— Нет, ты не должна, — твердо сказал он и покачал головой. — Однако это вовсе не значит, что ты не можешь увидеться с ним в какой-нибудь безбожно ранний час завтра утром. — Посерьезнев, он взглянул на светловолосых братьев. — Вы тоже должны танцевать с сестрой. Теперь, когда как минимум половина самых знатных пэров королевства пали к ее ногам, следует показать обществу, что Розамунда в ладу с семьей.

У нее снова тоскливо заныло сердце.

— Второй танец мой, — сказал Джеймс.

— Ну а третий — мой, — заявил Фитц.

Их глаза цвета корицы были такими знакомыми, такими родными.

— Но вы будете танцевать и с Сильвией, — встрепенулась Розамунда.

— Конечно, — хором пообещали братья. Джеймс отвел сестру в сторону.

— Не будь дурочкой, Роза, иди с его светлостью, пока он не передумал. Он оказывает тебе высокую честь.

Следовало признать, что некоторые вещи в жизни все же остаются неизменными. Братья в том числе.

— Приятно сознавать, что ты так во мне уверен, — усмехнулась Розамунда, беря Люка под руку.

Он провел ее сквозь толпу. Уже должны были зазвучать первые аккорды менуэта, но герцог сделал знак дирижеру, и зал наполнили мелодичные звуки вальса. Даже Розамунда понимала, что это дерзко и неправильно. Она взглянула на своего кавалера, а тот насмешливо приподнял изогнутую бровь. Ну, кто тут осмелится задавать вопросы?

Стоявшая рядом леди усмехнулась и спросила достаточно громко, чтобы слышали окружающие:

— А каково определение вальса? Ее партнер смеясь ответил:

— «То, что отделяет нас от животных».

— Нет-нет, — вмешалась другая дама. — Это сказано о поцелуях.

Розамунда была абсолютно уверена, что уже слышала это раньше. Странно…

Вертлявый молодой человек, потеснив ее, обратился к Люку:

— Вальс располагается на сто сорок пять шагов ближе к аду. Разве не так сказано в «Словаре Люцифера», ваша светлость?

— Понятия не имею, — огрызнулся Люк, схватил Розамунду за руку и, не заботясь о приличиях, потащил к французским дверям. — Чертовы глупцы!

В его глазах застыло какое-то странное выражение и Розамунда едва за ним поспевала. Что это за «Словарь Люцифера», который, похоже, все знают наизусть? Люк был мрачен и все время бормотал себе под нос что-то неразборчивое. Один раз Розамунда расслышала что-то вроде: «Тупицы, не умеющие считать».

Некоторые дамы останавливали Розамунду, чтобы высказать комплимент ее голосу. Гости становились все веселее после каждого появления слуг с подносами, уставленными бокалами с шампанским и более крепкими напитками. Ата настояла, чтобы гостям не подавали лимонад.

— Чтобы не разбавляли, — заявила она. И оказалась права. Никто не обратил внимания, как Люк и Розамунда проскользнули через толпу и подошли к дверям.

В небе светила молочно-белая полная луна, на ее поверхности виднелись таинственные долины.

— Что ты имел в виду, назвав их идиотами, не умеющими считать?

— Я не говорил «идиоты». Я сказал «тупицы». Все же знают размерность вальса. Там три такта.

— Извини, не поняла.

— Что тут непонятного? Это же простая арифметика. При такой размерности никак не может быть сто сорок пять шагов, а только сто сорок четыре.

Словно костяшки домино, которые Розамунда любила складывать на полу детской комнаты в Эджкумбе, последние слова Люка помогли ей сложить целостную картину.

— Ты… — Она нахмурилась. — Не понимаю, почему ты так раздражаешься всякий раз, когда слышишь цитату из этого странного словаря. Как будто…

— Как будто что? — поинтересовался Люк, сжимая губы в тонкую линию.

