О каком занятии ни подумаю, все уж очень легко, - что за честь быть веселым при такой работе. Наняться, что ли, к кому-нибудь в услужение, сэр? Может, какое-нибудь очень строгое семейство пришлось бы мне по плечу, мистер Пинч?

- А может быть, вы, Марк, пришлись бы не ко двору в очень строгом семействе?

- Возможное дело, сэр. Ежели бы я попал к каким-нибудь особо придирчивым хозяевам, я бы еще мог показать себя; да ведь как это узнаешь наперед, нельзя же напечатать в газетах, что вот-де молодой человек желает поступить в услужение и не столько гонится за жалованьем, сколько за придирчивыми хозяевами; ведь этого нельзя, сэр?

- Да, пожалуй, - сказал мистер Пинч, - мне тоже кажется, что нельзя.

- Завистливое семейство, - продолжал Марк в раздумье, - или сварливое семейство, или зложелательное семейство, или, на худой конец, очень уж прижимистое семейство, - вот тут я еще мог бы показать себя. Кто бы мне подошел больше всякого другого, так это тот старый джентльмен, что захворал у нас; ну и характерец, честное слово! Да что уж тут, подождем - увидим, авось что и подвернется, буду надеяться на самое худшее, сэр.

- Значит, вы твердо решили уехать? - спросил мистер Пинч.

- Сундук мой уже уехал с фургоном, сэр, а сам я уйду пешком завтра поутру и сяду в дилижанс, когда он меня нагонит по дороге. Позвольте пожелать вам всего лучшего, мистер Пинч, и вам тоже, сэр, - будьте здоровы и счастливы!

Друзья со смехом пожелали ему того же и отправились домой рука об руку; по дороге мистер Пинч рассказал Мартину о беспокойном и странном нраве Марка Тэпли - все то, что уже известно читателю.

Тем временем Марк, предвидя, что его хозяйка находится в сильном расстройстве чувств и что сам он вряд ли может отвечать за последствия длительной беседы с глазу на глаз, старался, как только мог, не встречаться с нею в продолжение всего дня и вечера. Этой его тактике весьма способствовало большое стечение посетителей в 'Синем Драконе', ибо после того как разнесся слух об отъезде Марка, в распивочной весь вечер толокся народ, и гости усердно пили за его здоровье, то и дело чокаясь кружками. Наконец двери заперли на ночь, и Марк, видя, что теперь ему не отвертеться, собрался с духом и решительной походкой направился к дверям распивочной.

'Стоит мне только взглянуть на нее, - говорил себе Марк, - и я пропал. Чувствую, что тут мне и крышка!'

- Наконец-то явился, - приветствовала его миссис Льюпин.

- Да уж, явился вот, - сказал Марк.

- Значит, вы нас покидаете, Марк? - спросила миссис Льюпин.

- Да ведь что ж, приходится, - отвечал Марк, уставясь в землю.

- А я-то думала, - говорила хозяйка, проявляя самую пленительную застенчивость, - что вы... привязались... к 'Дракону'...

- Я и то привязался, - сказал Марк.

- Тогда, - вполне резонно продолжала хозяйка, - Зачем же вы его покидаете?

Но на этот вопрос Марк и вовсе не ответил, даже после того как его повторили, и потому миссис Льюпин, передавая ему жалованье из рук в руки, спросила - не то чтобы неласково, нет, нет, совсем наоборот, - чего бы ему больше хотелось?

Всем известно, что есть вещи, которых живой человек не в силах вытерпеть. Такой вопрос, как этот, заданный таким порядком, в такое время и такой женщиной, следовало отнести именно к этой категории, по крайней мере поскольку дело касалось Марка. Он невольно поднял глаза, а подняв их однажды, уже не мог опустить, ибо сколько ни есть на свете полных, румяных, веселых, ясноглазых хозяек с ямочками на щеках - воплощение всего самого лучшего в них, самый, так сказать, цвет и совершенство среди хозяек стояло сейчас перед Марком.

- Вот что я вам скажу, - начал Марк, мигом сбрасывая с себя всякое замешательство и обнимая хозяйку за талию, отчего она нисколько не встревожилась, зная, какой он славный малый. - Если бы я думал только о том, чего мне хочется, я выбрал бы вас. Если бы я думал о себе, о том, что для меня всего лучше, я выбрал бы вас. Если бы я выбрал то, что с радостью выбрали бы девятнадцать человек из двадцати, не пожалев отдать за это жизнь, я выбрал бы вас. Да, вас! - воскликнул мистер Тэпли, выразительно тряхнув головой и, позабывшись на минуту, уставился пристальным взглядом на сочные губки миссис Льюпин. - И ни один мужчина не удивился бы моему выбору!

