глаза.

Ну, по крайней мере, она собиралась прикрыть их на минутку.

Но прежде, чем девочка решила, что пора открыть их обратно, она уснула.

Когда Шана проснулась, птицы-бегуна рядом не было. Девочка чуть не расплакалась. Птица успела стать ее ближайшим другом среди этих диких бескрайних пространств, заполненных лишь песком и камнем.

Пока Шана спала, наступила ночь — ночь пустыни, исполненная звуков и запахов. Стрекотали насекомые, шуршал песок под ветром. Откуда-то издалека доносилось завывание стаи луперов — судя по вою, луперы сейчас не охотились, а просто переговаривались между собой.

Шане захотелось, чтобы они оказались поближе. Она выросла рядом с луперами Кемана. Из луперов могут получиться неплохие товарищи, хотя и простодушные. Если она сумеет отыскать стаю и добиться, чтобы луперы приняли ее к себе, у нее не будет проблем с поисками пищи и воды.

Кеман… Ей даже не позволили попрощаться ни с ним, ни с Аларой. Последний раз Шана видела своего названого брата, когда кто-то из взрослых уводил его прочь. Кеман хромал, а его плечо и крыло было покрыто кровоточащими полосами. Шане запомнилось, как он взглянул на свое плечо и попытался что-то сказать, но его тут же увели. У Шаны сжало горло, и на глаза снова навернулись слезы.

Но сейчас слезы были не просто тщетны — они еще и означали потерю драгоценной влаги. Шана постаралась загнать слезы поглубже. Две слезинки все-таки скатились по щекам. Шана подхватила их пальцем и слизнула. Солоноватая жидкость лишь усилила ощущение жажды.

Девочка взглянула сквозь ветви кустарника на сверкающее звездами небо и попыталась прикинуть время.

Наверное, до рассвета уже недалеко. А значит, не стоит тратить время, пригодное для путешествия, на сон.

Она привалилась спиной к скале и снова вошла в транс — совершенно необходимая мера предосторожности. Ведь все живые существа, которых она обнаружила ранее — кроме муравейника, естественно, — наверняка переместились, пока она спала. А скорпионы и в темноте оставались такими же опасными, как на свету. Или, пожалуй, становились еще опаснее — они предпочитали ночной образ жизни.

Оказалось, что большинство скорпионов сползлись к дохлой змее, валявшейся с другой стороны скалы, — должно быть, это была недоеденная добыча птицы-бегуна. Скорпионы отщипывали своими клешнями крохотные кусочки змеиного мяса и ссорились за удобные места.

Это было неслыханным везением. На мгновение Шана даже подумала, что птица-бегун нарочно бросила дохлую змею именно туда, чтобы отвлечь внимание ядовитых тварей от девочки.

Но потом Шана решила, что скорее всего это получилось случайно. Хотя по крохотным мыслишкам скорпионов трудно было оценить истинный размер змеи, но ясно было, что при жизни это было настоящее чудовище. Похоже, птица-бегун просто обнаружила, что не в состоянии съесть столько за один присест, и бросила недоеденную добычу там, чтобы не привлекать внимание падальщиков к месту своего отдыха.

Впрочем, важны были не причины, а результат. А результат заключался в том, что Шана могла относительно безопасно выползти из кустов на открытое пространство, и она была очень признательна за это птице-бегуну.

Но когда Шана выбралась из своего временного укрытия и огляделась по сторонам, ее снова захлестнуло отчаяние. Куда бы девочка ни смотрела — на север, на юг, на запад или на восток — повсюду виднелся один и тот же пейзаж: серебряный песок, залитый лунным светом, и редкие пятнышки кустов и скал. Легкий ночной ветерок тоже не нес с собой никакой подсказки, один лишь вездесущий запах саджасовых кустов. Иди куда хочешь — разницы никакой. Шана решила бы, что ей вообще нет смысла куда-то двигаться, — если бы не необходимость отыскать воду. Теперь у нее пересохло уже и во рту, и девочка с трудом набрала достаточно слюны, чтобы смочить язык. Ей нужно как можно быстрее отыскать воду. Без воды ей никак не протянуть, дольше двух дней.

Девочка прикрыла глаза, защищая их от сверкания звезд, и постаралась разбудить свою способность чуять воду. Но все, что ей удалось разобрать, это слабый намек на присутствие воды где-то далеко на востоке.

