— Полагаю, это следует сделать мне! — воскликнула Алара. Она отчаянно цеплялась за последнюю возможность сообщить Шане хоть какие-то сведения, которые понадобятся девочке, когда ее отправят навстречу собственной судьбе, какой бы она ни была. Или навстречу смерти — если эльфы узнают, кто она такая…

— Нет! — завопила Лори. Кто-то тут же огрел ее крылом, и Лори заткнулась.

Кеоке покачал головой, и свет переливающейся волной скользнул по его шее.

— На этот раз Лори права, Алара, — сказал он. — Ты уже потратила на эту полукровку немало времени. Даже чрезмерно много, если учесть, что ты — шаман. У тебя есть свои обязанности и своя ответственность, и некоторым из нас кажется, что ты без толку тратишь на этого приемыша время, которое могла бы посвятить исполнению своего долга. Нет, о девочке мы позаботимся сами. А ты занимайся своими собственными детьми и своей работой.

Алара покорно склонила голову. Ей хотелось кричать, хотелось напомнить всем, что быть шаманом — это означает всегда быть наособицу. Но она уже знала, что те, кто держится наособицу, часто раздражают других, и это может иметь довольно опасные последствия.

Итак, решение было принято, и собрание практически закончилось. Правда, споры тянулись еще некоторое время, — в основном стараниями Лори. Ее не устраивало, что Шана отделалась изгнанием, и ей страшно не нравилось, что Орола так резко отозвалась о ее драгоценном сыночке. Но в конце концов и ей пришлось умолкнуть и удалиться.

Алара отправилась в свое логово, к Кеману. На сердце у нее лежал камень. Ей даже не позволили попрощаться с Шаной.

Она остановилась у входа в логово и тут увидела, как Кеоке поднялся в воздух, держа в правой передней лапе что-то маленькое. Этим «чем-то» была питомица Алары. Девочку уносили прочь, не оставив ей ничего, кроме туники.

Смотреть на это было невыносимо — и все же Алара не могла отвести взгляд. Ей запретили даже мысленно разговаривать с полукровкой, и Аларе оставалось лишь в безмолвной тоске глядеть вслед Шане. На глаза драконице навернулись жгучие слезы, а сердце готово было разорваться от горя.

«Мое дитя, моя бедная, несчастная малышка…»

Алара смотрела им вслед, пока Кеоке не растаял в синей дали. Если бы только она могла помешать этому!

Потом Алара развернулась и побрела в глубь пещеры. Как она расскажет об этом Кеману?

Почти все то время, что Шана находилась в заключении, она проплакала — отчасти от злости, отчасти от страха Она злилась, потому что все это было несправедливо, и в то же время боялась. Что они теперь с ней сделают?

Пещерка, в которую посадили девочку, была холодной и неуютной. Шане даже не оставили света. Драконы не пустили к ней приемную маму, и никто даже не хотел сказать, где Кеман или хотя бы как он себя чувствует.

Все это было совершенно нечестно! Рови превосходил габаритами ее и Кемана, вместе взятых. Все отлично знали, что он драчун и задира. Вряд ли в Логове нашелся хоть один молодой дракон (не считая, наверное, Мире), который не возрадовался, узнав, что хоть кто-то наконец-то всыпал Рови по первое число.

И Рови совершил куда более тяжкий проступок, чем Кеман тогда, пять лет назад, — он нанес дракону, который был младше его, раны, последствия которых могли остаться навсегда. А в результате под замок посадили ее, Шану, как будто это она сделала какую-нибудь гадость!

Но и это еще было не самым худшим. Шана слышала, как беснуется Лори, требуя ее смерти. Лори всегда терпеть не могла Шану, и многие драконы сейчас были согласны с ней. Шана не думала, что приемная мама допустит, чтобы ее убили, но…

Но этой идеи хватило, чтобы довести девочку до слез — а гнев ее вскоре угас.

Шана не могла разобрать, о чем говорят в большой пещере, — эхо слишком сильно искажало голоса. Время от времени до нее доносилось собственное имя или имена Рови и Кемана, но и только.

