Розамунда рассмеялась, в очередной раз удивившись, как ему всегда легко удается очаровать ее, пленить, заставить трепетать. Воистину его магнетизм был неисчерпаем. Как и остроумие.

— Тем не менее, до отъезда я постараюсь, чтобы ты обдумал некоторые правила и изменил свое к ним отношение.

— Ты не можешь уехать, — моментально отозвался герцог.

— Почему? Думаю, что теперь могу. Ты разве не почувствовал перемены? Полагаю, я сумею найти место. Ведь именно в этом заключался план, разве нет?

На мгновение в глубине его таинственных глаз появилось странное выражение, и он поспешил отвернуться.

— Розамунда… — выдохнул Люк, и ее имя прозвучало вместе с последними аккордами вальса.

Дни их любви были сочтены. В этом не осталось никаких сомнений.

С грустью глядя в его глаза, Розамунда поняла, что им придется расстаться, и они оба не посмеют протестовать.

Ради нее. Ради него. Ради вдовствующей герцогини. Ради всех.

Всю ночь Розамунда дремала урывками и провалилась в сон, лишь когда небо окрасилось первыми лучами рассвета. Ее опять мучили ночные кошмары, которых не было с тех пор, как она пришла к Сент- Обинам.

Алфред поднимался по лестнице. Его тяжелые шаги звучали все громче, по мере того как он приближался к ее двери. Потом шаги стихали — он останавливался. Следовала ужасная пауза. Его тень была отчетливо видна сквозь щель под дверью. Слышалось его прерывистое дыхание. Вместо того чтобы покорно ждать визита супруга, она рванулась вперед, дабы оказать ему достойную встречу, но, распахнув дверь, увидела в коридоре Люка и Грейс Шеффи. Одетые для бала, они держались за руки и выглядели так, словно были созданы друг для друга.

В ее сне Люк улыбнулся, и коридор превратился в корнуоллский луг, полный диких цветов и древних кельтских камней, образующих круг. Кто-то приближался сквозь утреннюю дымку. Это был отец, протягивающий к ней руки. За ним шли братья. Не было только Сильвии. Потом дымка стала гуще, обволокла их тела. И больше ничего не было видно. Даже стало трудно дышать. В конце концов, Розамунда проснулась, хватая ртом воздух, словно бежала всю дорогу от Корнуолла до Лондона.

Она встала рано, слишком рано и, не в силах больше оставаться в постели, села перед секретером в своей комнате. Здесь не было туалетного столика для дам, поскольку Розамунда находилась в покоях, раньше принадлежавших Генри Сент-Обину. Ирония судьбы! Она находилась в той самой комнате, которую много лег назад, мечтала занять в качестве его жены.

Розамунда потянулась к ящику, куда горничная накануне положила щетку для волос, зеркало и заколки. Все это когда-то принадлежало ее матери. Ящик застрял. Розамунда подергала его и чуть-чуть приоткрыла. Просунув тонкие пальцы в образовавшуюся щель, она попыталась вытащить коробочку с заколками, но наткнулась на что-то мягкое, очевидно, прикрепленное в верхней стенке над ящиком. Изловчившись, она вытащила пожелтевший от времени пакет, в котором лежал локон светлых золотистых волос. У нее даже дыхание перехватило, когда она тронула рукой прядь. Вторая рука инстинктивно потянулась к собственному медальону, где хранился локон ее давно умершей матери. На пакете было написано: «Люку, моему любимому сыну». Розамунда перевернула пакет и на темно-красной восковой печати увидела инициалы: КСО.

КСО… Сент-Обин. К. Сент-Обин. Ее сердце забилось быстрее. «Сердце Каро». Каролина Сент-Обин. Его мать.

Она должна отдать это Люку. Немедленно. Ее руки замерли, а мозг продолжал напряженно работать. Розамунда неожиданно засомневалась. Она никак не могла решить, какую из двух идей, пришедших ей в голову, следует претворить в жизнь.

Возможно, ей удастся претворить обе. Она осторожно вытащила несколько волосков его матери из пакета, не тронув остальные. Она отдаст все это ему сегодня же утром.

Умывшись холодной водой и надев пурпурное платье, она направилась в утреннюю столовую.

Сидя за столом вместе с остальными вдовами, Розамунда сражалась с двумя желаниями: найти Люка и броситься бегом к дому отца.

Только глубочайшая благодарность к вдовствующей герцогине удержала ее на месте. Она нетерпеливо вертела в руках тост и выпила всего одну чашку шоколада, хотя обычно этим не ограничивалась. Дамы обсуждали размах и значимость состоявшегося накануне бала.

— Ну и где, скажите на милость, мой внук? — спросила Ата лакея.

Ливрейный слуга поклонился.

— Он сегодня рано уехал по делам, ваша светлость.

— Хм… хитрый черт! Мне кажется, он отправился покупать кое-кому цветы, — сказала Ата и подмигнула Грейс Шеффи. — Как хорошо, что вы сегодня решили позавтракать с нами, Грейс.

— Я бы ни за что на свете не упустила этой возможности, Ата. Должна признаться, после лета, проведенного в вашем поместье, городской дом кажется мне ужасно скучным.

— О, дорогая, — сказала Ата, и ее глаза затуманились. — Вам не следует оставаться там одной. Не думаю, что я должна скрывать свои чувства от близких людей, собравшихся за этим столом. Вчера все заметили, как прекрасно вы смотритесь рядом с Люком. И потом, — Ата снова подмигнула, — вчера он пригласил вас на два танца.

Графиня, одетая в розовое утреннее платье, выглядела бесподобно. Ее пышные светлые волосы были красиво уложены, так что вьющиеся локоны опускались на одно плечо, шею обвивало ожерелье из белых и розовых жемчужин. Она выглядела так, словно прямо сегодня ожидала брачного предложения.

Вошел второй лакей и поклонился.

— Ваша светлость. — Да?

— Куда мы должны поставить остальные цветы?

— О, мы так давно не получали утренние букеты после бала, что я упустила это из виду. Расставьте их в гостиных, Гордон. Могли бы и сами сообразить.

— Мы уже заполнили все столы в гостиных, но цветы еще остались, ваша светлость.

— Что? — изумилась Ата.

Вдовы оживленно заговорили.

— Это, должно быть, для Розамунды, — предположила Джорджиана с улыбкой. — Вы так прекрасно пели! Никогда в жизни не слышала ничего подобного.

На сердце у Розамунды потеплело.

— Уверена, вы ошибаетесь, — возразила она. — Это цветы для герцогини и для вас от ваших вчерашних партнеров.

Элизабет звонко рассмеялась.

— Это невыносимо! Я не смогу проглотить ни кусочка, если немедленно не увижу все своими глазами.

— Да, — согласилась Ата. — Пойдемте посмотрим.

Ата направилась к двери. Остальные вдовы потянулись за ней. Розамунда шла последней, вслед за Грейс Шеффи.

— Грейс, — тихо сказала она, — я понимаю, что слова тут бесполезны, но все же хотела бы еще раз выразить свою признательность за вчерашний бал. До этого лета у меня не было возможности обзавестись