тащат по камню.

– Предусмотрительный парень, – думает Роже. – Несмотря на спешку, очень осторожный! Укрепляет доску, прежде чем перейти! Ха! Я ошибся: он и не думает переходить!

Пригнувшаяся фигура распрямляется и, вместо того чтобы переходить через ручей, отворачивается от него. Но направляется не назад по тропе, но выше по ручью по той же стороне. И по-прежнему пригибаясь, словно опасаясь наблюдения.

Еще более заинтересовавшись, священник следит за ней, как кошка на ночной охоте. Но скоро он узнает этого человека. В этот момент луна выходит из-за облака и освещает дьявольское выражение на лице – выражение убийцы, уходящего с места, где он только что пролил кровь!

Роже узнает Коракла Дика, хотя по-прежнему не имеет ни малейшего представления о том, что делает браконьер.

– Que diantre! (Черт возьми! Фр. – Прим. перев.) – удивленно восклицает он. – Что нужно этому дьяволу? Подойти к доске и не перейти! Ха! А вот приближается совсем другой пешеход. Наконец-то мадмуазель Мари!

Тот же самый лунный луч освещает соломенную шляпку, с летящими по ветру лентами, над верхушкой кустов у ручья.

Это зрелище застявляет священника забыть о предыдущем; намереваясь застать девушку врасплох, он выходит из своего убежища и направляется ей навтречу. Она приближается гордой и уверенной походкой, щеки ее даже при бледном свете луны кажутся розовыми – они раскраснелись от поцелуев, которые как будто еще сохраняются на них. Сердце ее переполнено любовью, она возбуждена и совершенно не подозревает, что ее ждет.

Смело ступает она доску, считает, что все о ней знает. Увы! Есть новшество, с которым она не знакома, то, чего не было еще две минуты назад. Дочь Евы Морган обречена; следующий шаг будет последним в ее жизни.

Она делает его – на глазах у единственного свидетеля, священника. Он видит, как взлетают вверх ее руки, одновременно слышит крик; затем руки, тело и доска неожиданно исчезают из виду, как будто проглоченные землей!

Возвращаясь домой, молодой лодочник думает о небольшой неприятности, которая может ожидать его при встрече с матерью. Он не был в магазине и не может показать ни трос, ни смолу. Если она начнет его расспрашивать об этих вещах, что он ей скажет? Ему не хочется лгать матери. Перед встречей с возлюбленной лгать было легко, но теперь он не видит в этом необходимости.

Подумав, он решает, что лучше все ей рассказать. Он и так уже почти признался; теперь может и рассказать матери о тайне, которую пытался от нее скрыть – безуспешно, насколько теперь понимает.

И тут, пока он еще остается в нерешительности, происходит событие, которое не дает ему больше таится, даже если бы он и захотел. В задумчивости он совершенно забыл о луне, которая теперь вышла и временами сияет очень ярко. Во время одного из таких промежутков он подходит к своим воротам и, открыв калитку, видит мать, которая стоит на крыльце. Ее поза показывает, что она его видела и знает, с какой стороны он идет. Слова ее подтверждают это.

– Джек! – восклицает она, – Разве ты можешь идти от переправы?

Вопрос, вернее, его тон показывают Джеку, что его тайна раскрыта. Больше не нужно ничего придумывать. Понимая это, он со смехом говорит:

– Что ж, мама, по правде сказать, я совсем и не был на переправе. И должен попросить простить меня за небольшой обман – относительно «Мэри», которой нужен ремонт.

– Я подозревала это, мальчик; дело совсем в другой Мэри. Ей что-то от тебя нужно или тебе от нее. Ну, поскольку ты сознался и раскаиваешься, я не буду тебя ругать. Я рада, что лодка в порядке, и у меня есть для тебя новость.

– Какая? – спрашивает он, радуясь, что легко отделался.

– Ты правду говорил, что кому-нибудь могут понадобиться твои услуги. Такой уже есть.

– Кто? Капитан?

– Нет, не он. Приехал лакей в роскошной ливрее; слуга или кучер, я точно не знаю; он от сквайра Пауэлла, примерно с милю отсюда.

– О, я знаю сквайра Пауэлла, он живет в Нью Холле. Что сказал слуга?

– Если ты не занят, его молодой хозяин хочет, чтобы ты отвез его и еще нескольких друзей вниз по реке.

– А он не сказал, как далеко? Если они направляются в Чепстоу или даже в Трентон, не думаю, чтобы я повезу их. Только если они выступят в понедельник. Ты ведь знаешь, на четверг меня нанял капитан; и если отправляться в далекий пуить, можно не успеть вернуться вовремя.

– Понедельник! Да они хотят двинуться завтра.

– В воскресенье? Это еще более странно. Я слышал, что семья сквайра Пауэлла очень религиозна.

– В том-то и дело. Парень в ливрее сказал, что они отправляются в церковь; какое-то старинное место на изгибе реки, куда невозможно добраться в экипажах.

– Мне кажется, я его знаю и смогу доставить их туда. А что ты ответила этому человеку?

– Что ты готов их отвезти и отвезешь. Я знаю, что других заказов у тебя нет. И так как это церковь, пусть будет и воскресенье.

– Да зачем она мне? – спросил Джек, который не очень религиозен и не соблюдает воскресенья. – Где они хотят сесть в лодку? Или я должен ждать их здесь?

– Да; этот человек сказал, что они придут сюда, и очень рано. В шесть утра. Он сказал, что тамошний священник друг их семьи, и они позватракают с ним, прежде чем идти в церковь.

– Ну, хорошо! Я буду их ждать, пусть и очень рано.

– В таком случае, сын мой, тебе лучше пораньше лечь спать. У тебя был трудный день, и тебе нужно отдохнуть. Хочешь выпить что-нибудь перед сном?

– Ну, мама, только стаканчик твоего вина из самбука.

Она открывает шкаф, достает черную бутылку и наливает стакан темно-красного вина – домашнего, приготовленного ее руками.

Отпивая его, он замечает:

– Лучшего вина никогда не пробовал. Оно бодрит и веселит человека. Я сам слышал, как капитан сказал, что оно лучше испанского портвейна.

Хотя он немного и запутался в коммерческой географии, молодой лодочник, как и его хозяин, прав относительно качества вина: самбуковое вино, правильно приготовленное, превосходит вина, изготовленные в Опорто (Город в Португалии, родина портвейна, или португальского вина. – Прим. перев.). Мне кажется, мало кому известен научный факт, что почва, на которой растет самбук, лучше всего подходит и для виноградников.

Не углубляясь в философию предмета и даже не очень о нем думая, лодочник скоро допил свое вино, пожелал матери спокойной ночи и пошел в спальню.

Он немного полежал в постели, думая о Мэри Морган и о свидании под вязом; потом уснул, и ему снилась она.