— Строго говоря, — ответил он, — я пришел от Чарли, потому что мы с ним расстались около часу назад, но Чарли не давал мне никаких поручений. Я пришел сам по себе.

Мисс Дженни Рен положила локти на рабочий столик, подперла подбородок руками и сидела так, скосив глаза на учителя. Лиззи же смотрела ему прямо в лицо.

— Дело заключается в том… — Во рту у Брэдли пересохло, он с трудом выговаривал слова, что еще больше усиливало его связанность и неловкость. — Дело обстоит так, что у Чарли — смею думать — нет от меня никаких секретов, и он доверил все это мне.

Брэдли замолчал, и Лиззи спросила его:

— Что «это», сэр?

— Мне казалось, — ответил учитель, снова посмотрев на нее исподлобья и тщетно стараясь выдержать ее взгляд. — Мне казалось, что вдаваться в подробности по этому поводу было бы излишне и, может, даже нескромно с моей стороны. Я имею в виду ваш отказ от планов брата, кои вы предпочли планы мистера… если не ошибаюсь, мистера Юджина Рэйберна.

Притворившись, будто он действительно не уверен в этом имени, учитель снова поднял глаза на Лиззи и тут же опустил их.

Так как она молчала, заговорить пришлось ему, и он заговорил, чувствуя еще большее замешательство.

— Ваш брат поделился со мной своими планами, как только они возникли у него. Точнее говоря, он завел об этом речь, когда я впервые пришел сюда… когда мы с ним возвращались обратно и когда я… когда впечатление от встречи с его сестрой еще не утратило для меня своей свежести.

Это было сделано, может быть, без всякого умысла, но тут маленькая швея отняла руку от подбородка, медленно, точно в раздумье, повернула достопочтенную госпожу П. лицом к обществу и приняла прежнюю позу.

— Я одобрил его мысль, — продолжал Брэдли, посмотрев на куклу и бессознательно задержав на ней свой хмурый взгляд дольше, чем на Лиззи. — Одобрил потому, что кто же, как не ваш брат, должен составлять такие планы, а я к тому же надеялся помочь осуществить их. Трудно передать, с каким удовольствием, трудно передать, с каким рвением я взялся бы за это! И не могу не признать, что, когда вашего брата постигло разочарование, оно постигло и меня. Я признаюсь в этом без всякой утайки, ничего не скрывая от вас.

То, что ему удалось столько сказать, по-видимому, приободрило его. Во всяком случае, продолжал он гораздо тверже, выразительнее, хотя то и дело сжимал зубы, а его правая рука то и дело надавливала на ладонь левой, точно ему было больно и он сдерживался, чтобы не закричать.

— Я человек, умеющий сильно чувствовать, и это разочарование было для меня ударом. Я еще не оправился после него. Но мне непривычно выставлять свои чувства напоказ. Некоторые люди вынуждены многое подавлять в себе. Очень многое. Впрочем, вернемся к вашему брату. Он принял все это так близко к сердцу, что высказал свое возмущение мистеру… если не ошибаюсь, Юджину Рэйберну. Высказал в моем присутствии. Но это ни к чему не привело. Как догадается каждый, у кого открыты глаза на истинную сущность мистера… мистера Юджина Рэйберна.

Он снова взглянул на Лиззи, и на этот раз выдержал ее взгляд. Но его пылающее лицо побледнело, потом бледность сменил огненный румянец, и так несколько раз подряд, до тех пор, пока кровь окончательно не отхлынула от его щек.

— И последнее: я решил прийти сюда один и воззвать к вам. Я решил прийти сюда один и убедить вас: сойдите с пути, на который вы ступили, и вместо того, чтобы доверяться совершенно чужому человеку — тому, кто нагло обошелся с вашим братом, и не только с ним, — доверьтесь вашему брату и другу вашего брата.

Лиззи Хэксем менялась в лице вместе с Брэдли, и теперь в ее взгляде был гнев и даже страх, а пуще всего неприязнь к этому человеку. Но когда она заговорила, голос ее звучал твердо.

