За ужином Панноника потихоньку раздала под столом кусочки шоколада, вызвавшие волнующий душу восторг. Заключенные съели угощение в блаженном экстазе.
– Это надзирательница Здена вам дала? – спросила МДА-802.
– Да.
ЭРЖ-327 передернуло при мысли о том, чем придется расплачиваться СКЗ-114.
– Какую цену вы назначили? – спросила МДА-802.
– Никакую. Я получила шоколад даром.
ЭРЖ-327 перевел дух.
– Ей дорога ваша жизнь, – прокомментировала МДА-802.
– Вот видите, я была права, что не пустила по ветру свое имя, – ответила СКЗ-114.
Все рассмеялись.
Это вошло в обычай: каждый день надзирательница совала по две плитки шоколада в карман СКЗ- 114, получая в награду лишь быстрый взгляд.
Когда первое потрясение прошло, она начала думать, что прекрасная узница просто ее дурачит. Здене нравилось считать себя благодетельницей той, что сводила ее с ума. Панноника же держалась вовсе не как должница, которую переполняет чувство признательности. Если бы она хоть обратила к ней взор своих огромных глаз, исполненных благодарности! Девушка же вела себя так, словно шоколад доставался ей по праву Здена сочла, что СКЗ-114 зарывается. С каждым днем обида накапливалась. Она словно вновь переживала слишком хорошо знакомое унижение: ее презирают.
Она знала, что ее презирают надзиратели и публика, это было ей безразлично. Но презрение СКЗ-114 она перенести не могла. И уже жалела, что подменила кнут. Ей хотелось высечь Паннонику по- настоящему.
Хуже того, ей казалось, что вся бригада Панноники презирает ее. Что они вместе смеются над ней. И стала подумывать, не лишить ли СКЗ-114 шоколада. Но, увы, ее подопечная за все это время ничуть не поправилась.
Ясно: она делится шоколадом с остальными. Поэтому он и не идет ей впрок. Эти сволочи из бригады наверняка отбирают и ее долю.
Здена люто возненавидела компанию своей избранницы.
Месть надзирательницы не замедлила обрушиться.
Однажды утром, осматривая бригаду Панноники, Здена задержалась перед МДА-802.
Постояла некоторое время, ни слова не говоря, зная, в какой ужас приводит жертву ее молчание. Пренебрежительно оглядела узницу с головы до ног. То ли из-за ее остренького и дерзкого личика, так не похожего на ее собственное, то ли оттого, что она чувствовала, что они с СКЗ-114 подружки, Здена терпеть не могла МДА-802.
Вся бригада затаила дыхание, воспринимая участь бедняжки как свою собственную.
– Что-то ты слишком отощала, МДА-802, – бросила в конце концов надзирательница.
– Нет, надзиратель Здена, – с вызовом ответила та.
– Не нет, а да! Отощала. И как ты могла не отощать на каторжных работах при голодном пайке?
– Я не отощала, надзиратель Здена.
– Нет? Неужели? Уж не балует ли тебя кто-нибудь лакомствами?
– Нет, надзиратель Здена, – проговорила МДА-802, обмирая от страха.
– Тогда не спорь, что отощала! – гаркнула Здена.
Она схватила ее за плечо и с силой толкнула туда, где стояли приговоренные к смерти. Подбородок МДА-802 конвульсивно задергался.
И тут произошло невероятное.
СКЗ-114 вышла из строя, взяла МДА-802 за руку и вернула ее на место, к живым.
Здена в бешенстве подбежала, чтобы навести порядок, СКЗ-114 встала перед ней и, глядя ей прямо в глаза, громко и звонко произнесла:
– Меня зовут Панноника!
Часть вторая
Прошла вечность, прежде чем жизнь вернулась в прежнее русло.
Здена замерла перед той, которая отныне обладала именем, и каким именем! Ликующая, просветленная, гневная, растерянная, она застыла, словно небо обрушилось ей на голову.
МДА-802 беззвучно плакала.
СКЗ-114 не сводила глаз с надзирательницы. Она смотрела на нее в упор очень напряженно.
Потрясенный ЭРЖ-327 смотрел на Паннонику. Она казалась ему такой же прекрасной, как ее имя.
В студии с девяноста пятью экранами ликовали организаторы.
Эта девчонка определенно мастерица зрелищных эффектов. Они не были уверены, что поняли смысл происшедшего, зато были уверены, что этого не поняла публика, поскольку презирали ее, как она того и заслуживала. И не сомневались, что эпизод наделает шума.
Уже начали звонить из дружественных СМИ и спрашивать, как трактовать случившееся. Им отвечали, что подобные акции ни в коем случае не являются нормой: поступок СКЗ-114 поверг всех в шок по причине своей исключительности. Это хеппенинг. И следовательно, больше не повторится.
Утверждение было тем более категоричным, что организаторы не улавливали природу свершившегося чуда.
Да и кто улавливал?
Уж никак не Здена, которая витала за пределами сфер, подвластных рассудку. Слишком восхищенная, чтобы размышлять, она пребывала всецело во власти имени той, что превратилась для нее в наваждение. Сознание ее мутилось.
И не СКЗ-114, которой казалось, что она по чистой случайности открыла некий путь спасения. «Мое имя уберегло человеческую жизнь. Жизнь стоит имени. Если каждый из нас осознает ценность своего имени и станет вести себя соответственно, много жизней будет спасено».
И конечно же не заключенные, которые, разумеется, были потрясены, но сочли, что стали свидетелями самоотречения, капитуляции. Их предводительница пожертвовала столь дорогим для нее сокровищем ради спасения подруги. Не есть ли это первый шаг к проституции? Согласившись сегодня открыть свое имя, не пойдет ли она завтра и на другие уступки, более серьезные?
Только ЭРЖ-327 не ошибся: он знал, что подобные вещи не тиражируются и жизнь в обмен на имя может быть подарена лишь однажды. Когда имя превращается в крепостную стену и сознание ее неприступности опьяняет, это называется любовь. То, что произошло на их глазах, было актом любви.
В чудесах ужасно то, что их действие имеет границы.
Ударная сила имени «Панноника» спасла жизнь МДА-802 и открыла надзирательнице существование сакрального. Но она не спасла жизни тех, кого «Концентрация» убила в тот день, и не открыла существование сакрального огромному количеству народа.
И не помешала времени возобновить свой ход. Голодные, изможденные узники отправились на работы в тоннель, под удары кнута. Их вновь охватило отчаяние.
Многие с удивлением обнаружили, что, стараясь приободриться, машинально твердят про себя: «Ее зовут Панноника». Они сами не понимали, что в этих словах так окрыляет их, но каждый определенно чувствовал себя лучше.
За ужином СКЗ-114 приветствовали как героиню. Когда она вошла, вся столовая скандировала ее
