слов она сослалась на миссис Грин, проживающую за углом у сыровара, и на нескольких других леди и джентльменов в различных частях Англии и Уэльса (поскольку вышеизложенные события происходили у всех у них на глазах), причем, не забыла и некоего мистера Брауна, который, как говорят, служит теперь в Индии капралом, — а значит, его можно разыскать без особого труда. Когда и этот рассказ был окончен, мистер Гарленд задал Киту кое-какие вопросы, касающиеся его хозяйственного опыта и общих знаний, а миссис Гарленд занялась детьми и ознакомившись со слов матери Кита с некоторыми удивительными обстоятельствами, которые сопутствовали появлению на свет каждого из них, рассказала о некоторых удивительных обстоятельствах, которые сопутствовали появлению на свет ее собственного чада, мистера Авеля, после чего выяснилось, что и мать Кита и она сама подвергались в то время такой опасности и такому риску, каких не знала ни одна другая женщина, независимо от возраста и общественного положения. На конец речь зашла о гардеробе Кита, и после того как на пополнение и освежение его была выдана небольшая сумма, Киту официально сообщили, что он взят на службу к мистеру и миссис Гарленд из коттеджа «Авель» в Финчли[31] с жалованьем в шесть фунтов в год, не считая квартиры и стола.

Трудно сказать, какая из сторон осталась более довольна этим соглашением, завершившимся растроганными взглядами и счастливыми улыбками всех участников. Было решено, что Кит прибудет на свое новое местожительство послезавтра, с самого утра; вслед за тем старички подарили одну блестящую монету в полкроны Джейкобу, другую — малышу и удалились в сопровождении нового слуги, который подержал строптивого пони под уздцы, пока они усаживались в фаэтон, и потом с радостно бьющимся сердцем проводил глазами удаляющийся экипаж.

— Ну, мама, — сказал Кит, прибежав домой, — кажется, моя судьба решилась!

— И как решилась, Кит! — воскликнула его мать. — Шесть фунтов в год! Подумать только!

— Да-а! — протянул он, стараясь сохранить солидный вид, как того требовало мысленное созерцание такой суммы, и все же улыбаясь во весь рот. — Богатство!

Кит вздохнул, выговорив это слово, глубоко засунул руки в карманы, будто в каждом из них уже лежало по меньшей мере его годовое жалованье, и посмотрел на мать — вернее, сквозь нее — куда-то вдаль, где перед ним в бесконечной перспективе маячили новенькие золотые соверены.

— Даст бог, мама, по воскресеньям ты у нас будешь наряжаться не хуже знатной леди, а из Джейкоба мы сделаем заправского школяра, а малыш станет как наливное яблочко, и верхнюю комнату обставим так, что любо-дорого глядеть. Шесть фунтов в год!

— Кхе-кхе! — послышался чей-то скрипучий голос. — Это что за разговоры о шести фунтах? О каких шести фунтах? — И вслед за тем в комнате появился Дэниел Квилп, по пятам за которым шел Ричард Свивеллер.

— Кто сказал, что он будет получать шесть фунтов в год? — продолжал Квилп, озираясь по сторонам. — Старик сказал или маленькая Нелл сказала? И за что он будет получать шесть фунтов в год, и где его хозяева, а?

Добрейшую миссис Набблс так напугало неожиданное появление этого страшилища, что она выхватила малыша из колыбели и отступила с ним в самый дальний угол комнаты, а Джейкоб, сидевший на табуретке со сложенными на коленях руками, в остолбенении вытаращил глаза на этого гостя и заревел во всю глотку. Ричард Свивеллер не торопясь оглядывал семейство Набблсов поверх головы мистера Квилпа, а сам Квилп стоял, засунув руки в карманы, и, судя по его улыбке, наслаждался всеобщим переполохом.

— Не бойтесь, хозяюшка, — сказал он, выждав несколько минут. — Ваш сын меня знает. Я не ем младенцев, они невкусные. А вот этого юного горлана советую вам утихомирить, не то он введет меня в искушение, и я причиню ему какую-нибудь неприятность. Ну, сударь! Замолчишь ты или нет?

Маленький Джейкоб мгновенно запрудил два ручейка, которые струились у него из глаз, и так и обмер от ужаса.

— Смотри, разбойник, посмей только пикнуть, — продолжал Квилп, свирепо глядя на него. — Я тогда такую рожу скорчу, что тебя родимчик хватит. А ты, сударь? Почему ты не пришел ко мне, как обещал?

— А зачем? — огрызнулся Кит. — У нас с вами никаких дел нет и не было.