— Я не сомневаюсь, мистер Хэдстон, что вы пришли сюда с добрыми намерениями. И не имею права в этом сомневаться, зная вашу дружбу с Чарли. А Чарли мне остается сказать только одно: я приняла помощь, которая ему так претит, еще до того, как у него появились планы относительно меня, во всяком случае до того, как я о них узнала. Помощь была предложена мне так уважительно, так деликатно! Кроме того, у меня были веские причины принять ее, и Чарли следовало бы тоже уважать эти причины. Вот и все, что я могу сказать ему.

У него дрожали губы, когда он слушал ее ответ, в котором не было сказано ни слова о нем, а только о брате.

— Если б Чарли пришел сам, — заговорила она снова, как будто вспомнив что-то, — я бы рассказала ему, какая у меня и у Дженни опытная и терпеливая учительница и сколько трудов она кладет на нас. Скоро мы сможем заниматься сами, без нее. Чарли должен разбираться в учителях, и для его успокоения я бы сказала ему, что наша наставница вышла из заведения, где специально готовят учителей.

— Разрешите мне спросить вас, — Брэдли выжимал из себя слова, точно перемалывая их на заржавевшей мельнице, — разрешите спросить вас… Надеюсь, вы по сочтете это обидным для себя… Не позволите ли вы… Нет! Если вы не сочтете это обидным для себя, то лучше сказать так: я был бы счастлив воспользоваться возможностью приходить сюда вместе с вашим братом и отдавать вам все свои ничтожные способности и весь свой опыт.

— Благодарю вас, мистер Хэдстон.

— Впрочем, — продолжал он после паузы, украдкой вцепляясь пальцами в сидение стула, словно с тем, чтобы разломать его на куски, и сумрачно глядя на потупившуюся Лиззи. — Впрочем, мои скромные услуги, вероятно, не встретят благосклонности с вашей стороны.

Она ничего не ответила, и несчастный смотрел на нее, молча терзаясь своей страстью. Потом он вынул из кармана платок и вытер им лоб и ладони.

— Тогда я позволю себе добавить только одно, но это самое важное. Тут есть особые причины, по которым нельзя допустить того, что вы делаете, тут замешаны личные отношения, вам еще неизвестные. Они могут натолкнуть вас… я не говорю — должны натолкнуть… на иное решение. О том, чтобы продолжать наш разговор при теперешних обстоятельствах, нечего и думать. Но я прошу вас, обещайте мне ничего не решать окончательно до следующей встречи.

— С кем? С Чарли, мистер Хэдстон?

— Нет!.. — Он вовремя осекся и добавил: — Да! И с Чарли тоже. Дайте мне возможность поговорить об этой еще раз в следующую нашу встречу, при более благоприятных обстоятельствах, и тогда вы все узнаете.

— Я не понимаю вас, мистер Хэдстон, — ответила Лиззи, качая головой.

— Удовольствуйтесь пока этим, а в следующий раз поймете все, — перебил он ее.

— Что «все»? О чем вы, мистер Хэдстон?

— Вы… вы узнаете в следующий раз… — И в порыве безудержного отчаяния он воскликнул: — Я так и не мог… не мог довести дело до конца! На мне лежит какое-то проклятие! — Потом, почти молящим голосом: — Прощайте!

Он протянул ей руку. И когда она с явным колебанием, даже с неохотой, коснулась ее, странная дрожь пробежала по его телу, лицо его, мертвенно-бледное, исказилось точно от боли. И он ушел.

Кукольная швея сидела в той же позе, глядя на затворившуюся за ним дверь, до тех пор, пока Лиззи не села рядом с ней, отодвинув ее столик в угол. Тогда, глядя на Лиззи так же пристально, как сначала на Брэдли, потом на дверь, мисс Рен со свойственной ей внезапностью вздернула подбородок, откинулась на спинку кресла, сложила руки на груди и изрекла следующее:

— Гм! Если мой — я, дружок, говорю о том, кто будет за мной ухаживать, — если мой окажется таким, как этот, пусть лучше оставит меня в покое. Разве такой согласится быть на побегушках и заботиться обо мне? Такой сразу вспыхнет и взлетит на воздух.

— Ну вот, ты и отделаешься от него, — сказала Лиззи ей в тон.

— Не так все это просто, — возразила мисс Рен. — Разве он один взлетит на воздух? Нет, он и меня заодно прихватит. Мне его повадки и фокусы давно известны.

— Ты думаешь, он погубит тебя? — спросила Лиззи.