Ну что ж, и на том спасибо.

Она повернулась спиной к скале и зашагала по песку, пользуясь одним лишь расплывчатым ориентиром — «на восток». Лунного света хватало, чтобы Шана могла идти, не спотыкаясь, и до тех пор, пока она будет придерживаться открытой местности, все должно быть в порядке. Вскоре Шана поняла, что заблудилась. По крайней мере, она никогда уже не сможет отыскать ту скалу и кусты, где отдыхала сегодня. Снова донесся вой луперов, на этот раз еще более отдаленный. Шана ничего не могла сказать о своем местонахождении — кроме того, пожалуй, что ощущение воды чуть усилилось.

А вдруг она ходит кругами? При таком однообразном ландшафте она вполне могла начать кружить, даже не заметив этого.

Но если она начнет беспокоиться еще и из-за этого, проще будет махнуть на все рукой и умереть.

Шана сосредоточила все свои мысли на том, чтобы попеременно переставлять ноги, избегая змей и скорпионов, и как можно старательнее прислушиваться к отголоскам присутствия воды. Она преуспела в этом более, чем ожидала, и вскоре уже совершенно машинально делала шаг за шагом, а сознание словно заволокло туманом, в котором просто не могло возникнуть никаких связных мыслей. Весь мир сузился до необходимости продолжать движение и до отдаленного намека на присутствие воды.

Пару раз Шана выходила из этого состояния, обнаруживала, что ничего особо не изменилось, и снова погружалась в это подобие транса. Но перед самым рассветом девочка ощутила нечто такое, что заставило ее остановиться и напрячь все свои чувства, чтобы отыскать источник беспокойства.

Долго искать не пришлось.

Беспокойство исходило от темноты, повисшей у восточного края горизонта и стершей все проблески рассвета, и от воздуха, застывшего в мертвенной неподвижности. Темное пятно росло с колдовской скоростью, вздымаясь все выше и выше, и небо темнело с каждым мгновением.

Песчаная буря!

У Шаны не было ни малейшей возможности избежать встречи с бурей, и едва хватало времени, чтобы отыскать себе убежище среди россыпи скал. Шана быстро вырыла нору у подножия скалы, а потом, когда рев бури приблизился, притянула к себе ветви куста и свернулась так, чтобы между ее телом и скалой оставался воздушный карман — нужно же будет чем-то дышать.

Потом буря обрушилась на Шану, и от всей вселенной остался лишь крохотный промежуток между телом девочки и скалой. Буря визжала, ревела и выла на разные голоса, и через несколько секунд этот рев стал таким сокрушительным, что слух просто перестал воспринимать его. Ветер и песок хлестали по телу девочки, и Шана изо всех сил пыталась подобрать руки и ноги под себя — спину хотя бы прикрывала туника, — и чувствуя, что скоро боль станет невыносимой, если только она не сможет защитить себя.

А потом не осталось ничего, кроме тьмы, воя бури и борьбы за каждый глоток воздуха.

Шана была совершенно уверена, что умирает.

До того момента, как клекот пустельги над головой сообщил Шане, что буря закончилась, девочка была убеждена, что она то ли оглохла, то ли умерла. Теперь же Шана медленно села и, сощурившись, уставилась на слепящее утреннее солнце. С ее плеч стекли ручейки песка. Кожу жгло, словно огнем.

От песчаной бури, едва не убившей девочку, не осталось и следа, если не считать груды песка, наполовину засыпавшего Шану, и того, что саджасовый куст, под которым пыталась укрыться Шана, потерял всю листву.

Воздух уже начинал прогреваться. Пустельга вдруг стрелой метнулась вниз — но по другую сторону скалы, — а потом взмыла в небо, зажав в когтях мышь, и испустила победный вопль.

Во рту у Шаны так пересохло, что это уже было истинным мучением.

Девочка выбралась из укрытия, кое-как пробившись через груду песка высотой ей по пояс, и остановилась. Ей пришлось ухватиться за скалу, чтобы удержаться на ногах.

Теперь Шане было не до солнца. Ей нужно отыскать воду или место, где можно переждать сегодняшнюю жару. Если же ей не удастся в самое ближайшее время найти воду…