— Послушайте, хозяюшка, — сказал Квилп, быстро отвернувшись от Кита и обращаясь к миссис Набблс. — Его прежний хозяин никого сюда не присылал или, может, сам заходил? Где он сейчас, здесь? А если нет, куда они ушли?

— Он к нам и раньше никогда не приходил, — ответила мать Кита. — Я бы тоже дорого дала, чтобы узнать, куда они ушли. Тогда и у сына моего и у меня полегчало бы на сердце. Если вы тот самый джентльмен, которого зовут мистер Квилп, вам бы самому следовало все знать. Я сыну только сегодня об этом говорила.

— Гм! — хмыкнул явно разочарованный Квилп. — А этому джентльмену вы то же самое скажете, а?

— Если джентльмен спросит меня о том же самом, ничего другого я ему поведать не смогу, как бы мне этого ни хотелось, — последовал ответ.

Квилп посмотрел на Ричарда Свивеллера и сказал, что, поскольку они столкнулись на пороге, мистер Свивеллер, вероятно, тоже пришел навести справки о беглецах? Не правда ли?

— Да, — ответил Дик. — Такова была цель моей экспедиции. Я тешил себя этой мечтой, но увы!.. Похоронный слышу звон, — нет мечты, дин-дон, дин-дон.

— Вы, кажется, огорчены? — заметил Квилп.

— Вышел камуфлет, сэр, вот и все! — ответил Ричард Свивеллер. — Я затеял одно дельце, а тут на тебе такой камуфлет! Ты, светлой прелести и неги образец, будешь возложена на алтарь Чеггса! Вот так-то, сэр.

Карлик смотрел на Ричарда с насмешливой улыбкой, но Ричард, который уже успел крепко позавтракать в обществе одного приятеля, ничего этого не замечал и продолжал скорбеть о своей судьбе, вперив вдаль унылый, безнадежный взгляд. Квилп сразу учуял, что и визит Дика и его столь явное огорчение — это все неспроста, и, надеясь учинить какую-нибудь новую пакость, решил выведать, в чем тут дело. Придя к такому решению, он мигом придал своей физиономии выражение святой простоты, поскольку это было в его силах и возможностях, и рассыпался в соболезнованиях мистеру Свивеллеру.

— Я и сам огорчен, — сказал Квилп. — Но я скорблю о них просто по-дружески, а у вас, вероятно, имеются более веские причины — причины личного характера, и вам труднее перенести такое огорчение.

— Конечно, труднее, — раздраженно ответил Дик, — Ах, как мне вас жаль, как жаль! Я и сам расстроился. Но раз уж мы с вами товарищи по несчастью, давайте вместе испробуем верный способ рассеяться. Если другие дела не влекут вас в противоположном направлении, — Квилп настойчиво потянул Дика за рукав и, скосив глаза, лукаво заглянул ему снизу в лицо, — на набережной есть одно заведение, где подают такой джин, голландский — по-видимому, контрабандный, но это между нами, — какого на всем свете не сыщешь! Хозяин меня знает. У них на самом берегу стоит маленькая беседочка, и мы с вами выпьем там по стаканчику этого восхитительного напитка, набьем трубки табаком — вот он, у меня в табакерке, и, насколько могу судить, редчайшего качества — и премило проведем время. Или у вас имеются совершенно неотложные дела, требующие вашего присутствия в другом месте, а, мистер Свивеллер?

Дик слушал карлика, и лицо его мало-помалу расплывалось в довольной улыбке, нахмуренные брови разглаживались. К тому времени, когда Квилп кончил, Дик уже смотрел на него сверху вниз с таким же лукавством, с каким тот смотрел на Дика снизу вверх, и им осталось только направить свои стопы к вышеупомянутому заведению, что и было сделано без всяких отлагательств. Увидев их спины, маленький Джейкоб мгновенно оттаял н продолжил свои вопли с того самого места, на котором Квилп заморозил их.

Беседка, рекомендованная мистером Квилпом, представляла собой кое-как сколоченную из гнилых досок убогую клетушку, нависавшую над рекой и грозившую того и гляди съехать в типу. Сам же трактир — совершеннейшая развалина, изъеденная и источенная крысами, — держался только на деревянных подпорках, которые давно успели сгнить и начинали подаваться под такой тяжестью, а по ночам, в сильный ветер, скрипели и потрескивали, точно все это сооружение должно было вот-вот рухнуть. Трактир возвышался — если нечто подобное может возвышаться — на пустыре, куда относило дым из фабричных труб и где стоял вечный грохот якорных лебедок и шум взбаламученной воды. Внутреннее его убранство вполне соответствовало внешнему виду. Комнаты были сырые, с низкими потолками, в покрытых плесенью