Сапси не сомневается, что тот спешит выполнить предписание, начертанное на памятнике — «краснея, удались!».

За последнее время важность мистера Сапси еще возросла, ибо он стал мэром Клойстергэма. А ведь не подлежит сомнению, что если у нас не будет мэров, и притом в достаточном количестве, то весь костяк общества (мистер Сапси считает себя автором этой смелой метафоры) рассыплется в прах. Бывало ведь даже, что мэров возводили в дворянское достоинство за поднесенные ими по какому-нибудь торжественному случаю адреса (эти адские машины, бесстрашно взрывающие английскую грамматику). Почему бы и мистеру Сапси не сочинить какой-нибудь такой адресок и с таким же приятным результатом? Встань, сэр Томас Сапси! Ибо таковые суть соль земли.

С того вечера когда мистер Джаспер впервые посетил мистера Сапси и был угощен портвейном, эпитафией, партией в триктрак, холодным ростбифом и салатом, их знакомство упрочилось. Мистер Сапси побывал в домике над воротами, где его встретили не менее гостеприимно; мистер Джаспер даже уселся за рояль и пел ему, щекоча его уши, которые, как известно, у этой породы животных (выражаясь метафорически) столь длинны, что представляют значительную поверхность для щекотания. Мистеру Сапси в этом молодом человеке особенно нравится то, что он всегда готов позаимствовать мудрости у старших — у него здравые понятия, сэр, здравые понятия! В доказательство чего мистер Джаспер спел ему не какие- нибудь шансонетки, излюбленные врагами Англии, а доподлинный национальный продукт, патриотические песни времен Георга Третьего, в которых слушателя (именуя его — «бравые мои молодцы») побуждали предать разрушению все острова, кроме одного, обитаемого англичанами, равно как и все континенты, полуострова, перешейки, мысы и прочие географические формы суши, а также победоносно бороздить моря по всем направлениям. Короче сказать, после этих музыкальных номеров становится вполне ясно, что провидение совершило большую ошибку, создав только одну маленькую нацию с львиным сердцем и такое огромное количество жалких и презренных народов.

Заложив руки за спину, мистер Сапси медленно прогуливается в этот сырой вечер возле кладбища, подкарауливая краснеющего и удаляющегося пришельца, но вместо того, завернув за угол, видит перед собой самого настоятеля, занятого разговором с главным жезлоносцем и мистером Джаспером. Мистер Сапси отвешивает ему почтительнейший поклон и тотчас приобретает столь клерикальный вид, что где уж до него какому-нибудь архиепископу Йоркскому или Кентерберийскому.

— Вы, очевидно, собираетесь написать о нас книгу, мистер Джаспер, — говорит настоятель, — да, вот именно, написать о нас книгу. Что ж! Мы здесь очень древние, о нас можно написать хорошую книгу. Мы, правда, не так богаты земными владениями, как годами, но, может быть, вы и это вставите, в числе прочего, в свою книгу и привлечете внимание к нашим недостаткам.

Мистер Топ, как ему и полагается, находит это замечание своего начальника в высшей степени остроумным.

— Я вовсе не собираюсь, — отвечает мистер Джаспер, — стать писателем или археологом. Это у меня так, прихоть. Да и в этой прихоти не столько я повинен, сколько мистер Сапси.

— Каким же это образом, господин мэр? — спрашивает настоятель, добродушным полупоклоном отмечая присутствие своего двойника. — Каким образом, господин мэр?

— Мне совершенно неизвестно, — ответствует мистер Сапси, оглядываясь в поисках разъяснений, — на что изволит намекать его преподобие. — После чего он принимается изучать во всех подробностях свой оригинал.

— Дердлс, — скромно вставляет мистер Топ.

— Да, — откликается настоятель. — Дердлс, Дердлс!

— Дело в том, сэр, — поясняет мистер Джаспер, — что мистер Сапси первый пробудил во мне интерес к этому старому чудаку. Глубокое знание человеческой природы, присущее мистеру Сапси, его умение вскрыть все затаенное и необычное в окружающих людях впервые показало мне этого человека в новом свете, хоть я и до тех пор постоянно с ним встречался. Это не удивило бы вас, сэр, если б вы слышали, как мистер Сапси однажды при мне беседовал с ним у себя в гостиной.