— Как будто это слишком много для тебя значит. Ты с этим как-то связан? Может быть… — Фразу она договорила только мысленно. Все циничные определения из книги, которые при ней только что цитировали, были сродни умным и слегка насмешливым замечаниям, которые ей не раз приходилось слышать от самого Люка.

— Розамунда… — с отчетливой угрозой в голосе предупредил он.

— Книгу написал ты, не правда ли? — спросила она. — Но зачем делать из этого секрет? Почему ты ничего не сказал мне?

— А почему ты не сказала мне, что поешь как ангел?

— А тебе никто не говорил, что ты достиг совершенства в умении менять тему разговора?

— Мы обсудим это позже. — Герцог обнял ее и закружил в вальсе. — Мы должны потанцевать, причем на публике, иначе разразится новый скандал.

Она поняла, что он, возможно, никогда не поделится с ней сокровенным. После приезда в Лондон между ними возникла трещина, которая с каждым днем увеличивалась. Одно время ей казалось, что она понимает, какие демоны его одолевают, но, очевидно, ошибалась.

Задумавшись, Розамунда смотрела куда-то поверх плеча герцога. Она чувствовала взгляды гостей — любопытствующие, заинтригованные, недоумевающие. Она часто представляла себе, каково это — танцевать с Люком вальс, но всегда чувствовала себя неловко, очутившись в центре внимания. Она боялась, что люди заметят ее любовь. Розамунда ни разу в жизни не была на балу, не проводила сезон в Лондоне и никогда не ощущала воздействия той ауры остроумия, красоты и старомодной элегантности, которую можно найти только в английском бальном зале. Здесь герцоги общаются с маркизами, которые водят компанию с графами, которые, в свою очередь, беседуют с баронами. А простые мистеры ищут обладательницу титула, чтобы успеть, на ней жениться, пока не перехватил кто-то другой.

Розамунда так и не смогла расслабиться, пока не убедилась, что гости больше на них не глазеют и вернулись к неспешной светской болтовне. Только тогда ее сердце воспарило в небеса, и она всецело отдалась радости танца. Как это оказалось прекрасно — беззаботно кружиться в вальсе в крепких объятиях Люка! Розамунда не сомневалась, что он великолепный, надежный партнер и в танце, и в жизни. Она позволила себе раствориться в музыке, плавно скользя по сверкающему полу. А взглянув в потемневшие загадочные глаза Люка, едва не зарыдала от желания.

— Ты избегала меня, — тихо сказал он.

— О чем ты?

— Только не лги. Умение лгать — это, безусловно, достоинство, если только ты не лжешь мне.

— Но мы же совсем недавно ходили на прогулку!

— И с тех пор ни минуты не были вдвоем. — Он на мгновение тесно прижал партнершу к груди, чтобы избежать столкновения с другой парой.

Он не должен так говорить. В конце концов, у нее нервы не железные.

— Люк, прошу тебя… — взмолилась она тоном, который даже ей самой показался жалким.

— Почему ты не сказала, что умеешь петь? — повторил герцог.

— А почему ты предполагал, что я не умею?

— Потому что я всегда предполагаю в людях худшее. И почти никогда не ошибаюсь. А значит, и не удивляюсь. Правила дьявола, знаешь ли.

Розамунда покачала головой и заставила себя улыбнуться:

— Джентльмены вроде тебя не любят удивляться.

— Совершенно верно.

Все же он был уникальным человеком. Еще никогда и ни с кем Розамунде не было так хорошо и уютно. Ни с кем она не чувствовала себя красивой. Желанной. Настоящей королевой.

— Тогда я рада, что удивила тебя, хотя тебе это и неприятно. Но, полагаю, ты не должен так уж строго придерживаться своих правил дьявола.

— Пытаешься схватить дьявола за фалды фрака? — Герцог прищурился. — Вижу, ты позабыла о надменности, присущей моему высокому положению.