Миссис Льюпин ответила, что он ее изумляет. Она просто поражается, как он может говорить такие слова. Она никак этого от него не ожидала.

- Да я и сам от себя этого не ожидал, - сказал Марк, поднимая брови с радостно-изумленным выражением. - До сих пор я думал, что нам с вами надо расстаться без всяких объяснений; я и хотел только проститься, для того и пришел сейчас; а это в вас самих есть что-то такое, что заставляет человека говорить и думать по-честному. Давайте поговорим, только, знаете ли, условимся наперед, - это он прибавил уже нисколько не шутя, чтобы ошибиться было решительно невозможно, - ухаживать за вами я не буду, этого вы не бойтесь.

На одну только секунду легкая тень - самая легкая и ни в коем случае не мрачная - промелькнула в ясных глазах хозяйки. Но она сейчас же рассеялась в смехе, идущем от самого сердца.

- Чего уж лучше! - сказала она. - Только если вы не собираетесь за мной ухаживать, так уберите руку прочь.

- Господи, это еще зачем? - спросил Марк. - Ничего плохого тут нет.

- Конечно, нет, - возразила хозяйка, - а не то я бы не позволила.

- Вот и прекрасно, - заметил Марк. - Тогда пускай рука остается на месте.

Это было так резонно, что хозяйка опять засмеялась и, не отводя его руки, велела ему говорить все, что он собирался сказать, но только поскорее. А все-таки он бессовестный малый, прибавила она.

- Ха-ха! Я и сам так думаю, - воскликнул Марк, - а раньше это мне и в голову не приходило. Сегодня я могу сказать все что угодно.

- Ну, коли хочется, так говорите, что вы там собирались сказать, только поживее, - отвечала хозяйка, - а то мне спать пора,

- Вот что, милая вы моя голубушка, - начал Марк, - потому что милее вас никогда еще не было на свете женщины, - пускай кто-нибудь попробует сказать, что была! - подумайте, что может выйти, если мы с вами...

- Ах, пустяки какие! - перебила его миссис Льюпин. - И не поминайте про это больше.

- Нет, нет, не пустяки, - отвечал Марк, - вы все-таки послушайте. Что может выйти, если мы с вами поженимся? Раз я не могу быть счастлив и доволен теперь, в этом веселом 'Драконе', можно ли ожидать, что я буду доволен тогда? Ни в коем случае. Очень хорошо. А значит вы, даже при вашем ровном характере, будете вечно тосковать и тревожиться, вечно душа у вас будет не на месте, все станете думать, не слишком ли вы постарели на мой взгляд, все вам будет чудиться, что я словно цепью прикован к порогу 'Дракона' и рвусь на свободу. Не знаю, так ли оно будет, или не так, - продолжал Марк, - а только я непоседа, и это мне известно. Люблю перемены. Мне все думается, что при моем крепком здоровье и веселом нраве больше было бы для меня чести веселиться и шутить там, где все наводит на человека грусть. Может, это с моей стороны ошибка, понимаете ли, только уж ее ничем не исправить, разве только испытать на деле, как оно получится. Так не лучше ли мне уехать, особенно после того как вы, не чинясь, помогли мне все это сказать, и мы можем расстаться добрыми друзьями, какими были с того дня, когда я впервые ступил на порог вот этого благородного 'Дракона', которого, - заключил Марк, - я не перестану любить и почитать до самой моей смерти!

Хозяйка притихла ненадолго, но очень скоро встрепенулась, взяла Марка за обе руки и ласково их пожала.

- А все дело в том, что вы хороший человек, - сказала она, глядя ему в лицо с улыбкой, которая для нее была, пожалуй, несколько грустна. - И я думаю, что лучшего друга у меня никогда в жизни не было.

- Ну, что до этого, - отвечал Марк, - так это, знаете ли, пустяки. Боже ты мой, господи, - прибавил он, глядя на хозяйку восхищенными глазами, - но если вы и вправду так думаете, какое множество выгодных женихов вы доведете до отчаяния!

При этих лестных словах она опять засмеялась, еще раз пожала ему обе руки, попросив вспомнить о