гуманизма? И нет, добровольно Джош не подписался бы ни под одним из предложений сканирования, не говоря уже о трех подряд. Наверняка он просто был не в себе.

— Читай дальше.

- «Блок снят, в восемь: ноль-ноль приступаем к сканированию. Очевидно искусственное вмешательство в память испытуемого — скачкообразность, неоднородность, нечеткость, затемнения отдельных фрагментов. Фрагмент первый — испытуемый ведет наблюдение за домом подозреваемого. Необычных деталей не обнаруживает. Двухэтажный коттедж, красный кирпич, магический фон отсутствует. У испытуемого разряжен защитный амулет. Возможно, работает какой-то глушитель магии. По мнению компетентных лиц — широкополосный, типа «завеса» или «буран». Испытуемый принимает решение проникнуть в помещение без поддержки и прикрытия…» Джош, ты идиот! Ты еще больше идиот, чем раньше! Ох, нет, прости… Я бы, наверно, так же поступила.

— Наверно. — Свои ошибки в свете чужих комментариев?

- «… Фрагмент два. Испытуемый обнаруживает дверь в подвальное помещение. Производит вскрытие. Начинает спуск вниз. Дальше — затемнение. Очевидно, утрата сознания. Причины не выяснены. Продолжительность — неясна. Фрагмент три — восприятие исключительно эйдетическое (возможно воздействие наркотика — мнения специалистов разошлись), эмоциональный фон ровный, мыслеформы вялые, неопределенно-неясные. Высокий потолок в трещинах, возможно, зафиксирован по рукам и ногам, лежит на твердой холодной поверхности. Свет слабый, прыгающий (пламя свечей — обряд?). Монотонно повторяющиеся фразы — в реконструкции слова обряда призвания Силы. Затем — режущая боль. Поочередно запястья и лодыжки (раны от острого, предположительно кинжального типа, предмета залечены при поступлении в лазарет). Процедура похожа на жертвоприношение (в данном случае — кровь Светлого). Лицо подозреваемого и голоса еще как минимум трех человек, испытуемому не знакомых. Действия явно ритуального характера. Фрагмент четыре — вспышка, боль в области сердца и затемнение. Испытуемый демонстрирует максимальную двигательную активность, наблюдаются симптомы буйного бреда. Дальнейшие изыскания бесспорно повлекут летальный исход.»

Джошу внезапно стало страшно, как в первые дни в лазарете. Тогда он в основном бредил, но в минуты просветления, кажется, как сумасшедший вцеплялся в чьи-то руки и умолял его не бросать, не уходить. Постоянная паника и ощущение полной беспомощности, помноженной на внезапную слепоту. Так вот, сейчас Джош обнаружил, что сидит, крепко зажмурившись, хотя теперь в этом нет ровно никакой необходимости, и вцепившись в край кровати ледяными пальцами. Опять возвратился чертов холод первых дней после…

— Джош, ты чего? Тебе нехорошо? Я ж говорила — не нужно это читать.

— Нет, все в порядке. Ничего. Я просто пытался вспомнить, чтобы дополнить… — Заглядываешь в подвал. Вниз, как в колодец. И накрывает чернотой, как ржавой металлической крышкой. Нет, обряда он точно не помнил. — Там в шкафу на третьей полке мой свитер. Не затруднит подать? Похолодало, ты не заметила?

— Нет, не заметила. Сейчас подам. И закончим на сегодня. Уже девятый час.

Страх схлынул, сменившись стыдом. Что за позорная паника? Все нормально, ничего не произошло. Или бывшему оперативнику Джозефу теперь и страшные сказочки читать нельзя — кисейной барышней будет в обморок падать? Нет, не в этом дело. Просто на миг Джошу показалось, что… крышка захлопнулась.

— Да, пожалуй. Сколько листов мы осилили?

— Триста. И все-таки я не пойму — за что с тобой так жестоко? Так даже с преступниками не поступают! Это негуманно!

— Правильно. С преступниками не поступают. Преступников убивают при задержании, и их больше уже ни о чем не спросишь. А так поступают с добровольцами, — через силу, сквозь зубы выдавил Джош. Та крышка продолжала быть где-то рядом — висит над головой. — Думай, Мэва. Ты теперь не эксперт, а детектив.

Женщина долго молчала. Неуверенно начала:

— Они искали нечто очень важное. Настолько важное, что рискнули тобой. А Беккер, кажется, хочется понять, что они искали. Поэтому подсунул нам эти отчеты. Только отчеты неполные — ни одного приложения.

