- Хорошо, милый папа! - крикнула в ответ Мерри; и обе сейчас же сошли вниз (воплощенное послушание!), напевая на ходу.
Трудно описать, как удивились обе мисс Пексниф при виде незнакомого гостя, сидевшего вместе с их милым папой. Невозможно изобразить, как обе они замерли в немом изумлении при его словах: 'Дети мои, это мистер Чезлвит!' Когда же мистер Пексниф сказал им, что они теперь друзья с мистером Чезлвитом и что добрые и ласковые речи мистера Чезлвита потрясли его душу и проникли в самое сердце, обе мисс Пексниф воскликнули в один голос: 'Слава богу!' - и бросились на шею старику. И обняв его с таким пылким чувством, которое просто не поддается описанию, они потом не отходили ни на шаг от его кресла, ухаживали за ним и вообще веди себя так, будто никогда не мечтали о другом счастье на земле, кроме возможности предупреждать все его желания, служить ему, излить на закат его- жизни всю ту любовь, которая могла бы до краев заполнить их существование с самого детства, если бы только он сам милый упрямец! - согласился тогда принять эту бесценную жертву.
Старик внимательно переводил глаза с одной на другую, потом взглянул на мистера Пекснифа.
- Как их зовут? - спросил он мистера Пекснифа, случайно поймав его опускающийся взор, до сих пор набожно возведенный горе, с тем выражением, какое стихотворцы исстари приписывают птичке, испускающей последний вздох при раскатах грома и блеске молнии.
Мистер Пексниф назвал их имена и прибавил торопливо, в надежде, как, вероятно, сказали бы клеветники, что у старика могла появиться мысль о завещании:
- Быть может, дорогие мои, вам лучше написать свои имена. Ваши скромные автографы сами по себе не имеют ценности, но истинная любовь конечно оценит их.
- Истинная любовь, - сказал старик, - обратится на живые оригиналы. Не беспокойтесь, милые мои, я не так скоро вас забуду, Чарити и Мерси, чтобы мне понадобились напоминания. Кузен!
- Сэр? - с готовностью отозвался мистер Пексниф.
- Неужели вы никогда не садитесь?
- Нет, отчего же, сэр, иногда сажусь, - ответил мистер Пексниф, который стоял все это время.
- Не угодно ли вам сесть?
- Как можете вы спрашивать, сэр, - возразил мистер Пексниф, моментально скользнув на стул, - хочу ли я сделать то, чего желаете вы?
- Я вижу, вы доверяетесь мне, - сказал Мартин, - и намерения у вас добрые; однако вам едва ли известно, что такое стариковские причуды. Вы не знаете, каково поддакивать старику во всех его пристрастиях и предубеждениях, потакать его предрассудкам, слушаться его во всем, терпеть подозрительность и придирки и тем не менее всегда с одинаковым усердием прислуживать ему. Когда я вспоминаю, сколько у меня недостатков, и недостатков поистине исключительных, судя уже по тому, как несправедливо я думал о вас, - мне кажется, я не смею рассчитывать на вашу дружбу.
- Досточтимый сэр, - ответил его родственник, - зачем предаваться таким тягостным размышлениям? Было более чем естественно с вашей стороны сделать одну незначительную ошибку, когда во всех других отношениях вы нисколько не ошибались и оказались безусловно правы, - к сожалению, безусловно и бесспорно правы, - видя всех окружающих вас в самом черном свете!
- Да, правда, - ответил старик. - Вы очень снисходительны ко мне.
- Мои дочери и я, мы всегда говорили, - воскликнул мистер Пексниф еще более подобострастно, - что хотя мы и оплакиваем наше тяжкое несчастье, то есть то, что нас поставили на одну доску с людьми низкими и корыстными, все же мы этому не удивляемся. Дорогие мои, помните, мы об этом говорили?
Еще бы не помнить! Сотни раз!
- Мы не жаловались, - продолжал мистер Пексниф. - Время от времени мы позволяли себе утешаться мыслью, что истина все же победит и добродетель восторжествует, - но не часто. Милые мои, вы помните Это?
Ну конечно! Какие же тут могут быть сомнения, милый папа? Вот странный вопрос!
