спряталась.

«Зачем они приехали?» — Захаркой вдруг овладела тревога. Он знал, что Лом часто ходит за Терек, угоняя дагестанский и казачий скот. Вестей с того берега практически не было. Те из русских, кто бывал в Кизляре, хранили молчание, опасаясь сотрудников чеченской национальной безопасности.

Иногда мать перед сном жаловалась Захарке на свою судьбу, на нежелание жить, говорила, что живет по привычке. И просила у сына прощения. Тогда он уходил на Терек и слушал его холодно-величавый гул, вспоминал отца, которого бандиты убили еще до войны, отбирая новенький мотоцикл. Тело так и не было найдено. Но Захарка чувствовал: оно в Тереке — привычной казачьей могиле. Мать говорила, что когда-нибудь возле суровой пограничной реки соберутся все православные священники России и отслужат панихиду по тем, чьим последним прибежищем стали глубокие, бурные, сокрывшие многие чеченские преступления воды.

Мать то выбегала во двор, теперь свободный от боевиков, то исчезала в доме с ярко освещенными окнами. Тускло-желто, как волчий глаз, светила в небе луна. Проскакал по острым верхушкам тополей ветерок.

Похожая на ласку, такая же быстрая, снова выскочила из дома мать, присела возле костра, протянула к огню руки, словно просила помощи.

— Кто они? — негромко спросил Захарка о боевиках. — Зачем приехали?

— Диверсанты Хаттаба, — равнодушно ответила мать. — Ночью уйдут за Терек — убивать милиционеров на блокпостах.

— Наталка! — прокричал, открыв окно, Лом. Мать только и успела погладить Захарку по голове. «Зачем я живу? — думал он. — Зачем мне эта луна? Весь этот мир? Может, в эти минуты на золотую монету в небе, как и я, в далекой непонятной Москве смотрит девочка, предназначенная мне судьбой?»

Чеченских боевиков, он посчитал, было двадцать два человека — уверенных в своих силах, беззлобных, как и полагается профессионалам. Живя на войне, Захарка давно разобрался, что ветераны боевых действий спокойны, на отдыхе мечтательны, а в сражении опасны, как бритва. Сея вокруг себя смерть и разрушение, каждый стоит десятерых.

«Значит, в доме ночуют не двадцать два, — подумал он, — а двести двадцать боевиков-диверсантов, собирающихся отнять жизнь у российских милиционеров».

Вход в подвал никем не охранялся. Там, он знал, лежало несколько танковых снарядов, которые привезли неделю назад ночью. В нескольких ящиках Лом хранил гранаты Ф-1, РГД-5. Захарка умел обращаться с ними. Научился за годы войны. Не раз кидал их, найденные возле станицы, в Терек.

Захарке, с особенно острой тоской вспомнившего убитого чеченцами отца, больше не хотелось, чтобы Лом терзал тело его матери, чтобы боевики в черном отрезали головы русским. Как тень, проникнув в подвал с боеприпасами, он тихонько вскрыл ящик с гранатами и, взяв Ф-1, перекрестившись, выдернул чеку…

На милицейских вышках в квадрате «X» был отмечен за Тереком большой силы взрыв, осветивший ночное небо. В сводках разведывательных служб об этом факте долго ничего конкретного не сообщалось. На чеченских базарах же много судачили о том, что российская ФСК провела успешную акцию против диверсантов Хаттаба.

В этом районе Москвы СОБР работал впервые — поэтому поплутали.

Оперативники, ожидавшие собровцев, нервничали, торопили. Рация в руках Влада Суханова то и дело оживала, звала. Но командир отделения Министерского СОБРА был спокоен. Его команда еще никуда не опаздывала. Постоянно включенный внутри Влада не то счетчик Гейгера, не то гидрокомпас спасал его от ошибок, точно выводил на боевой курс.

