облегчил фляжку, пока поднимался по лестнице. И теперь он то и дело засыпает на ходу и на полуслове обрывает свои разглагольствования. Иной раз у него даже делается что-то вроде бреда; ему чудится, например, что земля не где-то далеко внизу, а тут же, на одном уровне с башней, и он порывается занести ногу через парапет и пройтись по воздуху. Таково его состояние, когда они начинают спускаться. И как аэронавт увеличивает груз, когда хочет опуститься ниже, так и Дердлс еще дополнительно нагружается из фляжки, чтобы успешнее осуществить спуск.

Вернувшись к железной двери и заперев ее, причем Дердлс дважды чуть не падает и один раз в кровь разбивает лоб, они снова спускаются в подземелье, намереваясь выйти тем же путем, каким пришли. Но к тому времени, когда они вновь ступают на знакомые световые дорожки, у Дердлса уже так заплетаются ноги, равно как и язык, что он не то валится, не то ложится на пол возле одного из каменных столбов, сам отяжелевший, как камень, и невнятно умоляет своего спутника позволить ему «соснуть минуточку».

— Ладно уж, раз не можете иначе, — отвечает Джаспер. — Но я вас не оставлю. Спите, а я пока тут поброжу.

Дердлс мгновенно засыпает. И видит сон.

Сон этот, прямо сказать, немудрящий, если принять во внимание, насколько обширна страна сновидений и какие причудливые образы иной раз там бродят; сон Дердлса замечателен только тем, что он очень тревожен и очень похож на действительность. Ему снится, что он лежит в подземелье и спит и вместе с тем все время считает шаги своего спутника, который прохаживается взад и вперед. Потом ему снится, что шаги затихают где-то в безднах времени и пространства, потом, что его трогают и что-то падает из его разжатой руки. Это что-то звякает при падении, и кто-то шарит вокруг; а потом Дердлсу снится, что он долго лежит один — так долго, что световые дорожки меняют направление, оттого что луна передвинулась в небе. Потом он медленно выплывает из глубин бессознательности, чувствует, что ему холодно и неудобно, и, наконец, просыпается с болью во всем теле и видит, что дорожки и впрямь изменили направление, точь-в-точь как было во сне, а мистер Джаспер расхаживает по ним, притопывая и хлопая рукой об руку.

— Эй! — восклицает Дердлс, неизвестно почему встревоженный.

— Проснулись, наконец? — спрашивает мистер Джаспер, подходя к нему. — Знаете ли вы, что ваша одна минутка превратилась в добрую сотню?

— Ну вот еще!

— Да уж поверьте.

— Который час?

— Слушайте! Сейчас будут бить часы на башне.

Маленькие колокола отзванивают четыре четверти, потом начинает бить большой колокол.

— Два! — восклицает Дердлс, торопливо вставая. — Что ж вы меня не разбудили, мистер Джаспер?

— Я пробовал, да ведь легче мертвого разбудить. Хотя бы вон ту вашу «семейку» в углу.

— Вы меня трогали?

— Трогал?.. Да я вас тряс изо всей силы!

Вспомнив о загадочном прикосновении во сне, Дердлс смотрит на пол и видит, что ключ от подземелья лежит возле того места, где он спал.

— Я, стало быть, тебя обронил? — бормочет он, подбирая ключ, удовлетворенный тем, что и эта часть сна получила объяснение. Но когда он снова выпрямляется (насколько он сейчас вообще способен выпрямиться), он опять ощущает на себе пристальный, испытующий взгляд своего спутника.

— Ну? — улыбаясь, говорит Джаспер. — Вы уже совсем собрались? Не спешите, пожалуйста.

— Вот только узелок завяжу поаккуратней, и я к вашим услугам.

Завязывая узелок, он опять замечает, что за ним следят.

— Да вы в чем меня подозреваете, мистер Джаспер? — говорит он с пьяной сварливостью. — Ежели у кого есть насчет Дердлса подозрения, так пусть скажет какие.

