27 апрели 1843 г.

Сэр,

В ответ на Вашу вчерашнюю записку пишу Вам конфиденциально: из содержания моего письма Вы поймете почему.

Вы могли решить, увидев мою подпись под опубликованным письмом, которое Вы получили, что я поддерживаю идею о создании предлагаемого общества. Я же решительно против этой идеи *. Я был там в тот день, когда меня уговорили председательствовать, и открыл собрание заявлением, что теоретически я одобряю этот проект, в то время как практически считаю его безнадежным. Могу сказать Вам - им я этого не говорил, - что природа самого собрания, характер и положение большинства его участников таковы, что, глядя на них, я словно слышу трубный глас, возвещающий: 'Неудача!' Перефразируя Теннисона, я могу сказать, что, даже если бы это было самым превосходным обществом на свете, грубость отдельных его членов помешала бы ему воспарить*.

Если принимать Ваши мудрые замечания, высказанные в записке, которую Вы мне прислали, как теоретические положения, то я с ними всецело согласен. На практике же я убежден, что современную издательскую систему невозможно изменить, пока не переменятся сами писатели. Первый шаг, который следовало бы предпринять, - это поднять всем сообща вопрос об авторском праве, усилить существующие законы на этот счет и пытаться добиться лучших. Я считаю, что для этого писатели должны объединиться с издателями, так как необходимо сообразоваться с делами, обычаями и интересами людей этой категории. Ко мне приходили издатели Лонгманы и Марри, предлагая именно такое сообщество. Я буду поддерживать их начинание. Что же касается общества на Кокспер-стрит, то, когда я познакомился с ним, убеждение мое в его непобедимой безнадежности сделалось таким твердым, словно небесная рука начертала его в Книге Судьбы.

Пребываю вечно Ваш.

131

МЕКВИ НЭПИРУ *

Бродстэрс,

16 сентября 1843 г.

Дорогой сэр,

В рекомендательном письме, которое вручил Вам мистер Гуд, я упомянул о том, что хотел бы предложить 'Эдинбургскому обозрению' одну тему. Подойдет ли для журнала решительное выступление против системы образования, строящейся исключительно на положениях англиканской церкви? Если да, то я был бы рад показать, почему ее катехизис никак не может побороть царящее ныне невежество; и почему лишь система, строящаяся на самой широкой веротерпимости, может соответствовать нуждам и пониманию опасных классов общества. Только такой широкий подход к решению этого вопроса совместим с моими взглядами на образование. Взявшись за эту тему, я мог бы попутно описать благотворительные учебные заведения - так называемые 'школы для нищих', которые сейчас появились в Лондоне, а также тюремные школы, и вскрыть вопиющее невежество, царящее в подобных местах. Все это может составить весьма острую картину, особенно если учесть, что в настоящее время все усилия направлены на сбор средств для поддержания только церковного образования. Я мог бы показать, как самая природа этих людей, обреченных на нищету, забытых обществом, восстает даже против простейшей религии, так что научить их хотя бы в самой общей форме различать добро и зло значило бы разрешить труднейшую задачу, ради которой следует оставить все распри из-за форм и таинств. Не будет ли это слишком остро для 'Обозрения'?

Искренне Ваш.

132

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

1 ноября 1843 г.