- А когда я увидел вас, - заключил мистер Пексниф еще более почтительно, - в той маленькой, скромной деревушке, где мы, если позволительно так выразиться, влачим существование, я только позволил себе заметить, что вы во мне несколько ошибаетесь, досточтимый; и это было, мне кажется, все.
- Нет, не все, - ответил Мартин, который сидел, прикрыв лоб рукой, и только теперь взглянул на мистера Пекснифа. - Вы сказали гораздо больше; и это вместе с другими обстоятельствами, которые стали мне известны, открыло мне глаза. Вы вполне бескорыстно замолвили слово за... надо ли говорить, за кого! Вы знаете, о ком я говорю.
Смятение изобразилось на лице мистера Пекснифа, и, крепко сжав трепетные руки, он ответил смиренно:
- Совершенно бескорыстно, сэр, уверяю вас.
- Я это знаю, - сказал старик, спокойно как всегда. - Я уверен в этом. Я так и сказал. И с тем же бескорыстием вы отвлекли от меня стаю гарпий и сами сделались их жертвой. Другой на вашем месте сначала дал бы им проявить всю их алчность, чтобы по сравнению с ними выиграть в моем мнении. А вы пожалели меня и отвлекли их, за что мне и следует вас поблагодарить. Так что, видите, мне известно все, что произошло за моей спиной, хоть я и уехал оттуда!
- Вы меня удивляете, сэр! - воскликнул мистер Пексниф, что было истинной правдой.
- Но это еще не все, что мне известно о вашем поведении, - продолжал старик. - У вас в доме есть новый жилец.
- Да, сэр, есть, - ответил архитектор.
- Он должен уехать, - сказал старик.
- Куда? К вам? - растерянно и с дрожью в голосе спросил мистер Пексниф.
- Туда, где сможет - найти себе приют, - отвечал старик. - Он обманул вас.
- Надеюсь, что нет, - с жаром сказал мистер Пексниф. - Верю и надеюсь, что нет. Я был в высшей степени расположен к этому молодому человеку. Надеюсь, нельзя будет доказать, что он лишил себя всяких прав на мою поддержку. Обман, обман, уважаемый мистер Чезлвит, - ничего не может быть хуже обмана. Если будет установлено, что он меня обманул, я сочту себя вынужденным немедленно отречься от него.
Старик взглянул на его прелестных союзниц, а особенно на мисс Мерси, которой он посмотрел прямо в лицо с гораздо большим интересом и оживлением, чем обнаруживал до сих пор. Опять встретивши взгляд мистера Пекснифа, он сказал сдержанно:
- Вам, разумеется, известно, что он уже выбрал себе подругу жизни?
- Боже мой! - воскликнул мистер Пексниф, изо всех сил ероша волосы и глядя на дочерей дикими глазами. - Это превосходит всякое вероятие!
- Вам это известно? - повторил Мартин.
- Но ведь не без разрешения и одобрения своего дедушки, достоуважаемый сэр? - воскликнул мистер Пексниф. - Нет, лучше не говорите мне! Из уважения к природе человеческой не говорите мне ничего подобного!
- Я так и думал, что он скрыл это от вас, - сказал старик.
Негодование, которое ощутил мистер Пексниф при Этом ужасном открытии, могло сравниться только с пламенным гневом его дочерей. Как! Они допустили к себе в дом, к своему семейному очагу змея, обручившегося тайно, крокодила, который присватался к кому-то на стороне, нищего самозванца, притворщика, выдающего себя за холостяка и обманом втершегося в их девический мир?! И подумать только, что он позволял себе обманывать кроткого, почтенного старика, имя которого он носит, доброго и нежного опекуна, который заменил ему отца (не говоря уже о матери), - ужасно, просто ужасно! Выгнать его с позором - этого мало. Неужели за такие дела не полагается наказания или штрафа? Возможно ли, чтобы в законах страны это было упущено из виду и за такое преступление не назначено кары? Изверг! Как подло он обманул их!
- Я очень доволен, что вы так горячо меня поддержали, - сказал старик, поднимая руку, чтобы остановить поток их гнева. - Не стану отрицать, меня радует такое ваше рвение. Будем считать, что с этим предметом покончено.
- Нет, достоуважаемый сэр, - воскликнул мистер Пексниф, - не покончено, пока я не очищу свой дом от скверны!