В конце концов шум утих, и теперь Шана слышала лишь приглушенное бормотание. Шана ждала, что кто-нибудь придет и скажет, что с ней решили сделать. Девочке казалось, что она сидит здесь уже целую вечность. В пещерке было холодно и темно. Лишь там, где камень, служивший дверью, неплотно примыкал к стене, внутрь просачивался слабый свет.

Шана обхватила себя руками за плечи. Ее била дрожь, и причиной тому был отнюдь не один лишь холод.

В конце концов Шана услышала клацанье когтей по камню и приглушенные голоса двух драконов. Потом послышался скрежет, и огромный камень медленно отодвинулся в сторону. В маленькую пещерку хлынул свет, и Шана увидела смутные очертания огромной когтистой лапы, оттаскивавшей камень в сторону.

Шане показалось, что она должна встретить их стоя. Девочка медленно, с трудом поднялась на ноги, чувствуя каждый синяк и каждую ссадину, которые она заработала, скатившись с гребня холма Все ее тело окостенело от холода и теперь болезненно ныло. Шана вытерла глаза тыльной стороной ладони. Над головой Кеоке парил светящийся шар, и его желтый свет заставил Шану прищуриться. Вторым драконом оказалась Орола, но она лишь помогла Кеоке убрать камень с прохода и сразу же ушла.

Некоторое время Кеоке осторожно наблюдал за Шаной, словно ожидая, что девочка может швырнуть камень и в него. Собственно говоря, из незащищенных мыслей дракона Шана прекрасно могла узнать, чего он ждет и о чем думает.

«Хотел бы я знать, о чем она думает», — «услышала» Шана. Она взглянула на себя глазами Кеоке и увидела не то маленькое, перемазанное грязью, беспомощное существо, каким она себе казалась, а нечто чуждое и загадочное и, невзирая на свои малые размеры, не менее опасное, чем дракон.

«Скорпион тоже маленький и клыкастый паук. Но оба они способны убить. Она может причинить вред даже мне, если захочет. Она может с такой же легкостью обрушить камень на голову мне, как она это сделала с парнем».

«Если б это и вправду было так легко…» Тот всплеск силы, который Шана обрушила на Рови, дорого обошелся девочке — она была вымотана до предела. Если бы не страх и беспокойство, связанные с заключением, Шана скорее всего уже уснула бы.

— Надеюсь, вы не ждете, что я примусь извиняться, — угрюмо заявила Шана, — потому что извиняться я не стану. Я ничуточки не жалею о том, что сделала. Рови — жаба поганая, и я думаю, вы все еще пожалеете, что так долго позволяли ему задирать нас.

К ее удивлению, Кеоке невесело усмехнулся:

— Нет, дитя, я не стану ждать от тебя извинений. Полагаю, на твоем месте я бы сказал то же самое.

Шана потерла руки, пытаясь согреться, но осталась стоять на месте. Теперь мысли Кеоке были защищены, и Шана не могла прочесть их, не насторожив дракона. Поскольку девочка не слышала, что думает дракон, то она не могла и понять, что он намеревается делать. А потому она решила не двигаться, пока не поймет, что происходит.

— Тогда зачем же вы привалили меня этим камнем, как мышь, которую отложили на обед? — спросила Шана, даже не стараясь скрыть свое возмущение. — Если я не сделала ничего плохого, за что же вы меня наказываете?

Кеоке вздохнул и опустил гребень.

— Дитя, ты представляешь собой нечто новое и странное. Ты проделываешь такие вещи, на которые мы не способны. А все живые существа боятся того, чего не понимают, — все, даже драконы. Мы любим перемены, но лишь тогда, когда они происходят под нашим контролем — и то, честно говоря, лишь в том случае, если они не затрагивают наших интересов. Возможно, это глупо — бояться ребенка, которого любой из нас может прихлопнуть одной лапой. И тем не менее мы тебя боимся, — Кеоке опустил голову и искоса взглянул на Шану. Кажется, ему было стыдно. — Прости, Шана, но если бы ты принадлежала к Народу, все бы решили, что ты поступила с Рови совершенно правильно. Он заслужил эту трепку. И, судя по твоим словам, ты могла бы отлупить его куда основательнее, если бы захотела. Но…

— Но я к Народу не принадлежу, — спокойно закончила фразу Шана. В глубине души она чувствовала, что все к этому и идет.