— Насчет вас, милейший мой мистер Дердлс, у меня нет никаких подозрений. Но я подозреваю, что коньяк в моей фляжке был крепче, чем мы оба думали. И еще я подозреваю, — добавляет он, поднимая фляжку с пола и переворачивая ее вверх дном, — что она пуста.

Дердлс удостаивает рассмеяться в ответ на эту шутку. Все еще посмеиваясь, словно сам дивясь своим способностям по части поглощения крепких напитков, он, покачиваясь, бредет к двери и отпирает ее. Оба выходят. Дердлс запирает дверь и прячет ключ в карман.

— Тысячу благодарностей за интересную и приятную прогулку, — говорит Джаспер, подавая ему руку. — Вы доберетесь один домой?

— С чего ж бы мне не добраться? — оскорбленно отвечает Дердлс. — Вы не вздумайте меня провожать, это ж стыд для меня будет! Дердлс тогда и вовсе домой не пойдет.

не пойдет и все! — Это он произносит крайне вызывающим тоном.

— В таком случае, спокойной ночи.

— Спокойной ночи, мистер Джаспер.

Каждый поворачивает в свою сторону, как вдруг тишину прорезает пронзительный свист, за которым следуют визгливые выкрики:

Кук-кареку! Кик-кирики! Не шляй-ся пос-ле де-ся-ти! А не то дураку Камнем проломлю башку! Кук- кареку-у! Будь на-чеку-у!

И тотчас камни градом летят в стену собора, а через дорогу виден безобразный мальчишка, пляшущий в лунном свете.

— Что?.. Этот дьяволенок опять за нами шпионил? — в ярости кричит Джаспер; он так мгновенно воспламенился и так пышет злобой, что сам в эту минуту похож на дьявола, только постарше. — Убью мерзавца! Изувечу!

Невзирая на беглый огонь, направленный в него и неоднократно попадающий в цель, он кидается на Депутата, хватает его за шиворот и тащит через дорогу. Но с Депутатом не так-то легко совладать. С истинно бесовской хитростью он тотчас улавливает выгоды своего положения, и едва его схватили за шиворот, как он подбирает ноги, и, повиснув в воздухе, хрипит как удавленник, и корчится и извивается всем телом словно в последних судорогах удушья. Противнику ничего не остается как бросить его. Он мгновенно вскакивает на ноги, отбегает к Дердлсу и, злобно ощерясь черной дырой, которая зияет у него во рту на месте передних зубов, кричит своему врагу:

— Ты у меня без глаз останешься, вот увидишь! Я тебе бельма-то повыбью, вот увидишь! Так хвачу камнем, что только держись! — При этом он прячется за спину Дердлса, выглядывая то справа, то слева и злобно рыча на Джаспера, готовый, если на него бросятся, пуститься наутек, делая скидки во все стороны как заяц, а если его все-таки настигнут, повалиться наземь и, пресмыкаясь в пыли, вопить: — Ну бей, бей лежачего! Бей!

— Не троньте ребенка, мистер Джаспер, — уговаривает Дердлс, заслоняя мальчишку. — Опомнитесь!

— Он увязался за нами, еще когда мы сюда шли!

— Врешь, и не думал, — огрызается Депутат, употребляя единственно известную ему форму вежливого возражения.

— Он и потом все время за нами подглядывал!

— Врешь, меня тут и не было, — возражает Депутат. — Я только сейчас пошел прогуляться, вдруг вижу, вы оба выходите из собора. А ведь есть же у нас уговор — Не шляй-ся пос-ле де-ся-ти! (это он выкрикивает как всегда нараспев и с обычным своим приплясыванием, хотя и прячась за спину Дердлса), — а он вот шляется, так я, что ли, в том виноват?

— Ну так и веди его домой! — все еще со злостью, но сдерживаясь, говорит Джаспер. — И чтоб я тебя больше не видел!

Депутат снова издает пронзительный свист, выражая этим свое облегчение, а также возвещая о начале более умеренной бомбардировки Дердлса, и гонит его камнями домой словно непослушного вола. Мистер Джаспер в мрачной задумчивости возвращается к себе, в домик над воротами. И так как все на свете имеет конец, то и эта странная экспедиция на том кончается — по крайней мере до поры до времени.