...Пусть Вас не пугает новизна и размах моего замысла. Я сам было испугался сначала, но теперь глубоко убежден в его своевременности и разумности. Я опасаюсь журнала - пока. По-моему, ни время, ни обстановка ему не благоприятствуют. Боюсь, что после такой книги, как 'Чезлвит', которая взяла у меня столько сил, может показаться, будто я пишу слишком много и кое-как, ради дневного пропитания. Боюсь, что не сумею с честью выдержать такое испытание. Что ни говорите, я знаю, что новый журнал - да и любое новое предприятие - целиком ляжет на мои плечи, и мне волей-неволей придется (как это было с 'Часами') отдать ему, по обыкновению, все силы. Я боюсь намерения Брэдбери и Эванса поспешить с дешевым изданием всех моих книг или даже какой-нибудь одной из них - это предприятие может оказаться преждевременным. Я убежден, что такое издание в ближайшие месяцы принесет неисчислимый вред и мне и моему материальному положению. Вполне естественно, что издатели питают такое намерение, но раз дело обстоит так, я не сомневаюсь, что они смотрят на меня сейчас только как на партнера в деловом предприятии. Я вижу, что и Вы такого же мнения, но я не вижу смысла в таком случае рвать с Чепменом и Холлом. Если бы я заработал достаточно, то, несомненно, скрылся бы на год с глаз публики, чтобы обогатить запас своих наблюдений и сведений, чтобы увидеть незнакомые мне страны - это для меня совершенно необходимо, а если не отправиться в путешествие сейчас, мне уже вряд ли доведется его совершить, так как моя семья все увеличивается. Я уже давно лелею это намерение, и хотя еще не заработал необходимых денег, все же могу - иди, по крайней мере, мне так кажется - наконец осуществить его. Вот каков мой план. После того как 'Чезлвит' выйдет полностью (к этому времени долг значительно уменьшится), я собираюсь забрать у Чепмена и Холла мою долю - векселями или наличными, большой разницы не составит. Я намерен заявить им, что в ближайший год ничего писать не стану и что пока ни с кем не буду входить в деловые переговоры - и наши деловые отношения останутся в прежнем положении. То же самое с Брэдбери и Эвансом. Я сдам дом, если сумею, или поручу заняться этим агенту. Затем я заберу всю свою семью и двух - ну, самое большее трех слуг, - куда-нибудь в Нормандию или Бретань, побывав там заранее и сняв на шесть - восемь месяцев дом в каком-нибудь местечке с хорошим климатом, а главное - дешевом. За эти шесть - восемь месяцев я пройдусь пешком по Швейцарии, перевалю через Альпы, объеду Францию и Италию (Кэт я, быть может, возьму с собой в Рим и Венецию, но и только) - и, короче говоря, увижу все, что стоит увидеть. Время от времени я буду посылать Вам свои впечатления, как в дни моей поездки по Америке, и Вы сами сможете решить, годятся ли они как основа для новой интересной книги. В то же время я смогу заняться задуманным романом, который, как я склонен думать, было бы выгодней напечатать сначала в Париже, - но об этом поговорим отдельно. Но, конечно, я еще не решил, за что взяться раньше: за эту книгу путешествий или за роман. 'Все это очень мило, - скажете Вы, - при том, однако, условии, что у вас найдутся для этого деньги'. Что ж, если мне удастся раздобыть необходимую сумму, никак себя не связав, без процентов и не давая никаких обеспечений, кроме полиса страхового общества 'Орел' на пять тысяч фунтов, то Вы откажетесь от этого возражения. И я буду свободен от обязательств по отношению к книгопродавцам, типографщикам, ростовщикам, банкирам или меценатам, а также сохраню доброе отношение моих читателей, вместо того чтобы мало-помалу его терять, как это неизбежно произойдет в любом другом случае. Вы согласны со мной? И ведь это наиболее приемлемый и удачный для меня выход. Насколько я могу понять, Вы сами не считаете, что первый мой план был удачным выходом из подобного положения? Я, как и предупреждал, изложил Вам свои намерения очень сбивчиво. Отдаю себе отчет в недостатках моего нового плана, которые в какой-то степени уравновешивают его преимущества, необходимость расстаться с Англией, с домом, с друзьями, - но в столь критическое время это представляется мне единственно правильным решением. Да будет благословен мистер Мариотти, учивший меня итальянскому языку, вместе со своим учеником!.. Если у Вас еще остались силы, сообщите Топпингу *, как у Вас дела.

133

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

2 ноября 1843 г.

...Я ждал, что Вы удивитесь. Если я и сам изумился, когда этот план поездки пришел мне в голову много месяцев назад, то насколько же больше должен он был поразить Вас, когда Вы получили его лишь через несколько часов после его завершения! Все же я полон решимости выполнить его - твердой решимости. Я убежден, что за границей мои расходы сократятся вдвое, а перемена обстановки окажет на меня огромное влияние. Вы не хуже меня знаете, что, на мой взгляд, 'Чезлвит' в сто раз лучше любого из остальных моих