— А! — восклицает мистер Сапси, с неизъяснимой важностью и снисходительностью подхватывая брошенный ему мяч. — Да, да! Его преподобие это имеет в виду? Да. Я свел Дердлса и мистера Джаспера. Я считаю Дердлса характерной фигурой.

— Которую вы, мистер Сапси, умеете двумя-тремя искусными прикосновениями вывернуть наизнанку, — говорит мистер Джаспер.

— Ну, не совсем так, — неуклюже скромничает мистер Сапси. — Возможно, я имею на него некоторое влияние: возможно, я нашел способ заглянуть ему в душу. Его преподобие благоволит вспомнить, что я, как-никак, знаю свет.

Тут мистер Сапси заходит за спину настоятеля, чтобы получше рассмотреть пуговицы у него на заду.

— Ну что ж! — говорит настоятель, оглядываясь; он не понимает, куда вдруг девалась его копия. — Надеюсь, вы обратите на пользу ваше знание Дердлса и внушите ему, чтобы он, боже упаси, не сломал как-нибудь шею нашему достойному и уважаемому регенту. Этого мы никак не можем допустить. Его голова и голос слишком для нас драгоценны.

Мистер Топ снова приходит в восторг от остроумия своего начальника; сперва он почтительно корчится от смеха, затем, деликатно понизив голос, высказывает предположение, что, уж конечно, всякий был бы счастлив сломать себе шею — за честь бы почел и удовольствие, — лишь бы заслужить такую похвалу из таких уст!

— Я беру на себя ответственность, сэр, — горделиво заявляет мистер Сапси, — за целость шеи мистера Джаспера. Я скажу Дердлсу, чтобы он ее поберег. А уж если я скажу, так он сделает. В чем сейчас заключается угрожающая ей опасность? — осведомляется он с величаво покровительственным видом.

— Да только в том, что мы с Дердлсом думаем сегодня предпринять прогулку при лунном свете среди гробниц, склепов, башен и развалин, — отвечает Джаспер. — Помните, вы тогда сказали, что мне, как любителю живописных эффектов, это будет интересно?

— Как же, как же, помню! — отвечает аукционист. И этот напыщенный болван в самом деле убежден, что он помнит.

— Следуя вашему совету, — продолжает Джаспер, — я уже раза два бродил с ним днем по этим местам, а теперь хочу обследовать самые глухие закоулки при лунном свете.

— А вот и он сам, — говорит настоятель.

И в самом деле, вдали появляется Дердлс со своим узелком и шаркающей походкой направляется к ним. Подшаркав ближе и заметив настоятеля, он снимает шляпу и, зажав ее под мышкой, хочет удалиться, но мистер Сапси его останавливает.

— Поручаю вашим заботам моего друга, — произносит он так веско, словно оглашает судебное постановление.

— А кто ж это из ваших друзей помер? — спрашивает Дердлс. — Я что-то не получал заказа ни для какого вашего друга.

— Я имею в виду моего живого друга, мистера Джаспера.

— А! Его? — говорит Дердлс. — Ну он-то и сам может о себе позаботиться.

— Но и вы тоже позаботьтесь о нем, — говорит мистер Сапси.

В голосе его прозвучала повелительная нотка. Поэтому Дердлс обмеривает его угрюмым взглядом.

— Нижайше прошу прощения у его преподобия, — мрачно говорит он, — но кабы вы, мистер Сапси, заботились о том, что вас касается, так уж Дердлс позаботился бы о том, что его касается.

— Вы сегодня не в духе, — замечает мистер Сапси и подмигивает остальным, приглашая их полюбоваться, как ловко он сейчас усмирит этого бирюка. — Мои друзья касаются меня, а мистер Джаспер мой друг. И вы тоже мой друг.

— Не заводите себе такой манеры — хвастать, — возражает Дердлс, предостерегающе покачивая головой. — А то оно, пожалуй, войдет у вас в привычку.

— Вы не в духе, — повторяет мистер Сапси, краснея, но все же снова подмигивая присутствующим.

— Ну, правильно, — говорит Дердлс. — Не люблю вольностей.

Мистер Сапси подмигивает в третий раз, как бы говоря: «Согласитесь, что я поставил его на место», и незаметно ускользает с кладбища и из тенет этой дискуссии.