— Я полагаю, приложений нам не дадут.

— Бред какой-то. Беккер не знает, чего Верхние искали. Он подсовывает нам этот отчет, чтобы ты… — и стыдливое молчание.

— Чтобы я вспомнил, очевидно. Кроме меня никто вспомнить не сумеет. А вчера он приходил в кафе, чтобы лично убедиться, что я вменяем.

— Кстати, не обижайся, но то, что ты вменяем — странно в высшей степени. В пятидесяти процентах случаев сходят с ума уже при первом сканировании, а уж при последующих…

— Я и сходил, очевидно. Но меня очень хорошо лечили. Видимо, им было стыдно. Или нет, не так — им было нужно, чтобы… — Кое-что Джозеф все же помнил. Какие-то обрывки, наверно, еще из лаборатории. Что-то вроде… «В лазарет его! И ничего не жалеть! Кшиштоф, ты лично отвечаешь за его выздоровление!» Потом ласковые руки, которые совсем не ласково начинают вдруг хлестать по щекам: «Оставайся в сознании! Терпи! Немного уже! Потом поспишь!». Потом уже почти четко — мама плачет, ее за что-то темпераментно отчитывают. Впрочем, Джозеф не ручался, что из этих обрывков действительно было памятью, а что — клочками бреда. — Так что мне повезло. Меня интересует другое — почему дело подняли именно сейчас. Не слыхала, что-то подобное происходило в последнее время?

— Не слыхала, но я поспрашиваю.

— Замечательно… — Беспокоило еще одно. Важное, ускользающее, как подсказывало отсутствующее детективное чутье. — Но всё-таки эти блоки? Откуда? Нет, я серьезно их не ставил, я просто не умею. У меня пси-эм-магии отродясь не было.

— Любопытно, да. Знаешь, я слышала, кое-у кого врожденные бывают. Несмотря на отсутствие способностей. Впрочем, если раньше никто не замечал… Или эти ставили? Ну, которые тебя… Но зачем? Если тебя всё равно собирались убивать? Или не собирались?

— Или не собирались… — эхом откликнулся Джозеф, снова ёжась, даже в этом своем свитере. Холодно… — Теперь уже неизвестно. Теперь только вспоминать.

— Именно. И уже не сегодня. А у нас с тобой рабочий день закончился. Всё. Об остальном поговорим завтра. утро вечера мудреней. Разогреть ужин?

— Не сложно. Поедим, и я пойду к себе.

«К себе» — это, как выяснилось, специализированная «халявная» гостиница для командированных в Познань Светлых. Мэва монотонно пояснила — пустынно, чисто, в целом терпимо, жить можно. Гостиница располагалась тоже где-то недалеко от магазинчика-квартирки Джозефа, буквально в паре кварталов. Но женщина категорично предупредила, что во второй раз «топать ножками» не станет, а «прыгнет» в прихожую квартиры Джоша — ровно в десять, и чтобы он уже «изволил поверх трусов натянуть брюки и рубаху», поскольку «почти голого самца» она тоже не потерпит.

И точно — пришла ровно в указанное время, благоухая свежими хвойными ароматами. Второй день в компании Мэвы сенсационных открытий в расследовании не принес, однако наметился определенный план действий. Мэва посчитала, что просто необходимо навестить лабораторию Аниты Марнес (если она еще существует), посмотреть библиотеку и отдел, где работала убитая оперативница. Еще она хотела покопаться в вещах, поговорить с сослуживцами и родственниками убитых. Джош же планировал тихо отсидеться в отделе и надеялся, что на допросы свидетелей Мэва его не потащит. Он знал, что прежде всего должен разобраться с собственной памятью, и только после искать…ну, если так можно выразиться… нечто вне себя. Он ночь не спал толком, все вспоминал. Только и добился, что проснулся с больной головой и в полном душевном смятении. Провал оставался провалом. Очень пригодился бы допрос некроманта, но тот крепко мертв, и тут уж ничего не поделаешь. Самым скверным в этом расследовании моментом был срок — если дело не распутывается в первый месяц, пиши, пропало.

И — навестить логово некроманта. Вот оно точно сохранилось в неизменном виде — «карантин» в таких местах Темной силы вводится минимум лет на десять.

А Мэва пришла с бутылкой хорошего бургундского, тортом (наверняка пошло-розово-кремовым —