На этот раз целью собровцев были торговцы оружием. Оперативники долго гонялись за ними по всей Москве. И, наконец, установили их проживание. Принять надо было группу кавказцев. Сколько их, способны ли на открытие огня — для оперативников было тайной за семью печатями. Командир отделения СОБРа ГУОП МВД России, недовольный этим, сурово хранил молчание. В микроавтобусе, то и дело застревающем в пробках, изнывали от бездействия девять офицеров-собровцев. Настроенные на работу, они проводили время в обычном веселом перебросе фраз, легких воспоминаниях, шутках. Они еще не знали, что ничего, кроме адреса, у оперов Главного Управления по организованной преступности, нет. Майору Владу Суханову, его боевым товарищам в очередной раз предстояло откровенно рисковать жизнью. В отличие от многих, он не считал это привычным делом. Отсутствие толковой вводной информации командир отделения называл форменным безобразием, хотя и понимал все сложности оперативной работы.

Первыми в адрес предстояло войти собровцам, поэтому Влад, ловкий, высокий мастер спорта по самбо, всегда был требователен к коллегам-оперативникам. От точности, собранных ими сведений о преступниках, зависело не только выполнение задания, но и то, что находилось в руках Господа. «Бог, чтобы сделать выбор, тоже нуждается в информации», — в разговорах с оперативниками любил подчеркнуть Влад. Сегодня достойной информации не было. И целеустремленный, всегда уверенный в себе Влад, сидя рядом с водителем в тонированном микроавтобусе, старался не думать о плохом.

Его команда в любой обстановке действовала, как нокаутирующий кулак. Это армия прежде, чем взломать оборону противника, применяла авиацию, артиллерию, а у собровцев, имеющих приказ на задержание преступников, самым частым препятствием была закрытая дверь, как у древних городов — крепостные ворота. Двери: стальные, пуленепробиваемые, дубовые собровцы открывали милицейской хитростью или высаживали их. Дальше действовали по обстановке, все зависело от того — оказывают сопротивление или нет.

Опера встретили собровцев на свертке к дому — серьезные, ушедшие в себя. Прозвон квартиры осуществлять не стали. Сколько людей в адресе — решили оперативным путем не пробивать. Торговцы оружием могли иметь его под рукой. Фактор внезапности — единственное, что могло дать результат.

Побывав в доме этажом ниже «адреса», оперативники имели на руках план квартиры. Большая комната с балконом — направо от входа, вторая — прямо перед входной дверью, налево по коридорчику ванная, санузел, кухня. Применять высотников сочли нецелесообразным. Дверь оказалась не бронированной. Выбить её не представляло труда. Но что там — за дверью?

Готовились к штурму за два подъезда до объекта — в зеленке. Дом стоял в парковой зоне — это облегчало скрытность передвижения. В спецснаряжении собровцы были похожи на средневековых рыцарей. Пройдя цепочкой вдоль стены дома, собровцы вошли в подъезд, оставив на выходе вооруженных оперов, под окна квартиры, которую предстояло штурмовать, ушли два собровца. Преступники в горячке могли сигануть с третьего этажа.

В нужный адрес поднялись не на лифте. Двигались мягко, по рысьи. Лишние мысли и чувства уже давно отсутствовали.

Собровец, идущий на штурм квартиры — сгусток энергии. Шаг до неизвестности — это высшее испытание нервной системы офицера, его воли, всех способностей.

Вооруженность преступников сегодня так высока, что собровцев, появляющихся вслед за выбитой- падающей дверью, мог ожидать пулемет ПК с дежурным, сидящим напротив двери, пулеметчиком. Уже созданы спецприборы, позволяющие выяснить обстановку в адресе, но они радуют милицейский глаз только в западных кинобоевиках. Работа МВД против современного преступного мира — зачастую древнее ристалище, где все решает ум, военная хитрость, талант перевоплощения, личное мужество.

На третьем этаже, где, как на охоте, по номерам были расставлены собровцы, четыре квартиры. За дверью, назначенной для штурма, гробовая тишина. На площадке перед дверью собровцы общались только знаками. Молитва «Отче наш», обязательная перед операцией, уже прочитана. Все в отделении знают, что майор Влад Суханов, как всегда пойдет первым. Он и выбьет дверь. В боевой экипировке, со щитом в руках его общий вес больше ста десяти килограммов. На лице командира черная маска с прорезями для глаз и рта, на голове стальной шлем без забрала. Не любят собровцы сужающее поле видимости забрало. Майор Суханов в черном камуфляже, на ногах черные берцы, на плечах, закрывающий грудь и спину бронежилет,